Герой моего рассказа, 27-летний северодвинец по имени Даниил, принадлежит к «Свидетелям Иеговы». Когда я собралась о нём писать, услышала: «Вы что, сектантов решили пропагандировать?» Нет, я решила рассказать о том, как человек проходил альтернативную службу.
Именно из-за своих религиозных убеждений Даниил отдал долг стране и обществу в такой форме: год и девять месяцев отработал в качестве палатной санитарки (так записано в трудовой книжке). И своё право на альтернативную службу ему пришлось доказывать в военкомате около трёх лет. Когда комиссия наконец подписала его заявление, отправили Даниила в Смоленскую область, где в деревне Перегудово (название изменено) расположен психоневрологический интернат (ПНИ).
У тех, кто попал в ПНИ, серьёзные диагнозы и никаких перспектив на будущее — другого места обитания, кроме интерната, у них нет и никогда не будет.
— Когда я туда приехал, мне было 23 года. Хорошо, что не раньше: я бы психологически не осилил, — рассказывает Даниил. — По закону альтернативщикам должны выделять жильё. Меня поселили в изолятор — комнатку с железной кроватью, где до этого лежали умирающие. Я с хлорочкой там всё почистил, но ещё долго держался запах, оставшийся от предыдущих обитателей. Рядом был бокс, где содержат буйных в период обострения. Первое время по ночам я не мог спать, потому что они шумели за стеной, а по комнатке ино-гда пробегали крысы.
— Что входило в круг твоих обязанностей?
— Мыть пол в палатах и коридоре. Перестилать мокрые постели. Менять одежду и памперсы. Проветривать и при этом смотреть, чтобы из окна никто не сиганул. Следить, чтобы подопечные не делали запасы продуктов в тумбочках и подушках — они могли натолкать туда хлеб, яйца, рыбу, масло... Ещё были пять палат интенсивной терапии, где содержались под замком больные (их так и называли: подзамочники), которым давали сильнодействующие препараты. Надо было их отпирать и выводить на прогулку. Остальные гуляли по территории сами по себе, им разрешалось выходить в деревню. А подзамочников полагалось собрать в группу, проконтролировать, чтобы все оделись, и следить за ними на улице. Чтобы не торчать на улице просто так, я придумал с ними делать зарядку. Иногда с ними частушки пели, танцевали русского народного.
Перегудово не такое уж глухое место. До Смоленска, куда дважды в день ходит автобус, километров 40. Красивая природа, чистый воздух. Магазин. Ферма, куда в порядке трудотерапии привлекали некоторых пациентов.
Директор интерната, бывший военный, по словам Даниила, вёл себя, как монарх в своей маленькой империи. С другой стороны, он был человеком хозяйственным, провёл в интернате большой ремонт. И скорее всего он же приложил руку к тому, чтобы «альтернативщики» появились в его учреждении. Пока там работал Даниил, их прибыло ещё трое: кочегар, электрик и вторая «палатная санитарка» — Александр из Ставрополя. Вот они на фото: Саша в белом халате, Даниил рядом.
— Мне очень помогли мои соверующие, к которым я ездил в Смоленск на встречи, — продолжает Даниил. — Благо график работы позволял: сутки в отделении (смены у меня были с восьми утра до восьми утра следующего дня), а потом три дня выходных. Директор моих убеждений не понимал. Вот я собираюсь в Смоленск после дежурства. Я никакой: отработал сутки, всю ночь не спал, улаживал проблемы с пациентами, у которых были приступы. А он мне говорит: «Ну что, поехал в город лбом об пол биться?»
Иногда Даниил приезжал на собрания усталым до предела и опустошённым. Друзья понимали и спрашивали:
— Ну, кто сегодня умер?
Персонал, по словам Даниила, относится к больным по-разному. Некоторых он вспоминает с ужасом. Но есть и хорошие люди: психиатр Андрей Иванович, фельдшер Сан Саныч, старшая медсестра Ольга Витальевна, медсестра Нина Петровна и другие.
Двоих подопечных — 90 женщин разного возраста — Даниил помнит по именам. Баба Катя, которая его звала Котик-Моркотик, по умственному развитию как ребёнок, с куклой ходила. Кристина (18 лет) — из лежачих, постоянно испытывала боли, всё понимала, но почти не говорила. Баба Люся (58 лет) — тоже не могла говорить; родных нет, всю жизнь по интернатам. Баба Нюра (93 года) часто требовала покурить: «Да я ещё в войну с партизанами курила!»
Рядом с людьми, которые ничего, кроме интернатов, в жизни не видели, были те, кто когда-то жил совсем по-другому. Одна женщина была по профессии учительница, другая — банковский работник, третья — журналистка. Чистюля тётя Таня всегда подчёркивала, что кругом инвалиды, а она молодец; но иногда переставала принимать лекарства, и сразу становилось заметно, что с ней что-то не так, и тогда её увозили в Гедеоновку (посёлок, где находится Смоленская областная психиатрическая больница). Если у кого-то из перегудовских обитателей случалось обострение, если кто-то начинал буйствовать, становился опасен для окружающих и сам для себя, их отправляли в Гедеоновку, и они возвращались оттуда заторможенными.
Даниил вспоминает рутинный эпизод из жизни ПНИ:
— Однажды в три часа ночи меня позвали на другой этаж. Вбегаю в палату, а там лежит бабуля — из головы кровь фонтаном. История такая: она не могла заснуть, ходила по палате и шаркала тапками. Соседка по палате взяла свою клюшку и заехала ей по голове несколько раз. Решила проблему — больше никто не шаркает — и легла спать. Потом говорила: «Это не я, это не я!» Сама держит клюшку, а клюшка в крови.
Беседуя со мной, Даниил начал фразу:
— Что меня убивало больше всего...
Я думала, он скажет: «Перевозить умерших в морг», «Подмывать лежачих», «Находиться сутками среди непредсказуемых людей» или «Работать за троих».
Нет, он сказал:
— Больше всего меня убивало, когда родственники, которых больные очень ждут (для них много значил сам факт, что у них есть кто-то из родных), приехав в интернат, доходили только до бухгалтерии и уезжали, даже не встретившись с родными. Наверно, им полагалось выдавать на руки часть пенсии наших пациентов.
Больные любили Сашу и Даниила, звали их Сашулька и Данилка.
— Попросит кто-нибудь подстричь ногти, сделаешь — и ты для них чуть ли не святой. Даже те, кто почти не говорил, старались сказать «спасибо» — пусть медленно, по слогам, коверкая звуки. Но это было большое, сердечное спасибо.
Не так давно в СМИ было озвучено предложение направлять «альтернативщиков» не в хосписы и интернаты, а в воинские части вместо гражданского персонала: мыть казармы, работать на кухне и т.д.
Мнение Даниила:
— У людей могут быть разные убеждения, и не все альтернативщики на это пойдут. Они скорее сядут в тюрьму, чем согласятся работать внутри военной структуры. Я бы не согласился.
А вот работать в ПНИ согласился — и на ощутимое время заполнил собой кадровую дыру. Кто поедет в эту деревню работать санитаркой за четыре тысячи рублей? Никто. Но ведь больные нуждаются в уходе и присмотре постоянно.
Свою непростую службу Даниил вспоминает не с раздражением («Кошмар, наконец-то отмучился»), а с благодарностью:
— То, что я преодолел много трудностей, закалило мой характер. Не помню, чтобы после службы я вышел из себя, а раньше из-за всего переживал и расстраивался. Я стал ещё больше ценить родных. Это такое счастье, когда у тебя есть семья, когда есть зрение, слух, способность говорить. Я благодарен Богу, что прошёл через этот тренажёр душевных качеств.
