Вчера не добили. И снова я прусь на рожон,
Чтоб снова ногою - на грабли карательных акций.
И влево нещадно заносит крутым виражом,
И корчусь в угаре душевных своих эманаций.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Что же поделать теперь, если души не знают границ,
Незнакомы со словом "нельзя" и со словом "долг"...
И из тысячи всяких ненужных досадных лиц
Выбирают одно; кто велит им - черт? или, может, Бог?

Не найти от душевной боли таких всесильных пилюль,
Чтобы стирали мученья и даровали покой.
...Понимаю теперь сполна успокоившихся от пуль,
Пущенных в собственный лоб недрогнувшею рукой.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

О стихачества сладкие муки!
В предвкушении - каждый нерв!
Так и чешутся буйные руки
Сочинить нетленный шедевр!

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Конец имеет всё, и даже ложь.
Я не такая; я - гораздо хуже!
Тайфун я, смерчь; короче - дикий ужас,
И от самой себя бросает в дрожь.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Когда я устану от флирта, от трепа, раздоров -
Тогда оторву от инета уставший свой зад,
Со смехом порвав паутину словесных засад!
...Обидно, что, видимо, сбудется это не скоро.

Когда не смогу выносить равнодушные лица,
Когда перестану терпеть лицемерья вуаль -
Я остров куплю. Для себя и друзей. Только жаль,
Что этой заветной мечте еще долго не сбыться...

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Да, я знаю - опять костер.
Для двоих для нас тесен свет...
Ты опять вершишь приговор,
Не оставив выбора мне.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

О! Быть или не быть?! Опять мне эти муки
Судьбина злая шлёт. В рассвете чУдных лет
Опять должна страдать, заламывая руки :
В чём мне пойти на званный на обед?!

Все эти платья, эти туалеты -
То где-то жмёт, то слишком уж шарман...
Ну почему давно не канул в Лету
Весь этот глаз дурманящий обман?!

И мучаемся, бедные, веками,
Решая сей - столь тягостный - вопрос...
Ах! Если б можно было запахнуться
В сияющий покров весенних грёз!...

Ах, если б это стало вдруг возможным -
Отринуть напрочь все одежды лжи!!!
Но нет, увы...Табу...И вечен выбор сложный -
Что мне сейчас надеть?! Как ты сурова, жизнь...

Опять ломать мозги, чтоб избежать курьёзов:
Быть сногсшибательной - и вроде ни при чём...
Так быть или не быть?! Вот ведь вопрос вопросов...
Придётся, видно, быть...Но всё ж - о боже! - в чем?!!!

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Вслед за взлетом наступит падение.
Но играю опять в "чет" - "нечет":
Сопричастность? Иль боль отчуждения?
"Все вернется"? Иль - "Это пройдет"?

Всё пройдет. Это истина вечная.
И забвенью наступит черед.
Все пройдет! И метель бесконечная
Даже память о нас заметет...

Все пройдет - как проходят столетия.
Отболеет...рассыпется в прах -
И стихов кружевные соцветия,
И улыбка на нежных губах...

Истончится, сверкнет паутинкою
Моя жизнь, как несбыточный сон...
Все пройдет. И звенящей песчинкою
С ветром я зазвучу в унисон.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

В часах судьбы кончается песок,
Истраченный создателем иллюзий.
И стынет кровь. Пульсирует висок.
И некуда бежать... Завязан в узел
Бреду на выход. Рукоплещут Музы.

Течет в ничто Великая Река.
О память сердца...Замки из песка.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Букет из хризантем...
Изысканно-хрустальна
Горит в ночи звезда
Указывая путь.
Расстает грусть совсем.
Я знаю изначально -
Вернутся поезда
И ты.
Когда-нибудь.

Был у нас в доме один парняга странноватый — неразговорчивый, все время лохматый, круглый год в берцаках и военке, по пустырям всяким на постой шастал. Нифер, только без всяких цепочек и браслетиков.

А сказка началась где-то через месяц, когда мать решила сдать пустующую комнату. Квартирантка к нам подселилась — обычная сухонькая нервная баба, лет за пятьдесят, набожная, с виду тихая. Заселилась, повесила иконки в своей комнате, обжилась — а где-то через неделю муть-то и началась.

Смотрю — мать-то по виду сохнет; что ни день — не выспавшаяся, будто больная. Испугался — последний родной человек же остался, предложил к врачу. Тут квартирантка как взвилась: «Болезни — кара божия, — говорит, — в храм надобно, а не к врачу». Ну я челюсть подобрал и говорю, мол, слышь, дорогая, мы люди тоже крещеные, да только на Бога надейся, а сам не плошай. Не успел договорить, как на меня не только тетка-квартирантка, но и родная мать наорала... В жизни ведь голос не повышала, добрая была, ласковая, а тут... Обалдел я, в общем, да к себе пошел — не силком же теперь по врачам тащить. А через пару дней и меня скосило. Из рук валится все — на стройке мешок с цементом на ноги себе упустил. Бригадир по привычке матом покрыл, потом подошел, глянул, да без слов домой отправил.

Вот сижу я на скамейке — ни жив ни мертв, руки-ноги ватные, рассказываю пацанам за жизнь свою, как тут мимо тот парняга проходит. Все на него ноль внимания, а тот остановился, послушал, да говорит: «Покажи эту вашу квартирантку». Все начали над ним смеяться, а он на них внимания не обращает и ко мне опять: «Покажи, а? Хуже-то не будет». И было что-то в его глазах такое, тоска не тоска, просьба не просьба, да только согласился.

Зашли мы, а мать с теткой той в комнате сидит, та ей что-то про храмы да про ангелов рассказывает. Вид у матери больной до жути, а тетка — так наоборот, глаза горят, румянца добавилось — как помолодела.

Парняга тот к ним подсаживается здоровается вежливо и говорит: «А можно, мол, и я послушаю?». Словоохотливая квартирантка только и рада, а я стою и наблюдаю. Вот время идет — десять минут, двадцать — а тетка сбиваться посреди фразы стала, позеленела вся. Глянул на парнягу — а у того лицо перекошено, на губах кривая ухмылка застыла, и в глазах дикая-дикая такая ненависть горит, взглядом стенку буравит.

Тут тетка как подскочит, как завизжит — орет чего-то на парнягу, того и гляди, в лицо вцепится. Что дальше произошло, никогда не забуду — поднял тот доходяга лицо, прямо в глаза ей глянул, зубы оскалил, да зашипел так, как дворовые коты шипят, когда шкуры друг-другу полосуют. Только ту тетку и видели! Единственное, на следующий день зашла — по стеночке ходит, глазами на нас косит, пожитки забрала, да и свалила.

А через пару дней смотрю — и мать снова ожила, да и ко мне силы вернулись. Ну, думаю, зайду к парнише, поинтересуюсь, чего такого он сделал. Дня два я с ним никак пересечься не мог, а на третий встретил на лестничной площадке и спрашиваю: что это вообще за хрень была и с чего ты как кошак мартовский шипел?

Тот оглянулся — я аж за крестик вспомнил: лицо осунувшееся, будто постаревшее, синяки под глазами. Тут я и подумал невольно: а сколько парняге реально лет? Никто реально-то так и не знал, а на вид — то ли восемнадцать, то ли шестнадцать... сейчас меньше тридцати шести вообще не дашь.

А парняга тем временем дверь открыл и говорит, ладно, мол, заходи — поговорим. Сели мы у него на кухоньке, он откуда-то коньячок вытащил и говорит: «Ты в мистику и чертовщину всякую веришь?». Ясен пень, нормальному пацану всякой хрени бояться зазорно, я и говорю — нет, мол, дурь это все. Парняга в ответ: «Вот и я не верю. Только есть такие люди, которым человеческое внимание да сочувствие — как воздух. Их не любят, обычно после таких и голова болит, и вообще сил нет, но некоторые умеют так захватывать внимание собеседника, словно гипнотизируют. Неважно, на какую тему они треплются — тут главное то, что избавиться от такого прилипалы не все самостоятельно могут». «Ну, ясно, — говорю. — Тетка та — стерва, это я понял. А чего ты такой финт-то отколол?».

Парень ухмыльнулся и говорит: «Понимаешь, она ждет своей реакции — внимания, сочувствия. А я ей вместо этого подсунул чистую злобу. Тут она свое настоящее лицо и показала. А что до шипения — так то все равно, что выматериться, просто в чужом доме неудобно было».

Тут я чуток охренел: «Шипение — типа выматериться? Не, ну я догадываюсь, что кошаки друг друга не ласковыми словами во время драки величают, но это-то тут при чем?».

«А при том, — отвечает парняга. — Если помнишь дедовы сказки, изначально нечисть не молитвой отваживали, а крепким словом. К месту и с чувством употребленная ругань оглушает не хуже хорошего взрыва. По сути, мат — концентрированная злоба, а злоба — эдакий продукт переработки испуга».

Когда б Вы просто мне сказали,
То я, сударыня, для Вас
Забрало, маску, в этом зале,
Сорвал с лица бы сей же час.

Но раз уж Вами бой назначен,
Пусть грянет он, в конце концов...
Хотел бы, в случае удачи,
Увидеть Ваше я лицо.

Пока же скрыты наши лица...
Растет предстартовый азарт...
Решайте, чем мы будем биться.
Что б Вы ни выбрали, я - за!!!

Скажу Вам, сударь, без затей
(и я сейчас не каламбурю!)
Не ищем легких мы путей!
Мятежные, мы ищем бурю!

Пусть рифма будет нам оружьем!
Удар за Вами! Так смелей!!!
(Хоть проза больше греет душу -
Дуэль ведь с рифмою - острей!)

И коль паду в бою неравном,
Но на душе моей покой:
Идальго, рыцарь благонравный -
Подхватит сильною рукой! :))

Сударыня, Вы смотритесь отменно!
Румянец, латы! Кристиан Диор!
Я думаю… нет – знаю!… непременно
Вы у Идальго выиграете спор!

Да он, лишь Вас увидит – и все ясно!
Кранты… врача... повержен и убит!
Сударыня, Вы смотритесь потрясно!!!
(Кольчуга Вас нисколько не полнит :))

Благодарю Вас, сударь, от души!
Я знаю, Вы со мной чистосердечны!
Ах, эти комплементы так же вечны
Как трели соловья в ночной тиши!

Ласкают слух.И наполняют верой
(хоть Вам могу признаться - я дрожу,
от страха я совсем с ума схожу -
сразит Идальго наповал, наверно)...

Какая мука - боя ожиданье...
И этот страх...О, как же он велик!
...А может быть,откроете свой лик -
То отвлечет немножко от страданья! :))

Сударыня, поверьте мне, Идальго –
Добрейшее созданье. Без прикрас.
Его глаза сияют, как медалька:)
В минуты, когда думает о Вас!

Пошли с тобой гулять по крышам
Бродить всю ночь и до утра
До неба нам там будет ближе
И пусть кружится голова.




Пойдем, посмотрим на созвездья
И прикоснемся к волшебству.
Мы полетаем в поднебесья,
Не сон все это - наяву.