Невеста казака. 2 часть

— И вот представь, он мне и говорит: «Михал Ильич, ты не прав! Не брал я этот карбюратор!». А я ему: «Так а кто взял, шельмец ты эдакий, растуды его в подмышку?! Киплинг?», а он мне: «Во-во, Ильич! Точно! Ты сначала у этого немца своего спроси, а потом на порядочных людей наговаривай!». Так и сказал, вот чудило, представь! Не знает, кто такой Киплинг! А ещё механизатор! — голос отца звучал с кухни, пока Катерина зашивала его рабочую рубаху. — Кать, а ты где молоко брала? У Таньки Гаючки, что-ли?
— Нет, пап. У бабы Алёны, соседки. А что?
— Да прокисло вконец. А ты сразу в холодильник ставила?
— Сразу. Что ж я, совсем, что ли?
— Да нет, нет, конечно. Ну да ладно, ну его! Оставлю. Может, творог будет.
Зашив рубашку, Катя приготовила на ужин густой, наваристый борщ. Они с отцом поели, и довольный родитель всё нахваливал: какая, мол, у него дочь хозяйка замечательная выросла! Наелись, телевизор посмотрели и спать по комнатам разошлись.

В эту ночь она уже с нетерпением ждала его. Ей нравился его голос, нравились его чёрные усы, его большие, сильные руки. И он пришёл, как и вчера — такой же статный, такой же красивый.
— Что-то проголодался я с дороги, душа моя, — сказал казак. — Нет ли у тебя чего поесть?
Девушке было так легко с её ночным гостем — институтских парней она сторонилась, всё они ей были неинтересны. То слишком занудные, то излишне хулиганистые, то некрасивые. Не то, что этот. Недолго думая, пригласила она Максима в дом, открыла ему двери, и он, пригнувшись, чтобы не удариться головой о косяк, вошёл в сени, перекрестился. Девушка схватила его за руку и потащила в кухню, а из отцовской спальни выбежала Найда, и принялась обнюхивать гостя, пока Катя доставала из холодильника борщ и наливала его в миску, поставила на стол хлеб и блюдечко и голубую керамическую солонку.
— Ах, какой славный у твоего батьки пёс! Такой друг казаку всегда пригодится! — Максим возился собакой, а та виляла хвостом и довольно ворчала, в шутку пытаясь укусить его за руку — очевидно, запорожец животному тоже понравился.
Мигом прикончив борщ, парень вытер миску краюхой хлеба, которую бросил собаке.
— Хороша хозяйка! Славная будет мне жена! — Казак притянул к себе девушку и смачно поцеловал, прикусив ей губу. Катя вздрогнула от боли и неожиданности и, оттолкнув запорожца, прикоснулась к ранке. Во рту стоял солоноватый привкус крови. Максим громогласно рассмеялся и Катя проснулась.

«Наверное, сама во сне прикусила», — думала девушка, разглядывая в зеркало тёмно-бурое, слегка опухшее пятнышко на губе. Она умылась, почистила зубы, причесалась, и заплела косу. День предстоял долгий, работы было вдоволь: половину огорода предстояло переполоть, в район за покупками съездить, а заодно — встретиться с институтской подружкой. Катя вышла из крохотной ванной и отправилась на кухню, где чем-то стучал отец.
Михаила Ильича она застала за необычным для столь ранней поры занятием: отодвинув от стены холодильник, он копался в его потрохах, проверяя трубочки, на полу вокруг холодильника валялись инструменты.
— Паааап? — вопросительно протянула Катя.
— Ой, Кать, проснулась уже? А я тут с этим идолищем железным воюю. Сломался, поганец, наверно. Я утром борща твоего хотел покушать, достал, понюхал — скис! Главное, другим продуктам — ничего, а борщ скис к такой матери, а я ж его вчера сам в холодильник ставил. На нижней полке, видать, не морозит совсем. Надо бы Василича позвать. Может, вместе чего скумекаем… — отец всё продолжал говорить, а сердце девушки неприятно кольнуло, в висках барабанной дробью забилось чувство тревоги, к горлу подкатил неприятный комок. Она подошла к хлебнице, открыла резную деревянную дверцу и извлекла полбатона вчерашнего хлеба. Хлеб сморщился, тут и там его покрыли пятна серо-зелёной плесени.
— Вот это да! — воскликнул отец, вытирая руки о полу рубахи. — И хлеб пропал! Что за жизнь, куда на хлебзаводе смотрят?
— Это не на хлебзаводе смотрят, папа, это… — хлеб с глухим стуком упал на половицы, а Катя уселась на табурет и залилась слезами. Отец тщетно силился её успокоить. Сквозь всхлипы и рыдания она рассказывала, рассказывала, рассказывала… О раскопках, о легкомысленном обещании, данном у ямы с костями запорожца, о своих снах, о том, как угощала Максима молоком, борщом, хлебом…
Отец слушал. Слушал и молчал. Как ни странно, но Катю это даже успокоило. К тому же пришла Найда и трогательно уткнулась узкой мордочкой в руку девушки. Катя засмеялась и погладила собаку, голос её охрип от слёз.
— Найда, ты стереги эту дурёху, пока я не вернусь, на тебя вся надежда. А ты, дочурка, сиди тихо, я тут к соседке схожу, — с этими словами Михаил Ильич вышел из дома.

Отсутствовал он часа два, а потом вернулся в компании бабы Алёны. Старушка улыбалась и несла в руках что-то, завёрнутое в чистое полотенце. Катя с интересом разглядывала бабушку: та была одета во всё новое, даже обувь на ней блестела, как будто только из коробки. Бабулька извлекла из своего узелка свечу, какие-то травы, связанные в пучок и старый нож с деревянной ручкой. Перекрестилась на все стороны света, бормоча что-то себе под нос, зажгла свечу и обошла с ней все комнаты дома, не прекращая бормотать. Она крестила свечой окна, печь, двери и ляду, ведущую в подпол. Потом вошла в сени, подожгла свои травы, и ароматный дым наполнил все помещения. Кате стало невероятно легко дышаться: все заботы, казалось, упали с её плеч. Когда свеча почти прогорела, баба Алёна трижды провела лезвием ножа по пламени, а затем, потешно вскарабкавшись на принесённую отцом скамеечку, с силой вогнала нож сверху в дверной косяк, прямо над дверью, что вела из сеней в дом. В тот же миг свеча потухла, а соседка, крякнув, спустилась на пол.
Она уселась на скамеечку и попросила воды. Катя принесла ей с кухни кружку, и старушка с жадностью выпила всё до последней капли. Затем она долго объясняла Кате, что ей следует делать, если вновь придёт её сватать покойный запорожец…

— Катерина! Душа моя, сердце моё, отворяй скорее! Сил моих нет без тебя жить, и свет мне больше не мил без тебя, — его голос зазвучал, как только Катя сомкнула веки.
Она отворила дверь и он, войдя с улицы в сени, перекрестился и окинул помещение взглядом.
— Собирайся, милая. Нам путь неблизкий предстоит, рано выходить надо, панотец (священник) ждёт давно, — поторапливал её казак.
— Да ты погоди, сокол, — отвечала девушка. — Давай поедим на дорожку. Не годится голодным в путь пускаться. Только вот есть в сенях будем — в доме отец спит, слышишь? Вон, и стол я тебе тут поставила.
Сквозь приоткрытую дверь из глубины дома доносился храп. Не дожидаясь ответа, девушка пошла на кухню и высыпала в миску землю, которую оставила баба Алёна, взяла с полки самую большую кружку и, взболтав, вылила туда мутную, дурно пахнущую болотную воду. Вздохнув и успокоив дрожь в руках, Катя вернулась в сени, где её ждал казак. Вид у него был странно растерянный.
— Вот, милый, каши да пива тебе принесла.
— А ты, сердце моё? Не сядешь со мной?
— А я сухарик погрызу, — девушка извлекла из-за пазухи переданную соседкой проскурку, и откусила кусочек.
Казак ел землю так, вроде это действительно была каша, запивая болотной водой, как пивом. Катя в ужасе смотрела, как во рту запорожца исчезают полные ложки чернозёма, скрипевшего на его зубах и окрашивающего их в черный цвет. Тут уж будто сама кожа его посерела, а усы и чуб из угольно-чёрных стали светло-серыми. Его белый левый глаз казался теперь совсем уж неживым, хотя… Это же был не левый, а правый глаз!
— Что такое, милая? — казак повернулся, глядя на неё мёртвым взглядом. На месте шрама на его лице зияла кривая прореха, из которой сочилась тёмно-бурая, смердящая кровь. — Ужель стал я тебе не люб?
Девушка вскрикнула, вскочила на ноги и молнией ринулась в дом, захлопнув за собою дверь, ведущую в сени. Сердце бешено колотилось, руки тряслись, слёзы брызнули из глаз, и Катя затараторила заученный на память заговор:
— Что я обещала, то кошка украла, то птица унесла, собака забрала. Забрала, перегрызла, в огороде зарыла. Теперь тебе ко мне не ходить, меня не сватать, в чистом поле у тополя землю есть да на гадком болоте воду пить. Сгинь, сгинь, сгинь! Во имя Отца и Сына и Святого Духа, ныне и присно и во веки веков, аминь!
Затаив дыхание, она прислушалась. За дверью кто-то тихонько застонал, трижды топнул ногой, ударил кулаком в дверь, заставив Катю сдавленно вскрикнуть. Из щели между косяком и дверью послышался шёпот, обдавший дрожащую от страха студентку могильным холодом:
— Не забуду я тебя, Катерина. Час настанет — с того света вернусь. Ты меня забудешь, а я рядом с тобой буду.
Потом из-за двери послышались торопливые тяжёлые шаги, Катя глубоко вздохнула, утирая слёзы, и только тут поняла, что там, в сенях, осталась Найда! Она всё вертелась у неё под ногами, пока девушка накрывала на стол. Пересилив страх, Катерина распахнула дверь, но ни собаки, ни запорожца в сенях не было, лишь слабо покачивалась в скрипучих петлях входная дверь. Катя открыла рот, чтобы закричать, позвать собаку, но... Проснулась.

Отца в доме не было. Катя обошла весь дом, но нигде не смогла его найти. Она вышла во двор, но и там не обнаружила и следа Михаила Ильича. Найды тоже нигде не было видно. Она волновалась за собаку и за папу, всё произошедшее с ней казалось одним кошмарным сном, который никак не хотел заканчиваться. Катя побрела вдоль по улице к сельсовету, затем пошла к пожарной вышке, но и там никого не обнаружила. Она вернулась домой, прибралась, оставив на всякий случай нетронутым нож, всё ещё торчавший из дверного косяка. Сотню раз проклинала она себя за бездумно данное тогда, над казацкой могилой, обещание.

Отец вернулся только к вечеру: грустный, усталый, в запылённой одежде. Он рассказал, что рано утром сквозь сон услышал, как хлопнула дверь, и как Найда ринулась на звук. Он встал следом, но было уже поздно, собака убежала. Как ни искал он свою любимицу, да так и не нашёл — Найда будто испарилась, выбежав за дверь в сени. Может, собака, повинуясь неведомой прихоти природы, оставила любимого хозяина, а может, уставший от одиночества призрак запорожского казака Максима забрал пса себе.
Как бы то ни было, но собака так никогда и не вернулась домой. Прошёл учебный год, и вот, снова собираясь на побывку в родную деревню, Катя подобрала на улице, прямо возле общежития, чёрного котёнка с умилительными белыми лапками и белым пятнышком на лбу. Он трогательно бежал за девушкой, пока та с чемоданом шла к автобусной остановке. Сердце студентки не выдержало, и она взяла кота с собой. Котёнок оказался смышлёный, ласковый и игривый, Катерина очень к нему привязалась. Правда, уже позже выяснилась одна неприятная особенность — кот ничего не видел левым глазом…

Популярні приколи

відео

ТвинПикс

Невеста казака. 2 часть

Останні статті

Коментарі