Стокгольмский синдром & Лишний хэппи-энд

Начало тут  Эпилог здеся

5.

Конечно, захотелось хэппи-энда.

Извольте, наживлю его слегка,

Надеясь, что жива еще легенда

Про лучшего имперского Стрелка.

Был приличным солдатом когда-то,

Принят был императором старым,

Был обласкан и послан (не матом),

И еще он играл на гитаре.

Потом среди ясного неба – скандал,

Изгнанье и срам в приговоре!

Должно быть, он мучился, даже страдал.

Но время прошло и снесло ретивое.

Лучший адвокат и лекарь – время.

Время прошло и отхлынуло горе.

С лютым неприятием богемы,

Зачерствев, подался в ревизоры.

Наглухо застегнут на все пуговки,

И, хотя давно уже не воин,

Послан ангелом, химерой или пугалом.

Он – чиновник (и за что-то удостоен).

6.

Богема Либидо нарвалась на коллизию -

Стрелок пожаловал, с охраной и при шпаге.

Не просто с любопытством, а с ревизией,

О чем подробно – в гербовой бумаге. 

И «чем богаты…», «будьте нашим гостем!».

Кордебалет, «Аншлаг» - на сцену!

Расшаркиванье, живость, тосты…

В глазах и позах – нескрываемая радость,

И тут как тут – соседка и друг детства.

Елей и мед на лицах, ну такая сладость,

Такой восторг от бывшего соседства! 

Он твердо прервал, молвил жесткое «Нет»,

Соколом глянул, усмехнулся криво:

«Я ждал этого вот уже несколько лет,

И у меня есть счеты, личные мотивы»

В полупрострации, в недоуменьи,

В сморщенных лбах, чесанье темени

Никто не в курсе, никто не в теме,

Но столько мыслей, столько версий!

И трезвый, громкий как звон рельса

Стрелок: «Не будем тратить время»

В публику взгляд, на часы, взмах рукой:

«Десять минут отпускаю на вой.

А дальше по акту, по протоколу…»

В обморок – дамы, гул возмущений,

Где А-капелла, где хором, где соло –

Четверть часа истошных прений.

Потом, рывком, всем стало скучно очень,

Всем стало некогда и все заторопились.

Забеспокоились за тещ и дочек,

В усадьбах, мол, и слуги нерадивы,

С собой в пакет – бутылку пива,

Прощания, речитативы…  

Тут серебру в момент пришили ножки,

Барсетки замелькали, куртки, сумки,

В проходах стало сумрачно и тесно,

Невесть куда исчезли вилки, ложки,

Из окон упорхнули занавески

И не хватило бархата на креслах.

7. 

Пришли в себя – включили верхний свет.

Бра на четыреста свечей послушно загорелись.

«Батюшки-светы! Да кого тут только нет!»

(Кто-то со звоном уронил фарфоровую челюсть)…

Час назад остроумно изыскано, тонко

Львицы светские нервно со светскими львами

Каламбурами, штампами и пикировкой

Остроумничали, флудили и флиртовали.

А потом в уголочке за ломберным столиком,

Заглянув прямо в Либидо, скажет Стрелок:

«Где налоги, отчетность, первичка, невольники?

За все вместе и порознь - корячится срок.

Свет вывернул все кверху мехом -

Ревизия богатство явит пшиком.

Нет полусветским расфуфыренным доспехам!

Нет атрибутам роскоши и шика!

Я сюда напросился отнюдь не задаром,

Не Ван Хельсинг какой-то, чтоб нечисть гонять,

Я вам, сукам, устрою похлеще пожара,

Наизнанку вас выверну…. мать!

Я вас всех ненавижу, всю вашу породу,

Я вас выведу, суки, на чистую воду!» 

8.

И закружились Чувственность и Похоть.

Разнузданность явила миру перлы,

Образчики лихого беспредела.

Мне показалось, было не так плохо,

Когда они по камерам сидели...