Сила взгляда

        -- Да, не скрою, -- поразмыслив, ответила она. – Мне нравится твоё обаяние, твои глаза, слова… Твои прикосновения вызывают желание… Кстати, имей ввиду, что у тебя особенные руки…

   Эти слова, произносимые мягко, протяжно-ленивым, томным голосом, как будто мурлыканье, заставили меня покраснеть от удовольствия. Спустя много лет, услышав подобный голос по телефону, я отключался. Я знал наверняка, что Тамара – девственница, но не мог поверить, что в ней столько хладнокровия и опыта как для ничтожных двадцати двух лет. Это было очаровательное существо 168 сантиметров ростом, голубоглазое, с хорошей фигурой, интересным бюстом, стройными ножками и кругленькой попкой. Её голос, жест, которым она поправляла длинные, слегка подкрученные на кончиках, волосы, манера заглядывать в глаза с выражением невинного интереса, -- всё это, несомненно, не могло оставить равнодушным не только такого отпетого романтика, каким был я в свои 25 лет, но, пожалуй, любого, более зрелого, мужчину. Да ещё и в ту весеннюю пору, когда всё лишь начинает благоухать и распускаться…Наше знакомство началось за три часа до этих слов, мы гуляли по лесу, в голову лезло всё, что угодно, кроме здравомыслия – по крайней мере, так обстояли дела с вашим покорным слугой.

                -- Да, Геночка, -- продолжала она. – Но я спрашиваю себя: «Что ты будешь с этого всего иметь?» Ты, конечно, мальчик перспективный, интересный, страстный. Но ты – вечный искатель. Не в плане женщин, а вообще по жизни. Вот ты учишься, учишься… Сегодня ты здесь, завтра – в каких-нибудь горах, послезавтра – ещё невесть где. У тебя есть воля и знание. Думаешь, я тебя не раскусила? Мы с тобой находимся, так сказать, в разных весовых категориях…причём, я – в менее сильной. Мне нужен не такой мужчина.

                -- А какой? – заинтересовался я.

                -- Ну… Думаешь, если уж я девственница, то полная глупышка? Мой избранник должен быть обеспеченным, занимать высокое положение, без вопросов удовлетворять все мои капризы, которых, сам понимаешь, у меня много. И если мне захочется завести любовника, чтобы меня не мучила совесть.

                -- Ага… Стало быть, ты прониклась ко мне тем уважением, из-за которого ты в будущем не смогла бы мне изменять? – улыбнулся я.

                -- Да… приблизительно так…

                -- Зато мы могли бы оставаться хорошими друзьями, -- сделал вывод я.

                -- Да, конечно… Вот в качестве друга, даже самого близкого, ты меня устроил бы максимально.

                Время бежало, словно угорелое. Закончился апрель, распустился пёстрыми красками май. 1991 год был переломным не только в моих личных делах, но и к политике, к которой я имел кое-какое отношение. Будучи заместителем председателя Народного Руха по области и заместителя председателя «народного контроля», я совмещал свои обязанности с работой и учёбой: заканчивая пятый курс истфака, едва получив диплом философского; к тому же, я «тянул» ещё три факультета экстерном, не забывая отдавать должное, естественно, женскому полу. Насыщенные были времена, скажу вам честно…

                Вертясь в этом круговороте, я вскоре и думать позабыл о Тамаре, тем более, что её давно заменили Маши, Тани, Светы, Наташи из разных слоёв населения, из разных районов, из разных возрастных групп. В то время у меня получалось всё, что бы я ни задумал, независимо от сферы интересов. Я мог достичь любой поставленной цели, и для меня не существовало слова «невозможно». Захотел «прижать» хозяйку одного спецмагазина – прижал так, что двое её покровителей из обкома КПУ полетели с должностей; захотел «устроить ураган» в областном центре – устроил, понадобилось мне собрать митинг в тысяч пять человек – собрал двадцатитысячный, захотел «прижать» районный совет одного из регионов области – прижал так, что многие дрожали. Словом, энергии во мне было хоть отбавляй.

                Вот и июль наступил. Случилось мне как-то зайти в некое кафе в городке М* и выпить безобидную чашечку кофе. Это было глупостью, но во мне говорила та «безбашенность», которая движет мирами. Больше ничего не помню. Проснувшись наутро с очень тяжёлой головой, обнаружил себя за решёткой. Я пытался мысленно воспроизвести в памяти всё, что было со мной накануне, но ничего не получалось. Спустя час люди в погонах мне объяснили:

                -- О, вы такое натворили, что сидеть вам до гробовой доски! – победоносным тоном заявил заместитель начальника райотдела милиции. – Напились, избили пятерых сотрудников милиции, которые пытались вас угомонить, потом в отделении бушевали. Стёкла разбитые, пульт дежурки, двое людей оказались в больнице… Кстати, вы где научились так драться?

                «Что-то не то, -- заработала мысль. – Я ведь не употребляю спиртного. От одного кофе я уж никак не мог превратиться в невменяемую свинью. Пахнет клофелином....»

                -- В церковно-приходской школе, -- ответил я. – А как насчёт пройти медицинское освидетельствование на предмет наличия алкоголя в организме?

                -- Не положено, -- резко ответил он. – Всё, что нужно, мы сделали вчера ночью.

                Ага… Всё понятно. Сейчас мне инкриминируют статью, чтобы выбить из седла. А как раз накануне я в этом районе затеял пару уголовных дел на руководителей районного совета, директора общепита и первого секретаря райкома партии. Словом, мафиози местные… Всё понятно…

                Проведя трое суток в камере, я вышел на свободу под подписку о невыезде. Началось следствие. Наш руховский юрист отказался быть адвокатом, мотивируя ничтожными причинами. Аж становилось смешно… Меня вызывали на допросы, уточняя всевозможные детали. Особенно следователь нажимал на мои дела в этом районе, пытаясь выведать, что у меня «есть» на некоторых известных лиц. Недолго думая, я написал заявление с просьбой перевести следствие в другой район. Так и сделали. Теперь пришлось мне ездить в другой конец области. Но ничего, это не трудно. Да и новый следователь оказался человеком вполне сносным. Его не интересовали подобные дела, он сразу заявил: «Всё шито белыми нитками.» Мы пили кофе, разговаривали о всякой ерунде типа философии или путешествий. Но время шло, отведённые на следствие два месяца вот-вот завершатся. Меня могло спасти от статьи только чудо или хороший адвокат. А в то время ни один адвокат не отважился бы выступить против системы.

                Настал день, когда мой новый знакомый развёл руками, говоря:

                -- Дело забирает прокуратура области. Я вам не завидую, потому что ваше дело вызвался вести важняк Ж*. Это человек энкаведистского типа.

                -- Ладно, прорвёмся, -- улыбнулся я.

                Ж* действительно оказался человеком, склонным к жестокости. Умный, светлая голова, -- ничего не скажешь. Знал своё дело великолепно. А оратор-то какой! Создавалось впечатление, будто он мог бы внушить даже ангелу сомнение в его непорочности. Словом, зажал он меня. Конечно, в деле существовали некоторые моменты, в которых многое не клеилось, но в те времена подобные мелочи никого не интересовали. Он имел конкретное задание: «посадить» меня в течение недели. Такая спешка объяснялась тем, что дела на моих «подопечных» так и не закрылись, а продолжали расследоваться. А на дворе было уже шестнадцатое августа!

                Я пил кофе литрами или даже вёдрами, пытаясь напрячь мозг до максимума, чтобы он заработал в нужном мне направлении. Что из себя представляет этот Ж*? Служака хоть куда: за его плечами годы работы в прокуратуре, КГБ, даже в разведке некоторое время провёл. Богатая биография как для рядового следака, ничего не скажешь. Наверное, его ещё с молодости натренировали репетировать допросы, оттачивая каждое слово, каждую эмоцию, чтобы воздействовать на психику подследственных. Иногда даже музыку включал! Знал, каналья, что я обожаю классику… Знание дела чувствовалось в каждом его жесте, в тоне, манере резко изменять темы. М-да, с таким воевать сложно. Куда мне было в свои двадцать пять!.. Воображение живо представило меня в зековской робе где-то на Севере диком. Я обречён на то, чтобы лет, как минимум, девять, провкалывать на благо родины, а мои недруги будут, тем временем, вспоминать меня и ехидно посмеиваться над моей судьбой… причём, кое-кто из них будет проворно поглаживать пышные пейсы.

                И тут мне почему-то вспомнилась Тамара. Почему? Не скрою: если у меня случались «проколы» с молодыми женщинами, я заставлял себя полностью выжимать их из памяти. А эту запомнил… как великолепнейший гибрид красоты и цинизма. Её образ, да и вообще она вся – это нечто весьма яркое, любопытное. Такое не забывается.

                Так вот, Тома пришла мне в голову как-то спонтанно, непроизвольно, и не выходила из неё до тех пор, пока, наконец, я не уяснил великой цели Провидения, милостиво ниспославшего мне сей чудный образ. Для того, чтобы сбить с режима такую безотказную машину, робота, коим являлся Ж*, нужно было нечто сильное – раздражитель, стимул, рычаг, снайперская оптика -- нечто такое, что отвлекло бы его от тщательно продуманной схемы. Этим стимулом и раздражителем могла бы стать только Тамара. Впрочем, я особенно не надеялся, учитывая опыт и возраст своего противника.

                Как сейчас помню 17 августа 91 года. Сидим мы с Ж* в душном кабинете, воркуем… Он пытается «дожать» меня на «признание» в том, чего я не совершал. Уже часа полтора или два продолжается эта глупая игра, которая обоим надоела, но ей не видать ни конца, ни края. Я рассчитывал, что он, как обычно, оставит дверь приоткрытой, чтобы помещение проветривал слабый сквозняк, но на этот раз он закрыл её.

                -- Ты будешь сидеть, -- утвердительным тоном заявил он спустя час после начала беседы. – Это тебе говорю я!

                Представляю, как трепетали уголовники под нажимом его взгляда и этого тона!

                -- А что вы мне сделаете, если я откажусь подписать ваши инсинуации? – спокойно глядя ему в глаза, произнёс я. – А знаете ли вы, что спустя пару дней станете известным на всю Европу? Редакции известных радиостанций уже уведомлены об этом политическом деле.

                Ж* навострил усы. Он уже собирался ответить мне в своём духе, как вдруг щёлкнула защёлка двери и на пороге появилось небесное создание, воздушная апсара, нимфа, ангелочек невинного типа – понимайте, как хотите. Её невинные глазки скользнули по кабинету и столь же невинный голосок спросил:

                -- Простите… Вы не подскажете, где можно найти главного следователя?

                Вроде ничего особенного не произошло. Только глаза Ж* встретились с невинным взглядом… Но что это? Что случилось с Ж*? Он моментально позабыл о том, где находится! Он превратился в саму учтивость и услужливость! Его голос, до сих пор жёсткий и вкрадчивый, вдруг превратился в мурлыканье, усы взъерошились, он весь как-то особенно напрягся. Его глаза наполнились чем-то, похожим на муть и, словно находясь под гипнозом, он сбивчиво промолвил:

                -- Я… весь к вашим услугам…

                Забыв папку с моим делом на столе, как и обо мне самом, Ж* устремился прочь из кабинета, по пути взяв гостью под руку. Ну и Тамара! Она превзошла себя или это было её нормальным поведением? Странно, но иногда я, вспоминая об этом эпизоде, затрудняюсь с ответом… Ну и артистка!.. Следователь отсутствовал ни много ни мало – минут тридцать. За это время я мог уничтожить папку, сжечь кабинет и всю прокуратуру, произвести государственный переворот. Конечно, я так не поступил…

                Вернувшись в кабинет, следователь окинул меня удивлённым взглядом.

                -- Вы ещё здесь? Допрос продолжим завтра. Вот вам пропуск…

                С этими словами он вручил мне клочок бумаги и нетерпеливо махнул рукой, мысленно посылая меня куда подальше.

                Однако на следующий день я его не застал. Дежурный на мои вопросы ответил лишь красноречивым, ни к чему не обязывающим пожатием плечами.

                А 19 августа меня, как и большинство наших сограждан, шокировало всемирно известное заявление господина Янаева. ГКЧП – это было нечто странное, противоречащее законам истории и природы. Как впоследствии оказалось, всё было искусно разыграно теми, которые с пейсами…

                Все закопошились, как в гигантском муравейнике.

                -- Что будет? Нас всех повяжут! Сталинизм возрождается! – орали людишки во всю мощь своих ничтожных голосков.

                В штабе областного Руха, вопреки логике, я никого не застал. Тогда я вызвал нескольких, наиболее смелых людей, и провёл митинг в центре родного города. С сине-жёлтым знаменем… Это мероприятие длилось не менее часов четырёх. Большинство людей шарахались от нас, как от прокажённых, но многие принимали из наших рук листовки с воззванием не подчиняться ГКЧП и оставаться честными перед самими собой. Нас пытались разогнать представители власти, но я, сопротивляясь, кричал им в лицо:

-- А попытайтесь! Дорого же кому-то это обойдётся.

Мне было безразлично, я готовился дорого продать свою свободу. За пазухой у меня был пистолет Марголина.

Нас обступали десятки людей, потому не попытались…

К концу я остался вдвоём с молодым человеком четырнадцати лет. По ходу я посвящал его в историю этого народа. Уже прощаясь, парнишка заявил:

-- Геннадий Иванович, если понадобится умереть за свободную Украину, вы, пожалуйста, вспомните обо мне…

Его образ до сих пор приходит ко мне в бессонные ночи. Нам бы побольше таких ребят!..

А вечером, наконец, нашлось и руководство Руха. Собрались на экстренное заседание. Из пяти тысяч человек вспомнили о своей руховской приверженности всего десять…

-- Не исключено, что в ядре нашей организации есть коммуняцкие шпионы, -- заявил глава, мой непосредственный начальник. – Нам нужна контрразведка. Кого выберем начальником?

Многие знали о том, что я служил в розыске. На меня и пал выбор.

Я начал «копать» в ту же ночь, задействовав всевозможные источники, включив на полную мощность ту машину, которая у нормальных мужчин обычно бездействует – мозг.

-- «Рой» не столько вне Руха, как у себя за спиной, -- посоветовал, улыбаясь, один хороший знакомый, полковник КГБ.

И я начал «рыть», помня о том, что завтра или в любую минуту могу быть арестованным служаками от «КП и СС» (так я называл правящую партию на митингах, что вызывало смех у слушателей). И я «нарыл»… Такое нарыл, что стало стыдно не только за себя, но и за саму идею свободы и народного движения. О, у меня было бы что рассказать новым исследователям!.. Не далее, как в сентябре я начал работу, направленную на развал областного Руха, повторяя слова Тараса Бульбы: «Я тебя породил, я тебя и убью!»

Но дело не в этом. Как известно, Путч был кастрирован спустя несколько дней. Все уголовные дела (имевшие политическую подоплёку) были закрыты. Моё в том числе.

Но я-то помнил, что меня не упрятали за решётку накануне Путча исключительно благодаря Тамаре. Мне удалось увидеть её спустя год или около того. На её правой руке красовалось изысканное колечко с бриллиантом. Моя знакомая превратилась в цветущую даму, которую я узнал лишь по глазам. Она сверкала дорогими нарядами и взирала на окружающих свысока, словно богиня. Заметив меня, Тамара улыбнулась.

-- Благодаря тебе я нашла нужную партию, -- произнесла она.

-- В смысле?..—недоумённо ответил я.

-- Теперь я – госпожа Ж*.

-- Ты?! Ушам не верю!..

-- Он делает всё, что мне нужно. Это меня устраивает. Например, я только вчера вернулась из Гонолулу.

-- Ого… Молодец, -- засмеялся я. – Наверное, ты дорого ему обходишься?

-- Это его проблемы, -- загадочно улыбнулась Тамара.  – Вы, мужчины, вообще…глупы. Хотя бы потому, что видите в женских глазах лишь то, что хотите увидеть…

-- Ты права, -- ответил я, понимающе кивая головой. -- Наверное, дорогой муж скоро облагородит тебя наследничком...

-- Муж? -- чуть не поперхнулась собеседница. -- Разве я похожа на дуру, чтобы рожать от мужа?!

Пока мы пили кофе в дорогом ресторане, -- как старые друзья или, точнее, сообщники, -- в её очаровательных глазах вспыхнула искорка. Я уловил её, потому был готов к чему-то необыкновенному.

-- Гена, -- наконец, произнесла она, -- помнишь наш разговор в апреле прошлого года?

-- Когда ты мне отказала? – уточнил я.

-- Ну… ты понимаешь… Невинность женщины – понятие условное… Я не могла рисковать… Мне не хотелось, чтобы у будущего мужа возникали какие-либо претензии ко мне…

Я с понимающим видом кивнул.

-- Так вот…Мы могли бы продолжить тот разговор…Только мой ответ на сей раз был бы другим…

Да, я в те времена был бабником. Да, я влюбчив и склонен быстро привязываться к женщине, терять голову, совершать разнообразные глупости. Я мог в те времена взобраться ради одного взгляда по ржавой пожарной лестнице, в которой отсутствовали большинство ступенек, на пятый этаж, мог и жениться, мог последовать на край света. В моём обычае было и не спать по трое суток. Но… не в тот раз.

-- Тома, ты извини… Моё должно быть только моим, -- довольно твёрдо, даже жёстковато, ответил я, глядя этому «чуду природы» в глаза.

С тех пор мы больше никогда не встречались и, пожалуй, не встретимся... Прошло много лет, изменивших не только страну, но и меня. Сейчас для меня существует очень мало загадок, в частности, в женщинах. И порой я сожалею о времени, когда красивые глаза могли мне внушить веру и готовность на всё…