Три часа ночи. Бар. Все закрыто.
Из норки высовывается немецкая мышь, оглядывается - кота нет, несётся к бару, наливает себе пива, выпивает и летит, что есть сил, обратно к норке.
Через минуту показывается французская мышь, оглядывается - нет кота, тоже несётся к бару, наливает себе вина, выпивает и тоже убегает в нору.
Мексиканская мышь высовывается - кота нет - текила - норка.
Выглядывает русская мышь - нет кота, бежит к бару, наливает 100 гр. водки, выпивает, оглядывается - нет кота, наливает вторую, пьёт - нет кота,
наливает третью, потом четвертую и пятую.... После пятой садится, оглядывается, - ну нет кота! Разминает мускулы, закуривает и злобно так бормочет:
- Ну, ничего.... Мы подождём....
Из разговора с подругой, рассказывающей случай, произошедший с её ребёнком:
...и ещё вспомнили, как она в два с чем-то года рисовала сама красками что-то, я занята была. Закончив рисунок, она впервые свернула рисунок пополам, развернула и, увидев смешанные краски, сказала:" Абесдальная антихулописьная мазьня." Я поняла, что мазня, но какая. Три раза переспрашивала, смеялась, как дурная, а понять не могла...наконец до меня дошло, что это я ей что-то читала...бегом ищу где...нахожу у Н.Носова "Незнайка - художник". Ему сказал тюбик: - Это не картины, а бездарная антихудожественная мазня"...
Огонь оставлял неровные отсветы на её лице. Пахло ладаном и старыми холстами. За окном мягко и неровно ложился снег, вбирая в себя сиреневые тени. Заканчивался день. Сколько их ещё будет?
Она не думала мысли, которые приходили ей в голову, она перебирала их, как листки старого пергамента: эту - в мусор, эту - потом, эту надо будет подумать, а эта...
Эту надо убить...убить навсегда, сжечь и развеять по ветру, что бы нигде от неё не осталось и следа...Ей казалось, что она взяла её в руки и слышит, как трепетно она бьётся, незащищённая, по-детски трогательная, в чём-то смешная, до боли нужная и до боли же невозможная....Ей хотелось погладить её , как ребёнка, успокоить, обнять...но она знала, как больно она вопьётся своими маленькими зубками ей в горло, как только она даст ей волю. Захотелось плакать. Слёзы сами нашли дорогу на её щеках, затекая в нос, оставляя солёный привкус на губах...Она знала, что сейчас, убивая её, она убьет вместе с ней и большую часть себя...Ту часть, которая не справилась с маленькой светящейся мыслью. Мыслью, сделавшей её слабой. Мыслью, давшей ей почувствовать что-то до селе неизведанное, нереальное, и немыслимое одновременно. Было ли ей жаль...Да...Она уже несколько месяцев медлила, не решаясь спуститься в подвал для того, за чем пришла... Но у неё больше не было времени, она слабела, и скоро у неё не будет сил на то, что бы сделать это. Она поставила свечу на камень, разложила символы стихий, подожгла масло и ...бросила в огонь судорожно сжимающееся светящееся тельце...
Утром её не нашли...Её не было нигде, только сторож вынес из подвала длинный плащ с прожжённой дырой на груди.
А на небе вспыхнула ещё одна звезда молодая и яркая...
Сожму кулак до боли в кости белой,
Почувствую его живую силу.
Я очень долго так была не смелой,
Судьбе была порою я не милой.
Расправлю пальцы - ток пронижет кожу,
Вдохну глубоко - кровь пойдёт по венам.
Я чувствую, и ты, конечно, тоже.
Я слышу пульс души заиндевелой.
Я слышу ритм совместного дыханья.
Я - сумасшедшая, наверное, немножко.
Я чувствую тебя.. и лишь сознанье,