Париж мой --это край, где сумрак дней
глотают ночи буйства, чернь и злато,
где, может быть, рассвета цвет из блата,--
лишь ночи--золото, душистый зов путей!

Кудряшки, теней век кармин,
с изгибом нежным ракушкою носик,
а красный рот-- порез, вуаль... ах, бросьте:
фантомы предрассветные, аминь!

Всяк женский взгляд сулит тебе соблазн,
любви пытает, предлагает розу
иль урну в памяти взыскует грозно,
достойную для прихотливых глаз.

перевод с английского Терджимана Кырымлы 


Paris

My Paris is a land where twilight days
Merge into violent nights of black and gold;
Where, it may be, the flower of dawn is cold:
Ah, but the gold nights, and the scented ways!

Eyelids of women, little curls of hair,
A little nose curved softly, like a shell,
A red mouth like a wound, a mocking veil:
Phantoms, before the dawn, how phantom-fair!

And every woman with beseeching eyes,
Or with enticing eyes, or amorous,
Offers herself, a rose, and craves of us
A rose's place among our memories.

Arthur Symons

Я вытку грёзы на станке,
мой гобелен-- вселенной клин;
в своём укромном закутке
я-- мастер мира и земли,
и звёзды мне с небес сошли.

Я в рамку тку своё житьё,
свою любовь, за нитью нить;
минает мир, клянёт, поёт,
короны в лом, их кровь зальёт;
мою мечту стежок хранит.

И единственный мир,-- грёз моих этот свет,
а плетенья опричь счастья нет у меня;
ибо что этот мир кроме взорам тенет?
знает Бог, только Он, наших вер не ценя,
сидя, вяжет миры одиноких планет?

перевод с английского Терджимана Кырымлы 


The Loom of Dreams

I broider the world upon a loom,
I broider with dreams my tapestry;
Here in a little lonely room
I am master of earth and sea,
And the planets come to me.

I broider my life into the frame,
I broider my love, thread upon thread;
The world goes by with its glory and shame,
Crowns are bartered and blood is shed;
I sit and broider my dreams instead.

And the only world is the world of my dreams,
And my weaving the only happiness;
For what is the world but what it seems?
And who knows but that God, beyond our guess,
Sits weaving worlds out of loneliness?

Arthur Symons

Когда б лампады вспыхнули, священный лик--
зажатый октаэ`дром буесвета--
иссох бы; каждый люб-мальчиш
бросает пару взглядов прежде от красы падёт он.
Черты в интимной их потьме
из плоти слеплены, но ложный день придёт--
с уст образа падёт пигмент увядший,
одежды тленные откроют древность-грудь.

Я сердцем к разуму взываем был,
но сердце с головой ведут впустую;
я пульсом к разуму взываем был,
но с шагом зачастил советчик,--
и вот поля и крыша вровень; мчу я
наперекор векам, тишайший джентльмен,
чью бороду Египта ветер треплет.

Слыхал я много лет сказанья,
и многим летам перемены малость зрить.

Играя в парке, я подбросил мяч,
который не достиг пока земли.

перевод с английского Терджимана Кырымлы 


Should Lanterns Shine

Should lanterns shine, the holy face,
Caught in an octagon of unaccustomed light,
Would wither up, an any boy of love
Look twice before he fell from grace.
The features in their private dark
Are formed of flesh, but let the false day come
And from her lips the faded pigments fall,
The mummy cloths expose an ancient breast.

I have been told to reason by the heart,
But heart, like head, leads helplessly;
I have been told to reason by the pulse,
And, when it quickens, alter the actions' pace
Till field and roof lie level and the same
So fast I move defying time, the quiet gentleman
Whose beard wags in Egyptian wind.

I have heard may years of telling,
And many years should see some change.

The ball I threw while playing in the park
Has not yet reached the ground.

Dylan Thomas

Горбатый в парке, одинокий мистер, сбоку припёка меж деревьев и водой, только отворится садовый затвор-- пустит деревья и воду, до звона вечернего боя глухого,-- едящий хлеб с газеты, пьющий воду из кружки на це`пке,-- что дети топили гравием во фонтане, где я свой кораблик пускал,--- ночью спит в конуре он, на цепь не посажен никем. Что птицы парковые, встал он рано; что вода, он присел-- и "мистер", кричат ему, "эй, мистер!"-- мальчиши городские, бегушие; он услыхал их конечно-- те стихли, за пруд и каменья, смеются, когда он газетой трясёт, сгорбленный смехом из зверинца звонкого в зарослях ив, гонимого парковым сторожем с палкой, что листья сбирает на гвоздь. И ,старый пёс, он сонный, одинок средь лебёдок и нянек; только мальчики в ивах рыщут тиграми с виду долой-- порычать им на шатких каменьях; а заросли синими были от матросни, творили весь день до вечернего звона фигуру женскую без изъяна, стройную, что юный вяз, стройную-высокую, из его скрюченных костей, чтоб стояла в ночи, только цепь на засов, ночь сполна в неухоженном парке, только рельсы и тернии, птицы, травы, деревья и озеро и мальчишки, невинные, дикие что земляника за горбатым последовали в жёлоб тёмный его. вольный перевод с английского Терджимана Кырымлы 

The Hunchback in the Park 

The hunchback in the park A solitary mister Propped between trees and water From the opening of the garden lock That lets the trees and water enter Until the Sunday sombre bell at dark Eating bread from a newspaper Drinking water from the chained cup That the children filled with gravel In the fountain basin where I sailed my ship Slept at night in a dog kennel But nobody chained him up. Like the park birds he came early Like the water he sat down And Mister they called Hey mister The truant boys from the town Running when he had heard them clearly On out of sound Past lake and rockery Laughing when he shook his paper Hunchbacked in mockery Through the loud zoo of the willow groves Dodging the park keeper With his stick that picked up leaves. And the old dog sleeper Alone between nurses and swans While the boys among willows Made the tigers jump out of their eyes To roar on the rockery stones And the groves were blue with sailors Made all day until bell time A woman figure without fault Straight as a young elm Straight and tall from his crooked bones That she might stand in the night After the locks and chains All night in the unmade park After the railings and shrubberies The birds the grass the trees the lake And the wild boys innocent as strawberries Had followed the hunchback To his kennel in the dark. Dylan Thomas

Ныне да сгинет сушь меж людом, любовь-пуста-иуда, надгробья суть, цветение могильного застоя; ему ль, ради` чинов, сигать во прах отречься, дурню? твердью гнев откроет. Ныне да сгинет, "сэр" не промолвь, смерть если новь, твердь если смерть, советчик да ответит, иль тот, кто расчленил детей своих заботой, безбратнюю сестру пилою метит? Ныне да сгинет, "сэр" они молвить не могут; да шевелению мётрвого, и это, не то, только тень, ворон присевший, он низко залёг, он слышит убого, гребешок петушиный-- наверх от огня. Ныне да сгинет, так вниз звезда так мяч в не туда, так тает солнце тайное, супруга света, что в классики поскок по лепесткам, грядущий косарь верховой цветка. Ныне да сгинет нарядец для огненного тавра, и смерть власопятая, дух, что стучится в бревне; меня сотворим мы из тайны, что руку из воздуха: двувенную, крайняя плоть и облако. перевод с английского Терджимана Кырымлы 

Now 

Now Say nay, Man dry man, Dry lover mine The deadrock base and blow the flowered anchor, Should he, for centre sake, hop in the dust, Forsake, the fool, the hardiness of anger. Now Say nay, Sir no say, Death to the yes, the yes to death, the yesman and the answer, Should he who split his children with a cure Have brotherless his sister on the handsaw. Now Say nay, No say sir Yea the dead stir, And this, nor this, is shade, the landed crow, He lying low with ruin in his ear, The cockrel's tide upcasting from the fire. Now Say nay, So star fall, So the ball fail, So solve the mystic sun, the wife of light, The sun that leaps on petals through a nought, the come-a-cropper rider of the flower. Now Say nay A fig for The seal of fire, Death hairy-heeled and the tapped ghost in wood, We make me mystic as the arm of air, The two-a-vein, the foreskin, and the cloud. Dylan Thomas

Мир ждёт среди холмов; я пил покой, где по`лнит синий кров фиал великий меж холмов-- в нём слит покой. Меж небом и землёй я землю повидал: что туча-- и долой, небес остался слой; земли уж нет следа. Сюда Святой Грааль принёс потайный свет я кров приотворял-- и не узрел Грааль, видал лишь дивный свет. Лучи холмам суть Бог, а ветер вздох его, а здесь в его чертог свет с ветром: "Славь же, Бог и этот скудный вздох". перевод с английского Терджимана Кырымлы  * скорее всего, Монтсеррат-- название монастыря в Испании, см. по ссылке сhttp://www.hispana.ru/?page=object&infoID=12&objectID=132, --прим.перев.

Montserrat

Peace waits among the hills; I have drunk peace, Here, where the blue air fills The great cup of the hills, And fills with peace. Between the earth and sky, I have seen the earth Like a dark cloud go by, And fade out of the sky; There was no more earth, Here, where the Holy Graal Brought secret light Once, from beyond the veil, I, seeing no Holy Graal, See divine light. Light fills the hills with God, Wind with his breath, And here, in his abode, Light, wind, and air praise God, And this poor breath. Arthur Symons

Уходят корабли, врочаются назад,
окрытые ветрам;
а дождь и брызги пены --белый ад,
крик чаек белых-- срам.

Она глядится в море, если шторм
мешается с дождём;
а в душу ей судьбы бормочет тромб:
"чего столь дней пождём?"

Она глядит, как рвутся паруса,
сереет горизонт;
а корабли уходят-- и назад,
но где знакомый, тот?

перевод с английского Терджимана Кырымлы 


The Fisher's Widow

The boats go out and the boats come in
Under the wintry sky;
And the rain and foam are white in the wind,
And the white gulls cry.

She sees the sea when the wind is wild
Swept by a windy rain;
And her heart's a-weary of sea and land
As the long days wane.

She sees the torn sails fly in the foam,
Broad on the sky-line gray;
And the boats go out and the boats come in,
But there's one away.

Arthur Symons

Я сном печаль свою объял; Любовь уснула; она, по коей плакал я, средь слёз разгула. Да, я любил, и всё забыл затем. И всё же, Любовь мне молвит, прошлый пыл её неможет. Я вслед за ней хожу хвостом; Любовь дерзает куда? неведомо, никто о том не знает. Поскольку я унял свой плач, та плачет. Море во сне здесь, и она,-- палач мой,--сном уморен. перевод с английского Терджимана Кырымлы  Love and Sleep I have laid sorrow to sleep; Love sleeps. She who oft made me weep Now weeps. I loved, and have forgot, And yet Love tells me she will not Forget. She it was bid me go; Love goes By what strange ways, ah! no One knows. Because I cease to weep, She weeps. Here by the sea in sleep, Love sleeps. Arthur Symons

Они анданте, то ль во дрёме, вьют,
желты, черны, болотная чума;
глаза их синие без век-- тюрьма
молчанию; бездоннейший приют

в очах унылых, где роится гнев
и яд премногих змеевых колен
о зле твердит; но дрёму одолев,
бурлит плетёной арабески лень,

сжимая, развивая, для, вия
сердечки главок,-- сплюснуты ль пятой?--
готовые всосать лучи из дня,
и туго выставляет разнобой

из Каббалы запутанных колец
средь складок кожи, блёклый гобелен;
все, бездыханны, жирные, вконец
врочаются ,скользя, в застойный плен.

перевод с английского Терджимана Кырымлы 


The Andante Of Snakes

They weave a slow andante as in sleep,
Scaled yellow, swampy black, plague-spotted white;
With blue and lidless eyes at watch they keep
A treachery of silence; infinite

Ancestral angers brood in these dull eyes
Where the long-lineaged venom of the snake
Meditates evil; woven intricacies
Of Oriental arabesque awake,

Unfold, expand, contract, and raise and sway
Swoln heart-shaped heads, flattened as by a heel,
Erect to suck the sunlight from the day,
And stealthily and gradually reveal

Dim cabalistic signs of spots and rings
Among their folds of faded tapestry;
Then these fat, foul, unbreathing, moving things
Droop back to stagnant immobility.

Arthur Symons

Уж ми`нул год, вы помните тот бал?
Я оплачу наш ужин, хлеб и сыр.
"И чарку горькой. Помните ли, сир,
как вы почтили винный наш подвал?"

Ваш бесшабашный смех, --за ним тоска,
вам сладок хлеб, тем более-- абсент;
всё то лицо, улыбка и рука--
лишь стоит мне сказать словцо, в момент.

Мы танцевали,... минул год-гонец,
а я при вас, пока горит здесь свет;
Фортуна прочь-- вы ей вослед: "конец!",
та возвратится-- встретите: "привет!"

Мужчины-- прочь, а ипотека жмёт,
и в мире всём у вас ни друга нет;
концы с концами жизнь едва сведёт:
вы сыты? завтра?... клином белый свет?

перевод с английского Терджимана Кырымлы 


In The Haymarket

I danced at your ball a year ago,
To-night I pay for your bread and cheese,
"And a glass of bitters, if you please,
For you drank my best champagne, you know!"

Madcap ever, you laugh the while,
As you drink your bitters and munch your bread;
The face is the same, and the same old smile
Came up at a word I said.

A year ago I danced at your ball,
I sit by your side in the bar to-night;
And the luck has changed, you say: that's all!
And the luck will change, you say: all right!

For the men go by, and the rent's to pay,
And you haven't a friend in the world to-day;
And the money comes and the money goes:
And to-night, who cares? and to-morrow, who knows?

Arthur Symons