Вышедший на экраны фильм «4 дня в мае» — очередной залп информационной войны против России А ведь не зря говорят, что умом Россию не понять. И даже пытаться не стоит. Ведь только в России отношение к своим солдатам, выигравшим страшнейшую из войн в истории человечества, на протяжении последних лет неизменно гадливо-презрительное. Если не хуже. К примеру, если взять любой наш фильм о Великой войне, снятый после 1991 года, то наши деды в лучшем случае показаны дураками, но гораздо чаще – пьяными скотами, моральными уродами и сволочами. Причем фильмы подобного рода так и называют – «Сволочи».
Как правило, все эти фильмы страшно перегружены клише и штампами времен холодной войны, а то и «инновациями» доктора Геббельса: русские в массе своей неполноценны, войну выиграли исключительно по недоразумению, завалив ошарашенных «просвещенных европейцев» миллионами трупов, плюс ко всему комиссары стреляли в спину своим же солдатам. Ну а то, что русские были пьяницами и насильниками, – это еще со времен Рюрика известно. В общем, варвары, одним словом, пьяная скифская орда… Самое интересное, что многие эти штампы и клише взяты на вооружение некоторыми отечественными маститыми режиссерами, насаждающими в головах зрителей образ пьяненького, глупенького и страшного в своей дремучести русского Ваньки-дурака, над которым можно либо рыдать, либо смеяться.
Вот и очередной «великий фильм о Великой войне» под названием «4 дня в мае» изготовлен по уже проверенным рецептам интернациональным русско-украинско-немецким коллективом. Сценаристами этого «правдивого» фильма о войне стали Ахим фон Боррис (он же режиссер) и Эдуард Резник, а одним из продюсеров и исполнителем главной роли – Алексей Гуськов. Не знаю, кому как, но лично мне А.Гуськов был всегда симпатичен – и как актер, и как человек. Но только до той поры, когда выяснилось, кто продюсировал фильм «4 дня в мае». И вот почему.
Во-первых, сразу же вызвали неприятие первые кадры фильма. Разведывательное подразделение Красной армии оказывается в мае 1945 года в пансионате для девочек-сирот на побережье Балтийского моря. Наступающие на запад советские части оставляют подразделение под руководством капитана «Горыныча» (А.Гуськов) сторожить это самое побережье со сломанной пушкой, к которой прилагается один (!) снаряд. Задача – не дать немцам эвакуироваться в Данию. Как бы между делом показано, как бойцы Красной армии забирают с собой молоденькую немку (разумеется, для группового изнасилования), а озадаченного Горыныча-Гуськова оставляют куковать в пансионате с горсткой бойцов и сломанной пушкой. Глупо? Да, что-либо глупее придумать сложно, но зато этот мозговой выверт сценаристов должен понравиться западному зрителю, который лишний раз убедится в клиническом идиотизме русских солдат. Пушка с одним колесом и одним снарядом и насильно запиханная в кузов грузовика с солдатней немка. Ну кто еще, кроме русских, на такое способен?!
Во-вторых, сюжет до безобразия предсказуем. Очень скоро появляется отступающая немецкая группировка, которая категорически не хочет сдаваться в плен Гуськову, а мечтает эвакуироваться в Данию, чему Гуськов, конечно же, противится. Немцев в разы больше, чем русских, и они хотят захватить пансионат, но коварный капитан Горыныч берет в заложники девочек-сирот, после чего обескураженные благородные немцы отступают. А как же иначе? Ведь еще Достоевский более чем доходчиво все разъяснил про слезинку ребенка. Но это – лишь цветочки.
Ягодка появляется позже в виде скрывающейся на чердаке пансионата от диких похотливых иванов немецкой фрейлейн. Девушка прячется не просто так: и она, и зритель уже знают, что при виде юбки вечно полупьяные русские солдаты неизменно спускают штаны и занимаются непотребством. Нечто подобное пытался сделать сержант-снайпер (А.Мерзликин), что не понравилось капитану Горынычу и из-за чего возник конфликт. О субординации, имеющей место быть в действующей армии, сценаристы как-то не подумали. Сержант ведет себя по отношению к капитану Горынычу так, словно тот является не его воинским начальником, а подельником, и находится сержант не в воинском подразделении, а в махновской банде.
Кстати, несмотря на возраст, капитан Горыныч – всего лишь капитан. И, как несложно догадаться, он потому до сих пор капитан, что имеет свою точку зрения. А вольнодумцев в РККА, как всем ИЗВЕСТНО, конечно же, терпеть не могли. Это же не прогрессивный вермахт и не демократичная американская армия. Вот и «зажимали» капитана где только можно, и ставили подножки на ступенях карьерного роста. В Красной армии, как всем ИЗВЕСТНО, только подонки и сволочи дорастали до генеральских и маршальских звезд, а честные мужики типа Горыныча так и прозябали в скромных капитанских званиях.
И вот такой кристально честный, матерый человечище, которому как минимум полком, а то и дивизией командовать, вступается за немецкую фрейлейн и не отдает ее на поругание негодяю-сержанту. В фильме «4 дня в мае» половой вопрос вообще поставлен во главу угла, и именно на нем базируется весь сюжет.
Дальше – хуже. Неожиданно для всех Германия капитулирует, войне конец, можно перевести дух. Но не тут-то было. Подразделение капитана Горыныча празднует окончание войны вместе с насельниками пансионата, но праздник омрачает приезд вдрызг пьяных советских офицеров, которые, как нетрудно догадаться, сразу же заприметили немецкую фрейлейн и возжелали ее. Но на пути насильников неприступной скалой встал героический капитан Горыныч, в результате чего дело дошло до мордобоя. И не только до него. Далее фантазия сценаристов воспарила до каких-то уж совсем запредельных высот, и все действо стало напоминать произведения Кафки.
Получив по морде от капитана Горыныча, пьяный майор вернулся в свое подразделение и объявил, что в пансионате засели власовцы, которых, разумеется, надо уничтожить. После чего начался штурм. Но Горыныч тоже был не промах и запросил помощи у… слоняющихся неподалеку немцев. Те, конечно же, с готовностью откликнулись, моментально превратившись из вчерашних врагов в братьев по оружию. Совместными усилиями советско-фашистского «сводного отряда» нападающие были разбиты и обращены в бегство, справедливость восторжествовала... а зрителю в очередной раз показали, какими скотами были солдаты Красной армии, которые и немок насилуют, и своих же убивают, не моргнув глазом.
Официальный слоган фильма «4 дня в мае» звучит очень пафосно и многомудро: «Иногда граница проходит не между своими и чужими, а между добром и злом». Ни дать ни взять, прямо Нагорная проповедь какая-то. Но это мудреное изречение все же не отвечает на ряд вопросов, которые возникают после просмотра фильма. И главный из них – зачем? Зачем снимать кино, позорящее наших солдат? И в данном случае не столь важно, насколько достоверно отображена историческая правда. Просто интересно понять психологию русских людей, вкладывающих деньги (о том, кто вкладывает, – чуть ниже) в подобные фильмы, где солдаты капитана Горыныча бок о бок с немцами жгут «тридцатьчетверки» и убивают своих же соотечественников. Поверить в такое может только зомбированный Голливудом европейский или американский обыватель, но никак не гражданин страны, заплатившей за победу двадцатью миллионами жизней. Официальный слоган фильма явно должен звучать иначе. Про добро и зло вообще не стоит упоминать, а лучше бы объяснить, каким образом граница прошла между своими, и кто для создателей этого фильма «свои»... Ну как тут не вспомнить Горького и его знаменитое «с кем вы, мастера культуры?»!
Справка KM.RU Вот что пишет по поводу «первоисточника», на котором базируется сюжет «4 дней в мае», известный публицист Владислав Шурыгин: «Когда же на одном из мероприятий известный военный историк Алексей Исаев припер Фоста (Дмитрий Фост – автор якобы основанного на воспоминаниях очевидцев рассказа «Русская былина», ставшего «литературной основой» фильма. – Прим. KM.RU) к стене тем, что вся его история про героическую защиту немок Рюгена держится на «документе» некоего «137-го танкового батальона 90-й стрелковой дивизии», но в стрелковых дивизиях 1945 года: «а) не было танковых батальонов, б) противотанковый дивизион 90-й стрелковой дивизии, единственный, который в дивизии мог иметь что-то похожее на танки, имел только легкие Су-76 и, главное, имел № 66», оный Фост сдулся и заявил, что специально придумал эту историю, «чтобы укрепить русско-германскую дружбу». Вот так!»
Информационная война против России ведется давно – не один десяток лет. Нам усиленно вдалбливают в голову вину за собственную историю. Чтобы потом каялись лучше. Нам настойчиво твердят, что наши деды были скотами, пьяницами и насильниками, которые надругались над Европой. Красная армия – это не армия-освободительница, а вооруженный сброд, дикая орда недочеловеков, чуть не погубившая европейскую цивилизацию. Это только недоумки могли воевать с пушкой с одним колесом и одним снарядом. Это только недочеловеки были способны убивать друг друга ради немецкой девки. Это только дегенеративные иваны могли сражаться плечом к плечу с нацистами против своих же. Да и чего говорить об этом? Ведь ВСЕ давно знают, что Гитлер и Сталин – близнецы-братья, красно-коричневая чума, тоталитаризм и диктатура. СССР – тюрьма народов, войну выиграл рядовой Райан, а Гитлера убил в парижском театре героический еврейский спецназ – «бесславные ублюдки» Тарантино. А Красная армия на фоне этих подвигов лишь грабила, пьянствовала да насиловала.
Вот так и переписывается история Великой войны. И можно не сомневаться, что в скором времени мы увидим еще и не такие «шедевры»...
Ну и несколько слов о том, за чей счет, собственно, снимаются подобные поделки. Как стало известно из сообщений СМИ, 16 млн руб. на производство «4 дней в мае» выделил некий «Фонд поддержки и развития авторского фильма», который возглавляет основатель «Русского лото» Элмурод Расулмухамедов. Сей господин ранее прославился тем, что, например, на заседании дискуссионного клуба «Улей» при Центральном совете сторонников партии «Единая Россия» предложил… переселить российских пенсионеров куда-нибудь подальше – например, в Индию. Мы, конечно, не утверждаем, что пасквили, подобные творению г-на Гуськова, снимаются по указанию партии власти (при этом известно, что фонд Расулмухамедова финансировал проведение форума «Кино России – 2020», организуемого при поддержке «Единой России»), но очень хотели бы знать, как руководители вышеупомянутой организации относятся к появлению подобного рода «продукции».
Философия привела его на костер. Главным обвинителем против него было его учение о бесконечности Вселенной и множестве миров. Семь лет томился Бруно в тюрьмах инквизиции, ибо судьи не теряли надежды, что он отречется от своих научных убеждений. Однако Бруно предпочел смерть отречению от своей философии. 17 февраля 1600 года он был с особой торжественностью сожжен на костре в Риме на campo dei Fiori. Он родился в 1548 году в Ноле, провинциальном городе неаполитанского королевства. В 1562 году Бруно поступил в монастырь Святого Доминика, в тот самый монастырь, где за три столетия перед тем жил и творил Фома Аквинский.
В промежутках между учеными занятиями Бруно, тайком от своего монастырского начальства, написал комедию «Светильник» и сатиру в форме диалога «Ноев ковчег». В 1572 году, 24-х лет от роду, Бруно получил сан священника в Кампанье. Вдали от бдительного монастырского ока он познакомился с трудами Коперника «Об обращении небесных тел». Как только он возвратился из Кампаньи опять в монастырь, его обвинили в недостаточной почтительности к святым реликвиям. Было перечислено 130 пунктов, по которым брат Джордано отступил от учения католической церкви. К ним присоединилось обвинение, что он вынес из своей кельи все иконы, оставив лишь Распятие.
Он сбрасывает монашеское одеяние и отправляется в Геную. Говорят, что, убегая из Рима, Бруно встретил у ворот своего товарища по ордену, который пытался его задержать и отправить в тюрьму. Но Бруно столкнул его в волны Тибра, где ревностный служитель церкви нашел достойную смерть. В Генуе Бруно пробыл всего три дня: там свирепствовала чума, что заставило его поскорее оставить город. Оттуда он перебрался в Ноли, а через пять месяцев — в соседнюю Савону, через две недели он переехал в Турин, а затем — в Венецию. В то время Венеция, подобно Генуе, страдала от чумы. После двухмесячного пребывания, Бруно оставил Венецию и переселился в Падую, а затем — после нескольких месяцев скитаний — решает перебраться в Женеву.
Бруно, ярый противник Аристотеля, не стеснялся критиковать великого философа, авторитет которого считался в то время непоколебимым. Логика и физика Аристотеля, вместе с астрономической системой Птолемея, считались тогда нераздельными частями христианской веры. В 1624 году, четверть столетия после смерти Бруно, парижский парламент издал декрет, запрещавший публично поддерживать тезисы против Аристотеля, а в 1629 году тот же парламент по настоянию Сорбонны постановил, что противоречить Аристотелю — значит идти против церкви. Отрицательное отношение к Аристотелю и к ученому сословию тогдашнего времени создало всюду для Бруно враждебную атмосферу.
Чтобы понять причину ненависти к Бруно, необходимо воспроизвести тогдашнее представление об устройстве Вселенной. Сущность Аристотеле-Птолемеевской системы заключалась в учении о Земле, как центре Вселенной, вокруг которой вращались Луна, Солнце и звезды. Земля помещалась в центре небесного свода, представляемого огромным шаром, который в свою очередь состоял из десяти твердых, шарообразных поверхностей, вставленных одна в другую и прозрачных как кристалл. Самая крайняя из этих так называемых сфер, с неподвижными звездами, совершала движение с востока на запад, как бы вокруг оси, проведенной через центр Земли.
Сам Коперник, утверждая, что Земля и планеты вращаются вокруг Солнца, думал, что за отдаленной планетой — Сатурном — находится кристаллическая сфера неподвижных звезд. Бруно предвосхитил современную космологию. Он утверждал: 1. Земля имеет лишь приблизительно шарообразную форму: у полюсов она сплющена. 2. Солнце вращается вокруг своей оси. 3. Вокруг звезд вращаются бесчисленные планеты, для нас невидимые, вследствие большого расстояния. 4. Мир и системы их постоянно изменяются, и как таковые они имеют начало и конец, вечной пребудет лишь лежащая в основе их творческая энергия. После пятнадцати лет скитаний Бруно возвратился на родину, в Венецию.
Копии допросов Бруно были направлены в Рим, оттуда 17 сентября последовало решение: требовать от Венеции выдачи Бруно для суда над ним в Риме. Общественное влияние обвиняемого, число и характер ересей, в которых он подозревался, были так велики, что венецианская инквизиция не отважилась сама окончить этот процесс. Римское инквизиционное судилище (конгрегация) состояло из нескольких кардиналов под личным руководством папы. Великим инквизитором на процессе Бруно был кардинал Мадручи; следующее за ним по влиянию место занимал кардинал Сан-Северино, который называл Варфоломеевскую ночь «днем великим и радостным для всех католиков».
Но срок этот истек без результата. 21 декабря, при общем обходе заключенных, Бруно опять спрашивали, желает ли он отречься от своих заблуждений. Великий узник твердо заявил, «что он не может и не хочет отречься, что ему не от чего отрекаться, что он не знает, в чем его обвиняют». Это заявление лишь ускоряло развязку. Тщетно посылала конгрегация для переговоров с Бруно генерала ордена Ипполита Марию и его викария Павла Мирандолу. Бруно отказался признать представленные ему тезисы за еретические и с негодованием прибавил: «Я не говорил ничего еретического, и учение мое неверно передано служителями инквизиции».
Он был лишен священнического сана и отлучен от церкви. После того его сдали на руки светским властям, поручая им подвергнуть его «самому милосердному наказанию и без пролития крови». Такова была лицемерная формула, означавшая требование сжечь живым. Бруно держал себя с невозмутимым спокойствием и достоинством. Только раз он нарушил молчание: выслушав приговор, философ гордо поднял голову и, с угрожающим видом обращаясь к судьям, произнес следующие слова, ставшие потом историческими: «Быть может, вы произносите приговор с большим страхом, чем я его выслушиваю». Из дворца Мадручи Бруно был отвезен в светскую темницу.
«Я умираю мучеником добровольно, — сказал он, — и знаю, что моя душа с последним вздохом вознесется в рай». Таким образом еще раз предоставленный ему срок истек бесполезно и наступил день 17 февраля 1600 года. В Римской Кампаньи цвела и благоухала итальянская весна. Жаворонки щебетали в голубом эфире; в миртовых рощах пели соловьи. В самом Вечном городе хоругви и звон колоколов возвещали большое торжество. Клемент VIII, тот мудрый и благочестивый папа, которому удалось вернуть Генриха IV в лоно католической церкви, праздновал свой юбилей. Рим кишел пилигримами из всех стран. Одних кардиналов съехалось до пятидесяти; вся католическая церковь, в лице ее высших сановников, собралась около своего папы и ожидала сожжения Бруно.
Осужденного с особой торжественностью везли на место казни; красное как кровь знамя предшествовало ему; шествие сопровождалось совокупным звоном всех колоколов; впереди шли священники в полном облачении и пели священные гимны. За ними следовал осужденный грешник, одетый в желтое одеяние, на котором черною краскою были нарисованы черти. На голове у него был бумажный колпак, который оканчивался фигурой человека, охваченного огненными языками и окруженного отвратительными демонами. Обращенным в противоположную сторону от осужденного, несли Распятие: ибо спасения уже не существовало для него. Отныне огню принадлежало его смертное тело; пламени ада — его бессмертная душа.
Обыкновенно эти казни совершались в дни больших торжеств; к этому времени накопляли побольше жертв, чтобы численностью их увеличить значение праздника. В особенно торжественных случаях при казнях присутствовали короли, они сидели с непокрытыми головами, занимая места ниже Великого Инквизитора, которому в эти дни принадлежало первое место. Да и кто бы мог не трепетать перед трибуналом, рядом с которым не садились сами короли?» Такое аутодафе было приготовлено 17 февраля для Бруно. Сотни тысяч людей стремились на campo dei Fiori и теснились в соседних улицах, чтобы, если уж нельзя попасть на место казни, то, по крайней мере посмотреть процессию и осужденного.
На этих некогда столь красноречивых устах теперь играла улыбка — смесь жалости и презрения. Осужденный поднялся по лестнице, ведущей на костер. Его привязали цепью к столбу; внизу зажгли дрова… Бруно сохранял сознание до последней минуты; ни одной мольбы, ни одного стона не вырвалось из его груди; все время, пока длилась казнь, его взор был обращен к небу. 9 июня 1889 года в Риме на campo dei Fion был открыт памятник Бруно. Перед его статуей преклонили знамена 6000 депутаций со всего мира. Статуя изображает Бруно во весь рост. Внизу на постаменте надпись: «Джордано Бруно — от столетия, которое он предвидел, на том месте, где был зажжен костер».
Кристальной сферы мнимую преграду,
Поднявшись ввысь, я смело разбиваю,
И в бесконечность мчусь, в другие дали.
Я Млечный путь внизу вам оставляю.