Горгульи - раскрытые пасти,
Стекает вода дождевая,
И ты почему то знаешь,
Что эта вода не святая.

Красивою нитью красной,
Помечено то, что важно,
И вижу, что все напрасно,
И это уже не страшно.

И я по глазам читаю,
Как тонет печаль и жалость,
Там где уже не прощают,
Как сильно бы не старалась.

И ночью глубокой, жуткой,
Горгульи раправят крылья.
И вспомнится на минутку,
Какими когда то были.

И красною нитью вышью:
"Нам нужно теперь расстаться"
И месяц в тумане вышел.
Зачем я могла стараться.

Вопреки будням,
Вопреки
Читай слова нотами,
Береги.
Руками-заботами
Две реки,
Забытыми, стертыми
Помоги.
Теки светом глаз своих
Через грех,
Люби берега мои
Этих рек.
Далекий путь звездами
Сократи,
Простыми непоздними
Возврати
Дела свои, помыслы
И меня.
Расплескивай, бог уж с ним,
Не браня.

 Перуанское пируэтом
Солнце шло, зашло и с приветом...
Нету жертв, не будет и света.
Это знали, не будем об этом.

Кто-то соколом с горной вершины.
Кто-то в стену на полной машину.
Кто-то тихо и мирно по будням.
Но об этом тоже не будем.

Каждый божий рук не опуская,
Себя жертвы на жизнь обрекают,
И до Солнца горячим приветом,
Но зачем говорить, больно это.

И теряет частичку святого
Слово сказанное - в общем слово.
Солнце встало и тихо об этом,
Это значит, что знает про жертвы.

Как удивленно приподнялись взрывом стены,
Этим грохочущим недоумением: "жизнь!"
Это потеря любимого, это измена,
Это ответ громогласного, злого: "держись!"

Как бы и где бы любимых, увы, не теряли,
Это потеря опоры, потеря основ.
Все по живому болезненно, сердце разьяли,
И половину его ты лишился, готов - не готов.

После бомбежки пустыми глазницами окна.
Дико, ненужно блуждают чума и сквозняк.
Я никому не скажу: "больно и одиноко",
Это свобода и к ней привыкаю вот так.

Я знаю золотой орел небесный
Хранит мой сон, как лев хранит покой,
А синий вол, исполненный, чудесный
Хранит меня и вечный город мой.

Мы все престол в духовном созерцаньи,
Когда чисты и благости полны,
Кирпичики живые в мирозданьи,
Мы для пороков просто не видны.

Пока за власть бороться не пристало,
И свой кусок на блюде отстоять,
И тут им всем и места станет мало,
И перед грубой фальшью устоять

Не может ни орел, ни лев небесный,
Не синий вол исполненный очей,
Ни Отче наш, не сын его чудесный,
Здесь сам собою. Думать не посмей,

Что сам себе ты этим предоставлен,
Нет, ты судьбу вселенной так решишь,
Добро не кулаки, ты не заставлен,
Ты или любишь, или дорожишь.

И в сердце это ты своем не делишь,
Пока ты светлый - вместе это все,
И ты горишь, ты светишь, а не белишь,
И сердце не стучит, оно поет.

И каждый вздох, и каждое мгновенье,
С тобою Бог и стражники его,
Но исчезают тут же, как сомненья,
Когда им сердца мало твоего.

Я храню свои лунные камни
Словно верность дождю и луне.
Уже время приходит, когда мне
Нужно будет купать их в вине.

Виновата, я им виновата,
Если верность тебе не нужна
Так же сильно, как было когда-то
Значит - этим камням я верна.

Я храню свои камни и веер
Как свою принадлежность луне,
Уже больше не буду тебе я,
Никогда не жалей обо мне.

Серия зыбучих хэппи эндов,
И какой-то темный взгляд назад.
Пара неудавшихся побегов,
Жизнь, как рукописный плагиат.

Шкаф набитый старыми костями,
Покер, как попытка разрешить.
Горечь, не решенная гостями,
Солнце, запретившее любить...

На пуантах движутся запреты,
Учащенно бьются...это пульс...
Важная артерия задета...
Да, хочу я! Да, еще вернусь!

Оглянувшись...Нет, не оглянувшись,
Вдребезги разбила новый день.
А! На счастье, Солнцу улыбнувшись,
Вспомню, что оглядываться лень.

И как в амплуа своем актриса,
Старыми словами в новый текст,
Я ложусь на сцену бенефиса,
И в который раз молчу на бис.

Многотонно, многовариантно
На капроне стрелка побежит,
Трепетно застынет многократно,
И решением одним навек простит.

И опять растянется в улыбку
На рогатке камешек в окно,
И опять запомнится, что зыбко,
Что-то неизменное дано.