Йозеф Рот ,Отель "Савой", роман (глава 1.3-4)

3.

Мне не спалось. Часы на костёле размеренно били в сырой ночи. Я слышал звук доносившихся сверху шагов, осторожных, мягких, постоянных, должно быть, женских: то ли малышка с восьмого этажа шагает беспрестанно туда-сюда? Что с ней?
Я глядел в потолок, ибо мне вдруг пришла в голову мысль, что он стал прозрачен. Казалось, вот да и рассмотрю нежные пятки девушки в сером. Босой она шагает, или в тапках? Или в серых фильдеперсовых (буквально "полушёлковых"- прим.перев.) чулках?
Я припоминал, как тоскливо-страстно мы с товарищами ждали отлучки чтоб утолить желание по-браконьерски добытой ножкой. И гладились нами здоровые ноги крестьянских баб с оттопыренными большими пальцами, стопы ,которые странствовали по рыхлой грязи полей, по глине просёлков, тела, которыми устраивались брачные ложа на промёрзших пашнях. Здоровые голени. Минутная, скорая любовь в темноте ввиду грозящего оклика лагерного начальства. Я вспоминал пристарковатую учительницу на этапе, единственную тамошнюю даму, которая не убежала оттуда до начала войны и разрухи. То была ещё та язва, за тридцать, её прозывали "колючей проволокой" (die Drahtverhau-прим.перев.) Однако, её все до одного использовали. Ведь куда ни глянь, на километры в округе она была единственной дамой в туфельках и штопанных-перештопанных чулках. В этом гигантсвом отеле "Савой" с 864-мя комнатами, да и во всём этом городе бодрствуют, наверное, только две особы: я и эта девушка наверху. Нам ведь просто сойтись: мне, Габриэлю и этой маленькой смуглой девушке, с большими карими глазами и долгими ресницами. Насколько ,пожалуй, тонки половицы в этом отеле, если столь отчётлива слышна этажом ниже поступь газели, даже ,мне так казалось, я чуял дух её тела. Я решился воочию убедиться, действительно ли наверху шагает она.
В коридоре помигивал вишнёвый ночник; туфли, сапоги и дамские туфли выстроились на ковриках у дверей, все, подобно их хозяевам- на своё лицо. В коридоре восьмого этажа вообще никакая лампа не горела, слабый мерцания дарила ночь оконным стёклам. Жидкий жёлтый свет струился сквозь щель- а вот и 800-я комната, видать, здесь живёт неутомимая прогульщица. Я свом заглянуть в скважину замка`... гляди, купальный халат... туда и сюда, ненадолго замирает у стола, поглядывает в книгу- и продолжает своё странствие.
Я силюсь украдкой рассмотреть её лицо- вижу лишь, когда она останавливается, детское полукружие её подбородка, четверть профиля, неколько локонов, и то, сколь скоро при при всяком шаге колышется её халат... блистает её смуглая плоть. Откуда-то донёсся мучительный кашель, кто-то плевал в горшок, громко хлопало. Я вернулся в свою комнату. Когда я затворился, мне почудилась чья-то поступь в коридоре- я рванул дверь нараспашку, чтоб осветить коридор. Но там никого не было.
Шум шагов сверху прекратился. Новерное, девушка уснула. Не раздевшись, я распахнул гардины и лёг на кровать. Нежная серость дня грядущего приластилась к обстановке номера.
Неумолимый приход утра означила скрипящая дверь и грубый мужской зов на непонятном языке.
Пришёл горничный ... в сапожницком зелёном переднике, в рубахе с закатанными рукавами- мускулистые руки до локтей напоказ. Горничная, наверное, обслуживала здесь лишь три люксовых этажа снизу. Кофе оказался лучшим, чем следовало ожидать, да что толку, коль нет горничной в белом переднике? Таковым оказалось моё разочарование- и я стал подумывать, не появится ли у меня возможность переселиться на четвёртый этаж.

4.

Фёбус Бёлёг сидит за медным самоваром, ест яичницу с ветчиной и пьёт чай с молоком. "Доктор прописал мне яйца," -говорит он и утирает салфеткой бороду, и подставляет, не вставая со стула, мне своё лицо, гладко выбритое, мягкое и тёплое, для поцелуев. Его лицо пахнет мыльной пеной и одеколоном. Дядя облачён в просторный банный халат, должно быть- только что из ванной, газета лежит на стуле рядом с ним, видно волосатое декольте в виде сердечка, да он и без рубашки.
- Хорошо выглядишь!- заключает он на всякий случай.- Как давно ты здесь?
- Со вчерашнего.
- Почему пришёл сегодня?
- Я был тут вчера, у вас- общество, я не пожелал, в таком костюме.......
- Ах, что... довольно милый костюм! Теперь все не стыдятся. Теперь и миллионеры не лучше одеваются! У меня осталось только три костюма! Костюм сто`ит целое состояние!
- Не знал, что так... Я возвращаюсь из плена.
- Вот, тебе он пошёл на пользу. Все говорят, что в плену хорошо.
- Бывало и худо, дядя Фёбус!
- Ну вот, теперь ты отправишься дальше?
- Да, я нуждаюсь в деньгах.
- И мне нужны деньги!- смеётся Фёбус Бёлёг.- Мы все нуждаемся в деньгах!
- У тебя они наверное есть.
- У меня? Откуда ты знаешь, что у меня есть деньги? Ворочаются из бегов, с потребностями в жмене. Я в Вене отцу твоему денег давал... его болезнь обошлась мне в хорошую копеечку, а твоей блаженной матушке я поставил надгробие, хорошенький камень... он мне тогда обошёлся ровно в две тыщи, вынь да положи.
- Мой отец умер в приюте для чахоточных.
- Но твоя блаженная матушка- в санатории.
- Что ты так кричишь? Не волнуйся, Фёбус!- молвит Регина. Она выходит из спальни, несёт корсет с болтающимися подвязками.
- Это Габриэль,- представляет меня Фёбус.
Регина получает свой почелуй в ручку. Она жалеет меня, оценивает мои страдания в плену, войну, времена, меня как ребёнка, мужчину.
- Александерль у нас, а то б мы пригласили тебя ночевать, - молвит она.
Александерль выходит в голубой пижаме, кланяется и шаркает тапками. На войне он вовремя перешёл из кавалерии в обоз- и уж штудирует в Париже...
- Экспорт, - молвит Фёбус ,- и празднует свои каникулы дома.
- Вы проживаете в отеле "Савой"?- спрашивает Александер с уверенностью светского мужчины.- Там живёт одна милая девушка,- и он мограет своему отцу.
- Звать её Стасей, она танцует в Variete`... неподражаема, доложу вам... я желал взять её с собой в Paris,- наклонившись ко мне, он продолжает,- но она поедет одна, сказала мне, когда пожелает... шикарная девушка!
Я остаюсь отобедать. Дочь Фёбуса приходит с мужем. Мой новый родич, "компаньон в в гешефте", оказался крепким, светло-рыжим, с бычьим затылком, он бодро черпает ложкой свой суп, подчищает тарелку, молчалив, его не касаются разговорчики за столом.
- Я как раз подумала,- молвит фрау Регина,- что твой голубой костюм подойдёт Габриэлю.
- А у меня ещё есть голубой костюм?- изумляется Фёбус.
Я отчаянно отказываюсь. Александер похлопывает меня по плечу; "весьма годится" молвит светло-рыжий мой родич, а Регина приносит голубой костюм. Я примериваю его в комнате Александера перед большим зеркалом... подходит.
Я прозреваю, понимаю необходимость обладания голубым "как новым" костюмом, коричневым в крапинку галстуком, каштановой курткой- и отправляюсь в день вечерний с картонным свёртком в руке. Я вернусь. Уже едва теплится надежда на дядины деньги.
- Видишь, вот я и обрядил его,- говорит Регине Фёбус.

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы