Нєфсєадінакавиє.

Буду потихоньку описывать лето-осень в оккупации.

Вместе с колонной из Славянска, к нам приехал Многоликий Бог Пиздец… 
Иногда это был местный маргинал с синюшным еблищем и в робе какой-то замыганной, но с ДыРовской нашивкой, а следовательно большой человек.
Иногда - бородатый чеченец, умеющий по-русски процентов на 5-10, и не знающий, что существуют общественные уборные. Но сука гордый и сука непобедимый в городе баб, стариков и детей.
Иногда это был казачок с кудрявым козлом на голове.
Чёт мне кажется, когда природа казачка создала, она потом ушла в запой и руки себе отгрызла. Мерзее твари я не знаю. Какая-то квинтэссенция монументальных понтов, вакуумной тупости и тотальной уверенности в своей правоте, даже если он ничего не сказал. Не мог патамушта сказать он ничего. Блевать патамушта изволил, нажравшись в сопли отжатым где-то односолодовым вискарём.
Иногда это был бывший гопник. Узколобый, мутноглазый и придуравошный гопничек, выполненный в стиле классик. Орки покрупнее дали ему аж целый автомат, а это +10 к невъебенности палюбому. И несёт он эту железную невъебенность так плюгаво и утырошно, как тётя первый раз каблуки. 
А иногда это был твой бывший приятель. У которого всё по жизни не ладилось, всё враскорячку. Ни работы толком, ни хаты, только денег занимать бегал и пожрать. Потом бабу себе завёл, снова. Она официаткой впахивала, а он был мачо с любой из сторон. Пригодился и этот Пиздецу.
А иногда это был твой бывший друг. 
Нормальный пацик из Моспино. Не дурак, не алкаш, семья у него, доча. Просто закончилась работа. Просто надо было кормить семью. И простой выбор- убивать. Своих бывших друзей. У которых прятал свою семью, когда в Моспино случился замес. И который когда-то сказал мне, сжимая плечи, что я- друг навсегда и не взирая.
Я помню, Олеже. У меня хороший винчестер. А ты оказался пиздюк.
Им всем, адептам нового бога, им было норм. Бабло, стволы, бухло, власть и вот это вот всё.

А мы пытались кто жить, кто выжить. 
Пытались жить районы, где стартовало. Выживали те, куда прилетало.. 
Каждый день я смотрела из окна на волшебное местечко между двух старых террикончиков, откуда разъебывали Гладковку и Бакины. Чтобы написать потом про дрг на мусоровозах. Потому что миномётный долёт не совпадал по расстоянию с ближайшими укропами от слова никак. А мину-то уже по ящику показали. 
А твой ватный сосед, смотревший туда же, поднял челюсть на место, резко выздоровел мозгами и свалил в Днепр. 
А иногда ты встречала во дворах центра съемочные группы и сразу четко понимала: где-то рядом ёбнет. Рядом, но не здесь. Ёбнет, но не сильно. Надо стоять с ними пока не ёбнет. Любой бы понял. Гастроном Москва, молодой мужчина в белой рубашке и серых брюках. У него ещё был слабый пульс, когда начали съёмку.

А потом закончилась вода. Совсем. Разбили насосную, чинить невозможно. В оккупации это означало, что за два-три часа разметут ВСЮ воду из супермаркетов, а через день- из любых маленьких магазинчиков, ларьков, заправок. Всё. Бог Пиздец - он такой. Шустрый.
У меня был запас, 6 по 6. И я могла обойтись без унитаза, частный дом, лопата, все дела. А люди в многоквартирниках начали ехать крышей. Очень быстро. Мы настолько не автономны в своих этих мегаполисах…У вуйка в горах есть корова, есть ручей и есть дрова, он выживет. А у нас только беспечная уверенность в гомеостазе. 
Потом приезжал на велике сосредоточенный Розанов и рассказывал как его на Мотеле опять мордой в асфальт положили. Каждый день кладут. Наводчиков ищут и бабло в карманах. Розанов заставлял меня жрать еду, потому что мне как-то не жралось вообще тем летом.
Сидели мы с ним вдвоём, ели мясо, пили что-то. И больше позвать было некого. Во всём Донецке стались мы вдвоём и Пиздец. 
Город стал беззвучным и пустым. Как гроб без трупа. Ничто не шумело и люди исчезли, как резинкой вытерли с листа. Вот был проспект Мира, магистраль центровая, хрен перейдёшь через неё, а сейчас – пустырь, вниз до Кальмиуса, вид на город и никого нет. 
Я шла прямо по проспекту, вдоль, по горячему волнистому от гусениц асфальту. Не было разрухи, не было воронок. Но чет именно так я представляю себе постапокалипсис. Всё как и было, но всё совершенно нет так.
А вдалеке беспрестанно бахал ДАП. Низкий, глухой звук. Когда живёшь на войне - дёргаешься от резких звуков, автоматически выискиваешь глазами куда падать. Но правда в том, что ты вряд ли успеешь услышать свою смерть. А эту смерть ты слышала, слушала. Долго. Под этот тошный звук в ДАПе умирали чьи-то мужья. Мысль неслась стремительным домкратом, хер удержишь, и уже твой конкретный муж где-то там лежал серый от пыли, лицом вниз. Вот ровно так, как он обычно спал, в позе кальмара, мордой в подушке, растопырив локти.
Ты обзывала сама себя дурой припизденной и сваливала в сторону с этого проспекта, из этого постапокалипсиса, и шла на заправку. Там были люди.

А в середине лета появились свежепривезённые кадровые орки из РФии.

Нет, у них не было лычек с аквафрешем. Просто эти новенькие сильно отличались от сброда, пришедшего из Славянска, который к тому же уже начал заканчиваться, в ДАПе их шинковали очень эффективно. 
Пареньки были как огурчики в банке, одного почти роста, одной фактуры, одинаково одетые и довольно тихие, если сравнивать с ужратыми казачками и чеченцами невменяемыми. Выходили гуськом, покупали на заправке булочки и сваливали обратно.
И они страшно удивлялись, когда местные после двух-трёх слов понимали, откуда вот ЭТО принесло к нашему берегу. Ну как же? Вы по-русски, мы по-русски. Не понимали, котики, что их гундосый, дзыкающий и тягучий говор перепутать ни с чем невозможно.
А я линейкой меряла расстояние от их места дислокации до моего дома, я ж была уверена, что туда непременно влупят чемнить таким, чтоб там всё в стекло спеклось к херам. 
Они пытались разговаривать с нами, с аборигенами, и выглядело это всё мучительно и тошно.
Стоит этот мальчик в очереди, рассказывает как у нас тут красиво и фрукты везде и девушки красотки все просто. А тебя адски штырит от его говора. И от невозможности его убить. В голове вертятся картинки, где этот мальчик кровавыми комками размазан по асфальту. 
Чей-то сын, чей-то муж… Уже нет. Уже просто оккупант, который наступил в твою жизнь. И жрёт сука твои булки.
Мокрая полосатая тряпка на шее постепенно высыхала и ты задыхалась, медленно, даже не вполне это осознавая. 
Просто апатия…Немытая посуда, не заправленная кровать.
В интернете какие-то волоокие курвы хвастаются косметикой из сбитого Боинга, и ничего внутри у них не шевелится, кроме глистов…
Странное дело- какие разные эти одинаковые люди. 
В крошечных мозгах юных мародёрок ни одной лишней мысли. Мазилка, на халяву, заебца, дайте две. И спокойный после этого сон.
А моя знакомая, фельдшер на скорой, как-то забежала с трясущимся ртом и в очевидной почти истерике.
Я ей винца налила, молчу. Стрёмно спрашивать.
А она говорит: я человека убила. 
Я чет подумала, что просто не спасла кого-то, не получилось, вот и её штырит поэтому. Нифига. Помогла не выжить орку, помятому в ДТП. Говорит- я медик, я клятву давала людей спасать, а теперь я убийца же, да?
А я ей – ну да (я вообще тот ещё утешатель, эталонный просто). Но ты ж и спасла. Тех, кого это говно грохнуть уже не сможет.
Да и вообще. Когда кто-то засунул хлебало немытое к тебе в нору, варианта всего три. Свалить, убить или умереть. Они у нас в норе уже целиком. И ноги на столе. Нам природа велит их убивать, инстинкты, древний мозг.
Она, кстати, до сих пор там, фельдшерит. Помогает по мере сил оркам не выживать. 
Это для тех, которые «да они там все…». Не все. Как и вы здесь – тоже не все.

А ещё запомнились брошенные животные, кучами, охапками. Коты, собаки, хорьки, совы. Породистые, дворняжки. Брошенные на цепях, в запертых квартирах.
Потом нам звонили эти люди и предлагали любые деньги, чтоб спасли, чтоб отыскали по подвалам, чтоб переправили на материк. А по многим никто не звонил.
Это жесть. Поймёт только тот, кто в этом плавал. Мы носили воду решетом. Отправляли их везде, где готовы были принять. Киев, Львов, Москва, Германия. 
Мы подделывали справки о вакцинации, подкупали проводников. Мы составляли дивные цепочки «принять-передать» из трёх-пяти человек в разных точках на карте. Флегматичную Юлю Владимировну с роскошной полосатой жопой везли через Киев на Одессу. По-другому никак не получалось. 
Мы пересрались друг с другом в говно, мы ненавидели друг друга ( всё же давно поделилось на укропов и орков), но нам приходилось работать вместе. И мы работали. Причём работали эффективно. Потому что у нас была общая цель.
Цель, более важная и значимая, чем вот это инфантильное «кто первый начал».
Когда уйдут «братики», когда съебутся самые упоротые и сядут те, кто не успеет удрать, нам придётся работать вместе. Других людей не будет ещё пару поколений точно, даже наши дети ещё слишком похожи на нас. 
Нам придётся работать вместе.
А на свой ДР я не выдержала и поехала в Марик. Просто обычно чей-либо ДР в нашем доме- это был капец, трындец и пляски с бубном на 20 человек. С песнями под гитару, с крокодилом и прочими радостями поддатых, немножечко интеллигентных людей. 
А никого нет. Вообще никого. Я и Розанов. Это было слишком дохрена на мои больные нервы и я поехала к родителям и доче.