Марсель

Вид на Старый порт Марселя.

Иногда я закрываю глаза и вижу Её. Лёгкие облака неспешно проплывают над золотым венцом Девы-Хранительницы, а солнце обливает белую башню сияющими лучами. У подножия холма, на котором стоит базилика, раскинулся Марсель, окружённый морем и горами. А на вершине только ветер, скалы и пинии… В таких местах и должно возводить храмы. Наше судно прибыло в старейший французский порт на несколько дней — предстоял мелкий ремонт перед последним в сезоне круизом. Вся команда жаждала долгожданной свободы. «Предупреждаю: в Марселе будьте осторожны, это очень опасный город! — напутствовал нас капитан. — И чтоб все были на борту до наступления ночи!»

Я и раньше была наслышана о дурной репутации Марселя. Мятежный дух пропитывал его со времён флибустьеров, когда у берегов бросал якорь корабль знаменитого пирата Френсиса Дрейка (Fransis Drake, 1540–1596). Наверное, беспокойным он был всегда, начиная с шестого века до нашей эры, когда греки основали здесь колонию Массалию. Позднее город на французском юге стали называть «вратами Востока». Через них просеялись выходцы со всех континентов, немалая часть которых осела здесь, в самом большом после Парижа городе Франции. Эпоха Великой французской революции воспитала в Марселе самых ярых бунтарей — недаром национальный гимн назвали «Марсельезой». Вообще-то «Боевая песня Рейнской армии» была написана в Страсбуре, однако пришедший в Париж отряд марсельских волонтёров распевал её так вдохновенно, что восторженные парижане стали называть песню в их честь.

Узкие холмистые улочки в районе Старого порта.

Нынче бунтарство чаще связано с национальным вопросом. Треть населения — мусульмане, приехавшие в прошлом веке в Марсель из североафриканских стран, некогда бывших колониями Франции или её провинциями. Многие из них не имеют работы, не говорят по-французски и живут в городских трущобах на социальные пособия. О преступности в арабских кварталах наслышаны все, так что туристы, да и местные не заходят туда без особой надобности. В Марселе активнее, чем где бы то ни было в Европе, зреют экстремистские настроения: коренные и арабские французы обвиняют друг друга в ущемлении прав. Однако утренние улицы старого города безмятежны: кто-то спешит на работу или неторопливо гуляет с малышом в коляске, студенты с папками в руках запрыгивают в трамвай. И все же Марсель постоянно напоминает о своей незаурядности: шагаешь по бульвару, рассматривая старинные здания с ажурными балконами и устремлённые в небо шпили соборов, как вдруг — стоп! На тротуаре стоит жираф. Огромный, длинноногий, разноцветный, словно бабушкино лоскутное одеяло. Подходишь ближе и видишь, что он сделан из старых книг: любовных историй, ужастиков, задачек по химии… Совсем не удивляет, что Люк Бессон (Luc Besson) выбрал для съёмок автомобильных безумств в своём «Такси» именно Марсель. Вот и оно, шоссе вдоль Старого порта, по которому гонял таксист-маньяк. Страшно представить, как будут самовыражаться марсельцы, стараясь оправдать звание культурной столицы Европы к 2013 году! Но в то же время очень хочется это увидеть…

Осенний Марсель тих и светел. Он звучит в моей голове музыкой Владимира Косма из старых добрых французских фильмов — милым и трогательным мотивом с оттенками лёгкой грусти. И почему-то вспоминается Одесса. Говорят, если ты хотя бы раз побывал в Одессе, она навечно заберёт кусочек твоего сердца. Вернее, ты сам оставишь его на вымощенных булыжниками улочках и увитых виноградной лозой подворотнях, где над перилами старой облупленной лестницы сушится белье, а на крыльце умывается кошка.

Буйабес — знаменитая марсельская уха из нескольких видов рыбы. Подаётся горячим, обычно с поджаренными багетами и чесночным соусом.

Одессу часто сравнивают с Марселем — может быть, потому, что эти города существуют вне государств и даже вне времени. Разве Марсель — это Франция? Нет, это Марсель. Озвученный особым местным говором, пропитанный солёным бризом, острым запахом свежей рыбы, горячими ароматами французской сдобы и печёных каштанов. Ветер развевает дым от уличных жаровен, они здесь повсюду. Кто-то оригинальничает: вот вам не просто печка, а маленький железный паровозик. Освобождаю сладковатую мякоть каштана от обугленной скорлупы озябшими, перепачканными в золе пальцами. Спрятанный за пазухой тёплый кулёчек в прямом смысле греет мне сердце. Октябрьский ветер бывает в Марселе немилостив. Сворачиваю к собору Ла-Мажор (Cathdrale de la Nouvelle Major). Он относительно новый — построен всего полтора столетия назад на месте старой церкви, возведённой в V веке. Громадное полосатое здание, украшенное полудрагоценными камнями и редкими видами мрамора. Ла-Мажор — кафедральный городской собор, здесь похоронены епископы Марселя. Однако всеобщей народной любовью пользуется другая марсельская церковь. Впервые я увидела её с корабельной палубы — лучистую звезду в ночи, сияющую над невидимым тёмным холмом. Я направляюсь к Нотр-Дам-де-ла-Гард (Basilique Ntre-Dame-de-la-Garde).

Выхожу к Старому порту, где волны уже третий десяток веков качают рыбацкие лодки. Над водой, сверкающей в лучах утреннего солнца, высится лес мачт. Прямо у лодок продают свежую рыбу — обожаю этот аромат прямо-таки с хищностью кошки. Серебристый улов сверкает чешуей и шлепает хвостами. Отсюда он попадает в ресторанчики у порта, где готовят знаменитый марсельский буйабес (bouillabaisse) — уху из нескольких видов рыбы. От порта начинается улица, которая приведёт меня к заветному Нотр-Дам-де-ла-Гард. Можно сесть и на автобус, который довезёт на вершину холма. Но к храму надо приходить самому. Снизу белый собор виден отовсюду, он возведён на самом высоком городском холме. Однако, поднимаясь наверх, приходится петлять по узким улочкам. Заблудиться трудно — указатели расставлены через каждые сто метров. У тёмного провала подворотни кучкуются четверо арабских парней. Вспомнив предупреждения капитана, я старательно делаю вид, что никого не вижу, и невольно ускоряю шаг. Один из парней белозубо вспыхивает улыбкой и машет мне рукой, выкрикнув мое имя. Тьфу ты, это же наш египтянин Али с камбуза… «У меня здесь брат живёт! — радостно сообщает он. — Не потеряйся!» Всё выше и выше — маленькие домики вместе со мной взбираются по склону. Один, другой, третий изгиб дороги, а потом поднимаешь глаза — и над тобой оказываются белые купола.

Над городом возвышается любимый собор жителей Марселя — Нотр-Дам-де-ла-Гард.

Храм на холме существует уже восемь веков. Сначала была построена сторожевая башня, поскольку 150-метровый холм выступал как наблюдательный пункт. В 1214 году отшельник Пётр начал возведение часовни Святой Девы-Хранительницы. Современный собор из белого камня строился в XIX веке с 1851 по 1864 годы под руководством архитектора Жака Анри Эсперандьё (Jacques Henri Esperandieu,1829–1874). На горе созданы как бы две церкви — одна над другой. В нижней крипте царит полумрак, зажжены десятки свечей, над алтарём возвышается деревянная статуя «Дева с букетом». Верхняя церковь наполнена солнцем. Ни в одном храме мира я не видела столько света! Сияющие лучи льются из окон под крышей, переливаясь на византийской мозаике стен и колонн, на изгибах мраморных арок, украшенных сердечками. Легкая тень расстилается лишь над серебряной статуей Девы Марии, держащей на руках младенца. Спускаясь по каменным ступеням, я ещё раз поднимаю глаза, чтобы увидеть корону из солнечных лучей над головой Хранительницы Марселя. Снизу она кажется небольшой, однако башню с восьмитонным колоколом венчает позолоченная статуя почти десятиметровой высоты. Богоматерь с младенцем благословляет город и порт. Под её защитой находится каждый, кто прибывает в Марсель. Ей удалось защитить и сам храм, который мог быть безжалостно уничтожен. В 1944 году нацистские войска заложили в нижней церкви мину. Однако она не сработала — сапёры извлекли её и взорвали за городом. Марсель был освобождён от оккупантов, и на стене храма появилась мраморная табличка: «Спасибо Ей, которая сделала всё сама».

Каланки — несколько бухт недалеко от Марселя с выступающими в море хребтами и скалами — часто называют французскими фьордами.

Пора возвращаться к Старому порту. В маленьком домике у причала мне вручают буклет со снимками островной флоры и фауны — кораблики возят туристов не только к замку Иф, но и на соседние Фриульские острова. Пару веков назад туда отправляли больных холерой, а во Вторую мировую войну там размещалась немецкая армия. Сегодня это природный заповедник, так что множество птиц и другой живности живёт среди скал и руин военных укреплений.

В марсельских сувенирных лавках часто бросаются в глаза два изображения: портрет Дюма и гравюра XVI века с изображением носорога. Второе не давало мне покоя — причём здесь африканский зверь и средневековая Франция? Когда же я увидела многочисленные рисунки носорога по прибытии на остров Иф, мое воображение разыгралось не на шутку: гладиаторские бои узников со свирепым животным? Изощренный вид публичной казни? Однако всё оказалось намного прозаичнее. Азиатский, а не африканский носорог был подарен в 1513 году королю Португалии индийским правителем Гузаратом. В свою очередь, Эммануэль решил преподнести животное в подарок папе римскому. Направляясь из Лиссабона в Рим, корабль с носорогом встал на якорь у острова Иф. В то время в Европе носорога считали мифическим животным, так что посмотреть на диковинного зверя прибыл даже король Франциск I (Franois Ier, 1494–1547). Художник Валентин Фердинанд сделал эскиз, а знаменитый живописец Альбрехт Дюрер (Albrecht Drer, 1471–1528) выполнил по нему гравюру, так и не увидев животное вживую. Впрочем, как и папа римский — ему досталось лишь набитое соломой чучело, так как корабль с носорогом разбился об итальянские скалы.

На гравюре Альбрехта Дюрера 1515 года «Носорог» есть и описание этого экзотического для Европы зверя: «Цвет его подобен цвету черепашьего панциря, и он плотно покрыт толстой чешуей. И по величине он равен слону, но ноги у него короче, и он хорошо защищен. Спереди на носу он имеет крепкий рог, который он точит повсюду, когда бывает среди камней. Этот зверь — смертельный враг слона, и слон его очень боится. Ибо где бы он его ни встретил, этот зверь просовывает свою голову между передними ногами слона, и вспарывает ему брюхо, и убивает его, и тот не может от него защититься. Ибо этот зверь так вооружен, что слон ему ничего не может сделать. Говорят также, что носорог быстрый, веселый и подвижный зверь»

Однако прославил остров Иф все же не носорог, а Александр Дюма, сделав сторожевую крепость Иф местом заточения героя своего романа. Конечно, Эдмон Дантес — вымышленный персонаж и никогда не сидел в этих мрачных застенках. Тем не менее в камерах Дантеса и аббата Фариа (как указано в табличках у дверей) нынче можно посидеть на каменном полу и поразмыслить о вечном. Камеры, как и положено по роману, соединяет узкий ход. Где-то на стене у тёмного отверстия укреплена видеокамера, так что когда заглядываешь внутрь, внезапно видишь там себя — на экране небольшого телевизора. С конца XVI века в замке Иф действительно «проводили время» немало юношей из хороших семей, брошенные сюда согласно «письму за печатью». Такого королевского письма было достаточно, чтобы заточить в замок любого без суда и следствия. Впрочем, состоятельным узникам жилось не так уж плохо. За отдельную плату они могли снять пистоль — просторную комнату на втором этаже замка, с камином и видом на море (так ее называли, потому что изначально она обходилась узнику за один пистоль в месяц). В узких и тёмных камерах без окон содержались неимущие. В тридцатых годах девятнадцатого века замок Иф официально перестал быть тюрьмой, однако в июне 1848 года в крепость были заключены 120 мятежников. Именно тогда здесь появилась выведенная над входной дверью надпись: «Резиденция суверенного народа». Сегодня в пустых камерах гуляет ветер. Вход в некоторые из них закрыт массивными железными решётками. Серые стены испещрены вековыми рисунками и надписями, выдолбленными в холодном камне. Почти над каждой камерой укреплены таблички с именами бывших заключенных. Среди них указан даже первый узник тюрьмы — шевалье Ансельм, обвинённый в заговоре против монархии и брошенный в замок Иф в 1582 году. До этого времени в течение полувека крепость служила оборонительным сооружением.

Марсельский замок Иф, куда Александр Дюма посадил главного героя романа «Граф Монте-Кристо».

Узкая витая лестница в одной из башен ведет на крышу. Белый город у подножия синих гор, красная верхушка маяка над бронзовым морем, стайка скалистых островов неподалеку… Я часто вижу это, когда мне снится Марсель.