Ну-с...скоро уже весна..новогодние праздники давно позади...
Опрос  такой, кто когда убирает новогоднюю елочку?

всех, кто постится -с постом приятным! вот набрела на статью: "Что для нас пост? Изменение внешнего уклада жизни — или «работа над ошибками» в собственной душе? Впрочем, иногда от этого вопроса пытаются отмахнуться самым простым образом — сводя всё к церковной дисциплине. Мол, если ты член Церкви, то обязан подчиняться правилам, без рассуждения. Занятно, что точно такую же аргументацию я слышал от правоверных иудеев по поводу кашрута — логику искать незачем, раз написано, значит, надо исполнять, а кто сомневается — тот маловер. В таком подходе, конечно, есть своя правда (церковная дисциплина не просто так существует, людям только позволь поступать «от ветра головы своея» — и всё развалится), но есть и явная ложь. Заключается ложь в том, что бездумное исполнение правил приводит к их бездуховному исполнению. А смысл исполнять, если в итоге человек превращается в робота? Мы же прекрасно понимаем, что суть аскетики не во внешних ограничениях, а в воссоздании своей испорченной грехом души, и все ограничения — это не более чем инструменты. Сами по себе ценности не имеют.

Вот потому-то каждому из нас необходимо всерьез и честно осмыслить, зачем мы подчиняемся церковному Уставу, зачем постимся телесно, зачем ограничиваем себя в том-то и в том-то. Такая вот умственная работа, на мой взгляд — необходимая подготовка к посту.

Для себя я ответ знаю — и ответ этот очень простой. Лет пятнадцать назад мне довелось общаться с одним доброжелательным атеистом. «Ну ладно, — недоумевал тот. — Могу понять, что ты уверовал в Бога, решил спасать душу и так далее. Но колбаса-то Богу чем помешала? Поститься-то тебе зачем?». Я тогда ему ответил: «Для доказательства серьезности намерений». И гораздо позднее понял, что ведь и в самом деле. Я уверовал в Бога. Что это означает? Что я пребываю в непрестанном Богообщении, созерцаю нетварный свет и ощущаю потоки благодати? Разумеется, нет. Вера моя слаба и воля слаба. Но я хочу верить сильнее? Хочу? Понимаю, что слабо люблю Бога? Понимаю. Хочу любить сильнее? Да. При этом прекрасно понимаю, что любовь растет, только проявляясь в чем-то. Пока это всё в области смутных ощущений и мыслей — любви, по сути, еще нет. Ей необходимо воплотиться в чем-то внешнем. В каких-то делах, требующих напряжения воли. Пускай это будет временный отказ от колбасы. Это ведь не Богу нужно, а мне самому. Если я колбасу в пост съем, Бог меня меньше любить не станет. А я его? Если я не готов ради Него хоть в чем-то себя ограничить — то нужен ли Он мне?

Возможно, кому-то такое доказательство покажется детским, наивным.Все равно как в третьем классе ради девочки Маши на одной ножке от школы до дома проскакать. Но для меня это серьезно. То, что требует напряжения воли — всегда серьезно. Церковные же правила касательно поста я воспринимаю не как «приказ по армии», а как полезный инструмент. Лично мне полезный, а другие пусть сами решают.

И еще одна аналогия, возникшая у меня в первый год после воцерковления (я тогда летом много на велосипеде катался). Духовная жизнь — она ведь никогда не бывает равномерной. Она как шоссе, которое то под горку, то в горку. Если время от времени не начинать интенсивно крутить педали — сперва замедлишься, а потом и вовсе упадешь. Вот пост — это и есть движение в гору, а значит, приходится стараться.

Виталий Каплан http://www.pravmir.ru/zachem-krutit-pedali/

Брак — просвящение, мистерия. В нем полное изменение человека,расширение его личности, новые глаза, новое ощущение жизни, рождение через него в мир в новой полноте.

... пост состоит в одном: в том, чтобы испытать голод (по-славянски "алкать"), и это значит — достичь предела той жизни в нас, которая зависит всецело от пищи, и, взалкав, открыть, что эта зависимость не есть последняя истина о человеке, что сам голод –  прежде всего, духовное состояние и что в последней глубине своей он есть алкание Бога, т.е. голод о Боге.
 В ранней Церкви пост означал совершенное воздержание от пищи, т. е. состояние голода, доводящее тело
до крайнего предела. Но именно здесь мы понимаем, что пост как физическое воздержание от пищи совершенно бесполезен без его второй,духовной, стороны – молитвы. "...Постом и молитвою", – сказал Христос.Это значит, что без соответствующего духовного усилия, не укрепляя себя Божественной реальностью, не сознавая своей совершенной зависимости от Бога и только от Бога, физический пост на самом деле становится самоубийством. Если дьявол искушал даже Самого Христа, когда Он постился и испытывал голод, то у нас нет никакой возможности избежать этого искушения.
 Физический пост, как он ни важен, становится не только бессмысленным, но действительно опасным, если он не соединен с духовным усилием, молитвой, мыслью, сосредоточенной в Боге.
Пост — искусство, которым в совершенстве владели святые; было бы опасно и самонадеянно с нашей стороны пытаться овладевать этим искусством без духовного рассуждения, без должной осторожности. Все великопостное богослужение постоянно напоминает нам о трудностях, препятствиях и искушениях,
которые встают перед теми, кто рассчитывает на собственные силы, а не на Бога.
     Вот почему нам необходима духовная подготовка для постного подвига. Она состоит в том, чтобы, во-первых, просить помощи Божией, а, во-вторых, чтобы весь наш постный подвиг был сосредоточен на
Боге, устремлен к Нему. Мы должны поститься ради Бога. Мы должны ощутить Его присутствие в нашем теле, которое становится Его храмом. Поэтому и к телу, и к еде, ко всему образу жизни нашей мы должны
относиться с религиозным уважением. Всего этого надо достичь еще до начала поста, чтобы к началу самого поста мы были духовно вооружены, предвидя духовную борьбу и победу.
     И вот наступает сам пост. Согласно тому, что было сказано выше, его надо исполнять на двух уровнях: во-первых, на уровне аскетического поста; а во-вторых —совершенного.  Аскетический пост состоит в сильном сокращении пищи, так чтобы постоянное состояние некоторого голода переживалось нами как
память о Боге и поддерживало наше постоянное усилие сохранить эту память. Всякий, кто так постился, знает, что такой аскетический пост, вместо того, чтобы ослаблять, приводит к известной легкости,
собранности, трезвости, радости и чистоте. Пища принимается действительно как дар от Бога. Наши взоры обращены в тот внутренний мир, который необъяснимо сам питает нас. Мы не будем обсуждать здесь
количество и качество пищи, распределение ее в течение дня во время аскетического поста; все это зависит от наших индивидуальных возможностей, от условий нашей жизни. Но принцип ясен: это постоянное
состояние полуголода, "отрицательная" природа которого преображается молитвой, памятью о Боге, вниманием и направленностью в положительную сторону. ...
 Постимся ли мы с раннего утра или только с полудня, главная цель этого поста — провести этот день в ожидании, надежде, что, голодая, насытимся Самим Господом.
Это духовная сосредоточенность на ожидаемом даре, который мы должны получить, ради которого мы готовы отказаться от всех других даров.
     ...
     Итак, от символического и номинального поста мы должны вернуться к настоящему посту. Пусть он будет ограниченный и скромный, но зато последовательный и серьезный. Надо честно оценить свои духовные и физические возможности и способности и действовать соответственно с ними, не забывая в то же время, что, постясь, надо не страшиться своих ограниченных сил, а видеть в своей жизни божественное доказательство того, что невозможное для человека — возможно Богу.

Шмеман Александр, прот
Это была беседа, посвященная подготовке к Великому Посту и встрече Светлого Христова Воскресения.
Набор аудиопроповеди http://shmeman.ru
http://shmeman.ru/modules/myarticles/article_storyid_353.html

Во-первых, многим из нас по большей части почти всегда “неуютно” с самим собой; мы недовольны собой, у нас ощущение острой неудачи, банкротства; а когда вместо недовольства и неудачи мы гордимся собой и чувствуем, что преуспели, то это, может быть, еще хуже.
Во-вторых, есть присловье,что мы можем дать, будь то Богу, будь то людям, только то, чем обладаем сами. Если мы не владеем собой, если мы не хозяева самих себя, мы никак не можем отдать себя; для того чтобы дать себя, надо владеть собой....

Когда мы говорим о самопознании, о том, чтобы понять, прозреть, каковы мы есть, мы чаще всего стремимся докопаться до всего, что для нас есть плохого, неладного. По моей привычке говорить примерами, мне такой подход напоминает нечто, увиденное в один прекрасный весенний день много лет назад.
Воздух был чистый, небо голубое, деревья были в цвету, птицы пели; и я увидел, как в маленьком дворике перед приходским домом одна старушка нырнула с головой в помойный жбан, разыскивая обрывки бумажек, потому что она помирала от любопытства, что приходит в этот дом и что из него выходит.
 Для меня это действительно картина того, как множество людей старается докопаться до знания самих себя: это попытка с головой нырнуть в зловонный скарб, который накопился за долгую жизнь, тогда как кругом весна, кругом красота, кругом свет.
 И мне кажется, что это в огромной мере поощряется многими духовными писателями, духовенством и общим подходом верующих, которые считают своим долгом непрерывно охотиться за злом, за грехом, чтобы
найти, что есть неправильного, и его исправить. Я не думаю, что такой подход может принести какие-то плоды или пользу.
Я вам дам другой пример.Если бы нам подарили древнюю картину или икону, поврежденную временем, обстоятельствами, небрежностью или злой волей людей, мы могли бы отнестись к ней двояко. Либо, разглядев всё, что в ней испорчено, плакаться об этом; и тогда это единственное, что мы можем сделать. Либо мы можем  всмотреться в то, что осталось от первоначальной красоты изображения; и вглядевшись очень долго, очень внимательно, вобрав в себя всю красоту, какую мы можем в ней прозреть, если только мы способны на такой труд, отождествившись с этой красотой, мы могли бы начать восстанавливать то, что разрушено, как бы распространяя на поврежденные части ту красоту, которая всё еще есть.
Мне кажется, что это очень положительный способ обходиться с тем неладным, что в нас есть, – а именно, начав с той красоты, которая всё еще есть в нас. Потому что не может христианину прийти на ум, чтобы образ Божий, запечатленный в нас в акте сотворения, мог бы быть до конца искоренен или уничтожен: он есть.

Мы – как иконы поврежденные, но всё же иконы; мы всё равно дороги Богу, мы всё равно для Него значительны, и, в сотрудничестве с Ним, мы можем сделать что-то ради этой красоты.
 Всё это говорит о том, чтобы мы разыскивали красоту, несмотря на изуродованность, которая сначала бросается в глаза. Мы часто склонны задерживаться на видимости и за ней не прозреваем сущность.
 Когда мы с кем-то встречаемся, или даже смотрим на себя самих, мы видим или то, что повреждено, или
какую-то внешнюю привлекательность. Но нужен большой опыт (я не говорю о его продолжительности, но о внутренней опытности), чтобы за поверхностными слоями мелочей, обыденности или положительного уродства прозреть ту красоту, которую видит Бог.
Отец Евграф Ковалевский говорил, что когда Бог смотрит на нас, Он не выискивает наши успехи или
неудачи, которые могут быть, а могут и не быть; но в наших глубинах Он видит Свой Лик, запечатленный
в нас Свой образ.
...
И когда мы обнаружили в себе такой элемент Божия образа, одновременно обнаруживаются и те вещи, которые находятся в противоречии с ним, которые с ним несовместимы, которые должны уйти, потому что они кощунственны, потому что они уродуют образ Божий, потому что они загрязняют что-то священное и святое в нас. Но тогда труд становится конкретным, труд становится захватывающим и вдохновляющим, потому что мы не гонимся за каким-то надуманным совершенством; это совершенство, которое мы воочию увидели, которое уже есть и которое мы станем стараться защитить и дать ему расти.
...
Мы ничего не можем достичь собственным произволением, собственной силой. Христос ясно говорит: без Меня вы не можете ничего... Нам нужна не та сила, которая требуется, чтобы справляться с материальными
обстоятельствами жизни, потому что эта область борьбы – вне такого рода сил.
Апостол Павел, который знал о предстоящем ему служении, молил Бога о силе, и Господь ему ответил: Моей благодати тебе довольно, Моя сила проявляется в немощи...
Какая же это немощь? Не расслабленность, не лень, не беспечность – нет! Но податливость ребенка, доверчиво себя отдающего в руки матери; хрупкость того, что прозрачно; гибкость того, что может принять силу извне: как парус наполняется силой ветра и несет тяжелый корабль через моря; а парус – самая хрупкая снасть корабля. Перчатка хирурга – самое хрупкое, что только можно себе представить, а она может творить чудеса, если ею действует умная, опытная рука. Вот в такой “слабости” Бог может совершить Свою силу. И если мы дадим Ему так действовать, то многое действительно может стать реальностью. Тот же
Павел, после этих слов Христовых, прибавляет:поэтому ни о чем не буду ликовать, кроме как о слабости моей, так, чтобы всё было силой Божией...И в другом месте он говорит еще: все мне возможно в укрепляющей меня силе Христовой....

Вот что мне хотелось передать вам. Действительно, нет разделения между физическим, душевным и духовным, хотя каждое из этих начал имеет свою функцию и свое место; но они взаимосвязаны, взаимопереплетаются. Но у нас есть власть над их сердцевиной: той областью в теле, в чувствах, в эмоциях, в движениях воли, которую сознательным усилием мы можем обнаружить, осознать. И если мы раскроем сознательно это “сердце” действию силы Божией, тогда благодать и сила Божии смогут хлынуть в нас, изменить нас и, поистине, преобразить нас.

Митрополит Сурожский Антоний
http://www.mitras.ru/sretenie/sret_soboi.htm

Братия,
вразумляйте бесчинных,
утешайте малодушных,
поддерживайте слабых,
будьте долготерпеливы ко всем,
Смотрите, чтобы кто кому не воздавал злом за зло;но всегда ищите добра и друг другу и всем.
Всегда радуйтесь.
Непрестанно молитесь.
За все благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе.
                                                                              1- Фессалоникийцам Глава 5.
«За все благодарите…» Мы очень хорошо знаем, что благодарение – это один из важнейших, «несущих» столпов нашей веры. Но, зная это, мы часто терзаемся тем, что благодарение наше какое-то натужное, неискреннее, видно, что мы просто не хотим огорчать Господа. А может и вовсе никакого благодарения уже не осталось, а одни вопли душевной или физической боли, и такое бывает. Что же с нашей верой в это время происходит?
 Как объяснить отцу, который потерял свою любимую 19-летнюю дочку, потерял не от болезни, а неожиданно, просто ее сбила насмерть машина, как сказать ему о том, что надо благодарить за это, что надо верить…
Есть эта холодная церковность, которая просто ставит человека перед выбором, на который он неспособен. Есть она. Но есть и иное богословие. Вот неожиданная мысль владыки Антония Сурожского:

«Чтобы благодарить теперь за страдания, чтобы благодарить теперь за скорбь земли, надо уже ее видеть прославленной, надо уже прозреть победу Господню, иначе наше благодарение кощунственно и мы не благодарим, мы бессильны благодарить, потому что мы не живем тем Царством, о котором молимся.»

Посмотрим внимательно на слова «иначе наше благодарение кощунственно». Давайте вдумаемся во всю их серьезность и поймем, что лучше не благодарить, чем благодарить кощунственно. И искать нужно не плодов веры, а самой веры. Можно ходить повсюду и искать где бы достать яблоки, а можно самому посадить яблоню,
взращивать ее, поливать, удобрять, ждать несколько лет – тогда она даст плоды.
http://www.bible-center.ru/note/20090131/orth

"..Мы мало задумываемся над тем, что мера любви есть мера нашего
христианства: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете
иметь любовь между собою» (Ин. 13: 35). Если нет в нас любви, значит
христианство наше формальное, внешнее, холодное, а потому и бесплодное.
Нам редко удается привести к Богу наших знакомых и родственников
потому, что они не видят плоды нашей веры. «Плод же духа: любовь,
радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость,
воздержание» (Гал. 5: 22–23).
http://www.pravoslavie.ru/answers/7020.htm

Послание к Евреям Святого Апостола Павла гл.13 стих 17 

В сегодняшнем чтении апостол Павел призывает подражать вере своих наставников. Не стоит использовать этот текст, чтобы обсудить, достоин ли звания наставника в вере наш приходской священник. Не об этом сказано нам сегодня. В жизни каждого из нас были люди, вера и слова которых произвели на нас большое впечатление. Давайте подумаем, что было общего между ними. Что было самым ярким, самым важным? Я для себя определяю это как «прозрачность». Те, кто был для меня истинными
наставниками, были прозрачны — сквозь них было видно Христа! Каждый из них был личностью, яркой, неповторимой, но их человеческая личность не закрывала Его свет. Именно поэтому Павел продолжает мысль о наставниках словами: «Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же». Кто бы ни учил нас, главное — не личность учителя, но Личность Христа, Единого
Истинного Учителя.

По материалам Библия-Центр.ру

Душа наша-простое существо, как образ и подобие Божие; потому, когда она бывает благоустроена и живет согласно с волею Божией, тогда бывает и мирна, и легка, и радостна; а когда соизволит на грех, или сделает какой грех, или нудится от врага ко греху, тогда бывает беспокойна, мрачна, тяжела. Итак, твори непрестанно волю Божию, и будешь прост, мирен; но если будешь грешить, не будешь иметь мира. Не поддавайся врагу; он приносит в душу томление, тесноту, мрак, огонь. Отымите лукавства от душ ваших [Исаии 1, 16].
св.прав.Иоанн Кроштадтский

Выдержки из статьи журнала "Отрок" . весь текст по ссылке http://www.pravoslavie.ru/smi/1466.htm

Эволюция «самости»

Около ста лет назад кто-то сказал: некоторые люди живут так, словно Бога нет. Героиня современного фильма, отчаявшись найти средства для лечения ребёнка, становится киллером. Она мотивирует свой выбор тем, что её «клиенты», бизнесмены и чиновники, «живут так, словно нас нет». Вот такое страшное развитие — человек уединяется, обособляется и отрешается — от Бога, от других людей, пока не остаётся сам. Где же здесь быть милосердию? Абсолютизация своего «эго», своей «самости» исключает возможность существования каких-то «ближних». И вот тут начинается торжество законов джунглей — побеждает сильнейший, око за око и «мені ж треба». Но Бог есть, и другие люди есть — значит, позиция,которая отрицает Бога и ближних — глубоко ошибочна. Это неправильный путь, и вечную жизнь так не унаследовать. Да и в земной жизни самоуверенный хищник может внезапно стать беззащитной жертвой. А ближних-то нет...

Не случайно в притче о добром самарянине речь идёт и о любви к Богу, о любви к ближнему и о любви к себе. Эти три  любви нельзя разделить. Ведь кажется, что Бога — доброго, милостивого, грозного, вечного и всемогущего— любить легко. Любить себя — просто и приятно. Но ближний — такой несимпатичный, требовательный, неблагодарный — как его любить? Но иного выхода нет:

«любовь к Богу заключается в любви к ближнему, и тот, кто возделает в себе любовь к ближнему, вместе с нею стяжает в сердце своём неоцененное духовное сокровище — любовь к Богу» (святитель Игнатий (Брянчанинов). И потому трудно быть человеком.

...Даже в храме, среди братьев-православных, иной раз испытываешь не то что нелюбовь, а эдакую неприязнь к ближнему. Перед Пасхой мы пошли на соборование. Медленно собирались люди, всё больше старики. Кашель, приглушённые жалобы на разнообразные хвори и маленькую пенсию. Морщинистые лица. Согнутые спины. Шаркающая походка. Одежды такие, что только в музее выставлять: жизнь в оккупации. Священники в светло-зелёных облачениях начинают расставлять верующих рядами. Те пытаются сбиться в кучу, жмутся поближе к знакомым. Да что ж они такие бестолковые, никак не встанут, я на работу спешу!.. Наконец началось.Свечи, запах ладана, дым, пронизанный столбами солнечного света. Батюшки проходят между рядами, быстро рисуя кресты на лбах и запястьях. И я понимаю, что мы тут все — вместе. Мы — воины. Мы стоим рядами, плечом к плечу, готовясь встретить врага, если надо, умереть, но не сделать и шагу назад. Наши командиры в светло-зелёном камуфляже нас не оставят. Мы стоим так уже тысячу лет и будем стоять ещё тысячу. Мы — братья по оружию, и нет ничего выше нашего братства, и братьев своих я люблю как самого себя... Это ощущение было коротким, но очень сильным. Люди вокруг снова превратились в стариков и старушек в нелепых одеждах, но для меня они теперь — боевые побратимы. Я улыбнулся: человеком быть трудно. Но можно!