Женщина с колыбели
чей-нибудь смертный грех.
М. Цветаева
Я твой грех, виновница проказ.
Ты меня так долго добивался.
Вспомни, сколько уходил ты раз,
Столько же ко мне и возвращался.
Я твой грех: чужой запретный плод,
Но лишь он и слаще, и вкуснее.
И неважно: в омут или в брод…
Твой соблазн вкусить – куда сильнее.
Я твой грех, ошибка зрелых лет.
Ты избавиться от глупости стремишься.
Только небо может дать ответ:
Любишь ты меня или боишься?
Бог уже давно нас рассудил –
Мы ли этого с тобой хотели?
Ты меня устами поманил…
Женщина грех чей-то с колыбели!
Пара ласковых и нежных твоих фраз,
Малахитовый оттенок твоих глаз
Выручали и спасали от «зараз»
Сколько раз, сколько раз.
Сколько сказано тебе похвальных слов,
И наломано с тобою сколько дров…
А твой Колька для меня все тот же вор
До сих пор, до сих пор.
Ты говоришь – весна не вдохновенна?
Возможно, милая сестра.
Но я считаю: жизнь, как зебра –
Смотря, какая полоса.
Зима еще не сняла маски,
И на тепло она скупа.
А осень щедро дарит краски –
Она болезненно резва.
Весна и лето просто живы,
И есть кому писать стихи.
Немного, может быть, наивны,
Но все же искренни они.
А если нету настроенья,
И черная настала полоса,
Какое может быть, родная, вдохновенье?
Хоть лето, осень, хоть весна.
Скажи, кому нужна скупая правда
Без иллюзорного отчаянья мечты?
Все это абсолютно никому не надо.
Ведь с этим согласишься ты?
Я не Листьев, не Тальков,
только все равно погибну.
И оружием из слов
Нанесут мне рану в спину.
А потом придет письмо –
Мол, болтала, что попало.
И под чей-то тяжкий вздох
Скажут: «Пожила так мало…»
Может, кто-то и всплакнет:
«Разве это жизнь? – Отрава!»
У кого-то заживет
Незалеченная рана.
Кто-то будет пирожки
Тасовать по всем карманам,
А забытые дружки
Удивятся: «Это ж надо?..»
С облегчением вздохнет
Рідна мати – Україна:
«Кто не с нами – тот умрет,
Подставляйте свои спины,
Всех вас нам не обогреть,
И не хватит на всех сала…»
Кто-то выкрикнет в ответ:
«Пожила всего так мало!..»
____________________
На черта мне эта жизнь?
Лучше сразу в муравейник:
За соломинку держись,
И огромный всем приветик.
Там хоть пашешь день и ночь,
Но в стране всегда порядок:
Никого не гонят прочь,
И на всех хватает грядок.
А в родной стране убогой
Не то драма, не то цирк.
Народ – зритель и актеры,
Исполняют «счастья миг».
А участье в клоунаде
Принимает «аппарат»;
Наша доблестная рада –
В роли скачущих макак…
04.12.00
Я буду гордо голову нести.
Все, что случилось – пережито.
Исчерпан весь запас лимита,
Заметно поредела свита,
Что счеты не смогла свести.
А среди прочих «пассажиров»
Встречаются еще друзья,
Но с ними мне дружить нельзя:
Я – в нищету, они – в князья,
Под маску опытных кумиров.
Я одинока, но, увы,
Для счастья все ж предлог найдется.
Быть может, прошлое вернется,
Судьба мне тоже улыбнется,
Возможно, вместе с ней и вы.
Вы были так добры ко мне…
Мне нужно кое в чем признаться:
Я не хочу с вами прощаться,
И равнодушною казаться
В своей бескрайней пустоте.
Попробуйте меня простить.
От этого мне будет легче,
Покуда не погаснут свечи.
И с этих пор я буду вечно
И гордо голову нести.
Мне так хотелось бы пустить в расход любовь,
Швыряться счастьем то направо, то налево.
И волновать, и будоражить кровь
У полюбившегося человека.
Но кто я? Раб своей мечты,
Царица в недописанной легенде?
Ведь даже в грезах осыпаются цветы,
И насыщенье ароматом небезвредно…
Мир тесен настолько, что где-то вдали,
В дыре чужой, одичалой
Мне всюду случайно встречаешься ты
И в радости, и в печали.
Мир узок настолько, что, скомкав листок,
И бросив его в свою урну,
Легко прочитаешь ты несколько строк
Вдали на закате пурпурном.
Есть в этом загадка, есть в этом намек
На сказку в реалии жизни.
Не так уж велик наш тесный мирок,
И узок не так уж он слишком.
Никто и никогда не подвозил ее к самому подъезду на такой шикарной машине. Никто и никогда не ухаживал за ней так красиво. Никто и никогда не дарил ей весенние букеты в зимнюю стужу. Никто и никогда не называл ее так ласково и по-детски: Ляля.
Ему было за сорок, ей еще не исполнилось и тридцати. И только время было единственным расстоянием между ними. Она жила с родителями, которые точно и четко знали что нужно для полного счастья их дочери. У него была семья с двумя очаровательными детишками, которые тоже знали, что они – папино счастье. И больше никто не догадывался, что существует другое счастье: мимолетное, мгновенное, незыблемое, имя которому – любовь. Теплое и упоительное чувство…
Ему было за сорок, ей еще не исполнилось и тридцати. И только время было единственным расстоянием между ними. И, конечно, он не бросил свою семью с двумя очаровательными детишками, которые не всегда были осчастливлены папиным вниманием. И, естественно, она тоже не осталась одна в этом огромном мире. Но в ее сердце навсегда остался осколочек того другого счастья: мимолетного, мгновенного, незыблемого… И больше никто и никогда не называл ее так ласково и по-детски: Ляля…