Элегия

В одной песочнице, коих много, числа которым повсюду несть,
Какой-то прихоти ради бога, судьба свела их, зачем бог весть.
В отдельной карликовой пустыне, имевшей место в любом дворе,
Скучали рядом они отныне и ковырялись в земной коре.

И вот однажды, а если точно – цвела черемуха, был четверг,
Он поднял взор, и в часах песочных застрял комочек, и мир померк.
И вдруг увидев в ней свет, прекрасней какого и не встречал досель,
Он тихо выдохнул перед казнью и сел в бесплатную карусель.

Она ломала его машинки. Он и не думал роптать в ответ.
В ее глазах голубели льдинки – он улыбался и видел свет. 
Она втыкала в него шурупы, булавки, шпильки и каблучки,
Но у него лишь дрожали губы, и расширялись слегка зрачки.

Потом песочница стала мелкой, открылись новые рубежи,
Она швыряла в него тарелки, и научилась метать ножи.
Он подарил ей букет кораллов, она украла его кларнет.
Она язвила, вонзая жало - он улыбался и видел свет. 

Она царапала и кромсала его прилюдно и тет-а-тет.
Он улыбался. Довольно вяло, но улыбался – и видел свет.
И терпкий мед из цветов полыни вкушал, что чертополох – осел,
Не из упрямства, не из гордыни: а просто хочется – вот и все.

И он цеплялся, как мог, конечно, за все, дарованное ослу,
Уменье видеть не то, что внешне, уменье слышать не то, что вслух.
Но пламя жгло, становясь бледнее и безотраднее каждый час,
И он ушел, не простившись с нею. Песок просыпался. Свет погас.

И воплям разума не внимая, что дело было отнюдь не в ней,
А лишь в черемухе, или в мае, иль в чем еще – божеству видней,
Он опустился на дно морское, во мглу, не снившуюся Кусто…
Зато он видел ее такою, какой не видел ее никто.

©Дмитрий Якимов