Когда мы только собирались ехать в Индию, побывавшие там коллеги настоятельно не рекомендовали подавать там милостыню.

Как и в любой стране с традициями, уходящими вглубь веков, в Индии нищенство является самым обыкновенным бизнесом. Во главе всей этой пирамиды стоит свой попрошаечный мафиози, который, конечно же, в жизни не выходил нищенствовать на улицу. Верховенство передается ему по наследству, и он только собирает свое огромное богатство, которое стекается к нему золотыми ручейками со всех концом Индии. Как и полагается, тут существует своя иерархия, свой топ-менеджмент и менеджмент среднего уровня. Одни разъезжают по стране в поисках немощных людей и калек, а то и вовсе воруют детей, некоторых из них умышленно калечат, а другие контролируют расстановку нищих по городским улицам, причем эти зоны являются неприкасаемыми, и любой переступивший границу нищий, тут же избивается в кровь подручными местного попрошайно-мафиозного бонзы. Исключение делается только для детей-попрошаек, но и те не очень-то нарушают пределы назначенных зон, разве что старшой даст отмашку…

И если вы хоть раз дадите милостыню какому-то вызвавшему ваше сострадание бедняге, за вас возьмется не только вся улица, но и весь район, как минимум. Вас будут передавать из зоны в зону, к вам будут тянуть свои замотанные в грязные тряпки культяшки прокаженные, безногие будут хватать полы вашей одежды грязными узловатыми пальцами, несчастные мамаши с вызывающими ужас младенцами будут совать их чуть ли не прямо в лицо… Так что ваша прогулка по городу в таком случае рискует превратиться в сплошной кошмар, потому что то, что кажется жуткой экзотикой один день, уже становится кошмаром во второй… Будьте уверены, что вас фотографически запомнили и теперь будут вести по улицам до тех пор, пока не опустошат ваши карманы или пока вы не удерете из проклятого города…

Наши львовские коллеги, прилетевшие в Индию вместе с нами, все же связались с нищими, о чем очень пожалели. Нет, они не дали мелочи взрослым попрошайкам и не дали ее детям, которые время от времени к нам. Они дали одному замурзанному мальчишке конфету…

Через пару минут к ним сбежалось едва ли не три десятка детей. Теперь наши земляки шагали в центре галдящей толпы, которая уже нагло требовала от них конфет. Когда количество детей увеличилось до полусотни, мой товарищ вдруг подбросил пригоршню леденцов в воздух, схватил жену за руку и потащил ее в ближайший магазин кожаных изделий подальше от галдящей и дерущейся за сладости толпы. Но не так-то все было и просто: юная толпа, поглотив конфеты, подошла к витрине магазина и голодной сотней глаз наблюдала за нашими перепуганными друзьями. Помог хозяин, который вышел на улицу и позвал полицию. Дети бросились врассыпную, а нас всех на всякий случай вывели на другую улицу через черный ход…

Нищие центра Хайдерабада привыкли ко мне только через полгода. Потом, когда завидев издали белого, в районе ювелирных магазинов, нам навстречу бросался один прокаженный и через пару шагов узнавал нас, его беззубый рот разъедала хитрая улыбка, и мы с ним раскланивались, как с добрым знакомым. Точно так же каждый раз приветствовал нас толстый безногий инвалид, сидевший недалеко от входа в магазин контрабандных товаров. Мы не давали милостыни, и к нам привыкли.

Правда, в одном из городских парков работала какая-то невнимательная нищенка. Каждый раз, когда мы приходили туда выгулять ребенка, она со своим грудным малышом (причем и на второй год нашего пребывания в Хайдерабаде она промышляла в парке под видом кормящей матери) тупо ходил за нами, бубня свое "Са!" (диалектное произношение слова Sir). Кстати, в том же парке к нам прицепился молодой человек, по внешнему виду ничуть не отличавшийся от местных студентов, которых я обучал русскому языку. Видимо, парень решил подзаработать. Он очень старался принять вызывающий сострадание вид, но это у него плохо получалось. Меня так и разрывало режиссерское желание показать ему, как нужно просить, но я боялся потерять имидж белого сэра. А может, опасался еще сыграть настолько реалистически, что бедняга бы отдал мне последнюю свою мелочь…

В конце концов, он достал своим нытьем мою пятилетнюю дочь, и она пожаловалась на его нудное присутствие рядом с нами.

- Да плюнь на него, - меланхолично произнес я и пожалел, что сказал это.

Дочь поняла мои слова буквально, повернулась к студенту, набрала полные щеки слюны и смачно плюнула в его сторону. Попрошайка ошалел, глаза его выкатились наружу, но потом в них появился проблеск мысли, и они погрустнели. Поняв, что стипендии от белых сэров он не получит, бедный студент поплелся восвояси…

Другой неудавшийся попрошайка был из числа мальчиков, подметавших в поездах полы. Индусы – народ не очень следящий за чистотой под ногами. Другими словами, обертки от продуктов, банановые шкурки и прочую мусорную мелочь бросают себе под ноги на улице, или на пол вагона, если они путешествуют поездом. Один из мусорных боев, видимо, выполнил свою работу в одном из дальних вагонов и бежал через наш вагон к друзьям в начале состава, бодренько напевая при этом превеселую песню. Но вдруг краем глаза он заметил белых людей! Он тут же на глазах у всех превратился в глубоко несчастного мальчика, у которого на глазах выступили огромные слезы… Он стоял и канючил свое "Са!" Долго и нудно, пока его не прогнали едущие рядом индусы. И что вы думаете? Мальчик снова стал веселым, возобновил пение и вприпрыжку понесся вдоль вагона…

Но самый запомнившийся мне случай был у музыкального магазина. Сделав покупки, я вышел из него и увидел у своего мопеда мальчика лет восьми, старательно натиравшего его до блеска тряпкой. Увидев меня, он отошел в сторону и протянул ко мне руку. Это в нашей стране таким образом подзарабатывают мальчишки. В Индии такого я не встречал. И я не дал ему денег: принцип должен был быть принципом. И сделал верно, так как неподалеку за нами слишком уж внимательно наблюдал прокаженный попрошайка. Но взгляд этого мальчика я запомнил на всю жизнь…

В нем было грустное "я старался"..…