
После спектакля "Гамлет" кинорежиссер Сергей Соловьев рассказал корреспонденту "Газеты" Ольге Романцовой, почему молодым кинорежиссерам полезно ставить театральные спектакли, что общего между "Гамлетом" Егора Баранова и одноименным фильмом Григория Козинцева и какова прокатная судьба картины "Анна Каренина". Сергей Александрович, будущие кинорежиссеры, ученики вашей мастерской во ВГИКе, часто ставят театральные спектакли? Это наша обычная практика. Любому кинорежиссеру необходимо освоить большую форму, поработать в ней. У нее свои законы и иное пространство для изложения мысли. Но снять полнометражный фильм студенту практически невозможно. Максимум, что он может сделать, — это короткометражка, идущая не больше 10 минут. Спектакль в театре помогает освоить большую форму и научиться с ее помощью воплощать большое содержание. Мне кажется, что молодой режиссер рано или поздно должен взяться за "Гамлета" и рассказать с его помощью о герое нашего времени. У Егора Баранова получился стремительный, динамичный спектакль, который не скучно смотреть. Я понимаю, то, что он увидел в "Гамлете", — параллели с нашим временем. Но не слишком ли это просто — поставить пьесу Шекспира о разборках в коммуналке? Любой режиссер ставит "Гамлета" о людях своей эпохи. Спектакль Баранова настолько же современен, насколько современен был фильм "Гамлет" Григория Козинцева с Иннокентием Смоктуновским в главной роли. Козинцев тоже прочитал "Гамлета" как историю о собственной эпохе и живущих в ней людях. Просто он считал хорошим и правильным тоном досконально изучить историографию, все исторические источники и одеть героев фильма в исторические костюмы. Но Смоктуновский, как и Олег Лабозин, игравший сегодня Гамлета, сыграли то, что приходит в голову человеку при чтении шекспировского текста. Просто Баранов прочитал его сейчас, а Козинцев — в 60-х годах прошлого века. Кстати, Смоктуновский после роли Гамлета стал самым популярным актером эпохи. А у фильма "Гамлет" был совершенно невиданный кассовый успех. Все смотрели эту картину. Казалось бы, что общего между жизнью в Советском Союзе и шекспировской трагедией? Но это была история о том времени. Но Смоктуновский играл интеллигента, который живет в тоталитарном обществе. Общество в наше время изменилось, вот и герой стал другим. Козинцев снимал фильм о тоталитаризме, Баранов поставил историю наших дней: бандитское устроение жизни и связанные с ним разборки в человеческом социуме. По-моему, очень правильная и исчерпывающая форма. Одни педагоги, обучая режиссеров, считают, что главное — научить их азам профессии, дать какие-то технические навыки. Другие — что нужно воспитывать ученика как личность, а технологии он научится сам. Как поступаете вы? По-моему, нет никаких универсальных технологий, значит, их бессмысленно преподавать. У каждого режиссера, как и у каждого художника, своя техника, которая соответствует его художественной личности. У Врубеля одна школа, у Натальи Гончаровой — совсем другая. При этом все владеют профессиональной техникой. Вы занимаетесь со своими учениками, показываете их работы на фестивале "Дух огня" в Ханты-Мансийске. Вам не обидно, что многие из них после окончания ВГИКа идут снимать сериалы? Жалко, конечно, но вы же видите, какое сейчас время. После вашего фильма "2-АССА-2" возникает ощущение, что культуры больше нет, она закончилась. Культура не может закончиться, потому что она закончится только вместе с концом света. Конечно, время сейчас жесточайшее по своей глупости, цинизму и невежеству. Я бы так сказал: остались глупость, цинизм и невежество, больше ничего. Значит, все безнадежно? Или культуру как-то можно спасти? О какой безнадежности можно говорить, пока есть Сергей Шнуров и Юрий Башмет? Пока они живы, не все так безнадежно. Но я думаю, что сейчас не стоит вмешиваться в какие-то глобальные преобразования чего-то во что-то. Нужно стараться сохранить российскую культуру в каких-то отдельных очагах. Вы бы могли сравнить Сергея Шнурова с Виктором Цоем? Зачем их сравнивать? Разве можно меня сравнить с Тарковским? Он — это он, а я — это я. Интересно, почему единственная книга, которую вы показываете в "2-АССЕ-2", — это "Анна Каренина"? А почему Набоков считал "Анну Каренину" лучшим романом мировой литературы? Попытайтесь ответить на этот вопрос. Может быть, и отвечу, когда посмотрю ваш фильм "Анна Каренина". Почему его не показывают в Москве? Потому что жизнь у нас такая. "Анну Каренину" показывают в Лондоне, Париже, Риме, Тель-Авиве, везде, но только не в России. А что говорят прокатчики? Они отказываются ее показать? Они не отказываются. Наоборот, все говорят: "Надо думать, как хорошо ее выпустить". И никак не выпускают. Призрак выходит из телевизора Герои шекспировского "Гамлета" поселились в коммунальной квартире. Туда перенес действие своего спектакля "Гамлет" будущий кинорежиссер Егор Баранов, ученик Сергея Соловьева. Пространство подвального театра А.Р.Т.О., где 20 февраля состоялась премьера, идеально вписалось в режиссерский замысел. Пьеса "Гамлет" практически бездонна. Поставив ее, каждый режиссер умудряется вычитать в ней что-то новое. Егор Баранов не стал нагружать своего "Гамлета" дополнительным смыслом. В спектакле режиссер добросовестно пересказал детективный сюжет и перенес его героев в наши дни. Эльсинор превратился в огромную коммуналку, а его обитатели стали бандитами. Так мог бы снять "Гамлета" Квентин Тарантино. Клавдий (Александр Новиков) задушил пьяного брата, чтобы стать паханом (символы королевской власти — галстук да длинная меховая шуба) и взять в жены невестку Гертруду (Оксана Сидоренко). Труп убийца бросает в металлическую тележку, в которой возят продукты в супермаркетах. Сверху на труп кинут маленький телевизор, и голос Призрака будет кричать с телевизионного экрана. А рука, высунувшаяся из тележки, схватит Гамлета (Олег Лабозин) за горло. Этому Гамлету не до философских рассуждений. Главное —уцелеть во время разборок и отомстить за отца. Молодой человек впервые понял, что находится на волосок от смерти и как страшно умирать. Этот страх смерти становится главной темой монолога "Быть или не быть". Заметно, что режиссер поставил историю о том, что он очень хорошо знает. Каждый из типажей узнаваем, они выглядят на сцене живыми людьми с понятными и естественными реакциями. У спектакля стремительный, чисто детективный ритм, и, даже зная сюжет, все равно с нетерпением ждешь, чем кончится дело. Чтобы зрители догадались, что вокруг принца датского сплошной клубок змей, все герои время от времени надевают на руку кукол-змеенышей, которые открывают пасти и шипят. У Баранова врожденное чувство ритма, он умеет придумывать интересные мизансцены практически в пустом пространстве. К примеру, чтобы подслушать разговор Гамлета и Офелии, Полоний, Клавдий и Гертруда приносят с собой листы фанеры и прячутся за ними. Режиссер собирается со временем экранизировать своего "Гамлета". Но хочется, чтобы фильм был снят как минимум лет через 10. Чтобы Баранов повзрослел, повнимательнее прочитал Шекспира и понял, что история принца датского не ограничивается детективным сюжетом и эльсинорскими разборками. Статья опубликована в издании "Газета", №31 от 24 февраля 2010

Оказывается, у нас год Цоя. Так, по крайней мере, утверждают организаторы поражающей своим размахом всероссийской акции «Последний герой. Двадцать лет спустя». Пусть вас не сбивает это название. Со дня смерти Виктора Робертовича прошло 19 лет, а не 20. 20 будет в следующем году. А пока на повестке дня премьера документального фильма Алексея Учителя «Последний герой». Фильма о том, почему нам все еще нужен Цой.
Акция «Последний герой» поражает своим размахом. Показ фильма в сорока городах. Выставка фотографий. Проект памятника. Презентация книги «Черный квадрат», где рассказывается о том, что делал бы Цой, если б остался жив. И наконец, региональные «стены Цоя», на которых, как выразились ростовские прокатчики, «каждый желающий может оставить свой след, свои эмоции и отношение к происходящему».
Организованное самовыражение с коммерческим уклоном. Правда, в Москве ничего подобного не было. Только фильм и несколько уличных гитаристов, исполняющих «Звезду по имени Солнце». От кинотеатра «Художественный», где показывали «Последнего героя», до гитаристов возле арбатской «стенки» идти ровно семь минут. Такое ощущение, что и не выходил из зала. Те же лица, те же песни, та же атмосфера, что на экране.
Учитель снял превосходную картину, но тот, кто рассчитывает увидеть экранизированную биографию, будет разочарован. Кино не о Цое, а о том, почему он нам до сих пор нужен. На документальном материале смонтирован по большой счету художественный, а не документальный фильм. Гораздо более художественный, чем «Рок» того же Учителя, где ставилась элементарная, хотя и важная по тем временам задача: показать, что рокеры тоже люди.
В «Последнем герое» много кадров, снятых в период «Рока». Плюс редкие концертные видео. Интервью с матерью Цоя, с Марьяной (его первой женой), с сыном, с фанатами, ночующими на кладбище у могилы. «Свершится таинство!» – говорит бородатый шизофренник с выпученными глазами. «Король земного рока Виктор Цой», – продолжает «астральная жена» Цоя, исправно посещающая церковь. И лица, лица, лица. Губы, бесконечно повторяющие: «Смерть стоит того, чтобы жить, а любовь стоит того, чтобы ждать!
Кто все эти люди? Сумасшедшие, идеалисты, романтики? Интересно, есть ли у них какая-то жизнь за пределами той, что показана оператором фильма? Я подозреваю, что нет. Это такие же фантомы, каким был и сам Цой в материальном мире. По крайней мере, судя по его песням. Но именно фантомы имеют наибольшие шансы на вечность. К ним не может быть никаких претензий.
Камера показывает могилу, а сверху звучит усиленный эхом голос Цоя: «Я никогда не верил ничему на слово. Предпочитаю узнавать все на своем опыте». Как говорится, ключевая цитата.
Он ведь сделал поразительную вещь. В отличие от того же Гребенщикова или Майка Науменко, попробовал говорить так, будто до него ничего и никого не было. Как в первый раз, а следовательно, и в последний. Голый человек на голой земле, вне контекста. Только Земля, Небо, Звезды, Солнце, Смерть, Любовь, Лето. В итоге контекст умер, сменился, отошел в прошлое, а слова, произнесенные Цоем, не умирают.
О чем его фраза «Мне не нравилось то, что здесь было. И мне не нравится то, что здесь есть»? Об СССР и России? О старом и новом? О тотальном отрицании мира? Обо всем сразу и ни о чем. Но это было правдой тогда и остается правдой теперь. Правду Цоя очень хорошо чувствуют те, кто каждый год выпивает у стены на Арбате. Нестареющие ребята с рюкзаками. Все в черном, с надвинутыми на глаза капюшонами. Они все правильно понимают. Их беда в одном: они не Цой. Им никогда не написать этих песен заново. Так и живут, обреченные на вечный повтор.
Когда двадцать лет назад в нашу компанию кто-то принес альбом «Группа крови», вокруг магнитофона, не сговариваясь, сгрудились любители «Депеш Мод», заядлые металлисты и девочки, предпочитавшие всему на свете «Яблоки на снегу». «Кино» всех нас тогда устроило и всех примирило – как среднее арифметическое, как символ. Это, пожалуй, главная заслуга Цоя. Но почему из плеяды блестящих питерских музыкантов восьмидесятых на роль героя был выбран именно он? Иначе говоря, как стал он звездой?
Музыку «Кино» трудно назвать гениальной. Язык не поворачивается. По большей части это гармонии любимой Цоем английской группы «Cure». Вокал, как утверждают эксперты, тоже среднего качества, хотя и специфический, хорошо узнаваемый. Значит, дело в текстах. В этих корневых символах – ночь, утро, перемены, небо, земля, война, – за которыми каждый волен представить все, что захочет. И в лирическом герое, который, кстати, не вполне совпадал с личностью самого Цоя. Это очень точно зафиксировано в фильме Учителя. После слов «Следи за собой, будь осторожен!» Цой на секунду отворачивается от микрофона и... невозможно ошибиться, он улыбается.
Одинокий, замкнутый, неизменно ироничный по отношению к себе, его герой был частично заимствован из фильмов с Брюсом Ли и Марлоном Брандо, а частично сформирован петербургской традицией, согласно которой молодой человек должен отстраненно относиться к внешнему миру и вообще быть немножко «cool». Этот образ органично перенесен на клиповую эстетику восьмидесятых и приправлен столь ценимым в отечестве неприятием существующего порядка вещей.
– А что конкретно не устраивает вас в окружающей действительности? — спросили его как-то из зала.
– Все, – лаконично ответил Цой.
Единственное достойное место по Цою (об этом есть в фильме) – Диснейленд, сборище светящихся динозавров. Очень детское, первобытное сознание было у Виктора Робертовича. И героическое. Ведь герой может делать ставку только на то, чего нет. На воображаемое, идеальное. В этом смысле песня «Мы ждем перемен» – гимн не перестройке, а динозаврам.
Недавно снятый фильм Сергея Соловьева «АССА2» заканчивается примерно так же, как первая «АССА». Только вместо Цоя на сцене Зеленого театра ЦПКиО – Шнур, Сергей Шнуров. Он поет: «Мы уже не ждем перемен!». Попадание абсолютно точное. За эти двадцать лет окончательно выяснилось то, о чем Цой мог только догадываться: перемена власти, общественного строя, быта не имеет никакого значения. Человек остается тем же. Как небо и звезды. Как светящийся динозавр.
Соловьев не ошибся, остановив на Шнуре свой выбор. Есть у Шнура и другая песня. Главный его хит, где указан вектор движения. «Мне бы в небо». Эту песню мог бы написать Цой.
ВЗГЛЯД Деловая газета
Псевдоним для героя
Ну и АССА-2 конечно