хочу сюди!
 

Ліда

50 років, водолій, познайомиться з хлопцем у віці 46-56 років

Замітки з міткою «о социал-монархизме»

Ещё раз о социал-монархизме (2)2

Присяга  Царю  -  это  присяга  не  лично   Ивану, Алексию,  Николе,  Георгию  и  т.д. -  это  присяга  Роду.  Царь -  именно  один ( отсюда  и  «монархия»),  царский  сын  есть  он  же  сам. Монархия  ноуменальна,  а  не  феноменальна. Когда  нет  семьи, нет  своих  мертвецов  и  своих  чаемых  будущих – не может  быть и  монархии.
При  этом  для  Православного Царства,  Третьего  Рима  Царь ( Император)  это  1)  «епископ  внешних  дел  Церкви»,  ея  страж  от  ересей  и  расколов,  как  единственный  в мире  Белый ( свободный) Царь  имеющий  правообязанность  созыва  Вселенских  соборов. 2)  Верховный  Законодатель,  Правитель  и  Судия.  В  светском аспекте  это еще  и  уже  шире.
Власть  по  природе  своей  едина и  монадична:  она  или  есть,  или  ее  нет.  Первым это  сформулировал  Аристотель,  создав учение  о  трех  «правильных»  типах  власти -  монархии, аристократии и  политии (демократии) -  и  трех  искаженных  - тирании,  олигархии  и  демократии  ( охлократии). Правильно  говорить не о «форме», а  о  «типе  правления».  «Разделение  властей» -  одна  из  главных  составляющих  «великой лжи  нашего  времени».   Л.А.Тихомиров в «Монархической государственности» говорит  о  единстве  и  неделимости  Верховной  власти и о принципиальном  многообразии  «управительных  полномочий» как  общегосударственного, так  и  местного  значения. 
 С  другой  стороны,  социализм,  уже  говорили  выше  - изначально двойствен. По сути,  можно говорить  о «двух  социализмах». Нас  интересует не  умозрительно-«просвещенческий» (в  частности, марксистский),  не манихейская  «тяга  к  смерти»,  исследованная  в  известной уже  упоминавшейся   книге  академика  И.Р.Шафаревича,    а русский  коренной, корневой социализм,    истоки  коего   -  в  «тягловом»  и  сословно (социально) - представительном  государстве  XV- XVII  с  юридически  не  ограниченной  Монархией,  совещательными «Советами  всей  земли»  (Земскими соборами)  и  широким  местным  самоуправлением,  Русский  социализм  -  цивилизационный,  а  не  формационный   -  и  есть   -  Самодержавная  монархия.
Московское царство было т.н. "тягловым государством" (по выражению В.О.Ключевского), или "государством-крепостью", причем словом "крепость" обозначалась прежде всего общенародная круговая порука — точно такая же, какая была внутри крестьянской общины. Удельные князья, бояре, а затем дворяне служили Государю, проливали свою кровь, и на этих условиях крестьяне постепенно прикреплялись к земле, кормили и вооружали тех, кто и самих крестьян оборонял на войне. Все московские люди были "государевыми людьми", между ними не было личной зависимости, как не было и "крещеной собственности", которая появилась только после Указа 1762 года о "дворянской вольности", мгновенно превратившего "крепость" в "крепостничество" (это уродливое подражание европейскому феодализму привело к столь же уродливому "российскому капитализму" конца XIX–начала ХХ веков). 
Московское государство как государство "тягловое" в той же степени было и государством сословно-представительным: Земские соборы как совещательные при Верховной власти органы, созываемые по сословно-земельному (сегодня мы бы сказали "социально-территориальному") признаку, были формой живой и органической связи власти с "землёй", которая, без сомнения, развилась бы в политическую форму, полноценно альтернативную западному парламентаризму с его принципами формального большинства и диктатуры партий, если бы её развитие не было прервано церковным расколом XVII века (после которого и сами Соборы перестали созываться), а затем — Указом 1762 года. Лозунг "Царь и Советы", выдвинутый в 30-е годы ХХ  века "младороссами" А.Л.Казем-бека  ( 1902 — 1977)  был  абсолютно последователен и органичен
Здесь  мы  начинаем  говорить уже  не  о  прошлом (условно),  а о настоящем и будущем.
Разумеется, если  мы  рассматриваем  современную  Россию  как  находящуюся  в  переходном  периоде  (республика  по  форме, но на самом деле классический  «римский  принципат» с завещательной  передачей  власти по  содержанию),  то   изменения  государственного  устройства  должны быть осуществлены  ненасильственно,  мирно и  в  рамках  механизмов, предусмотренных  действующей  Конституцией, причем желательно  их  инициирование  самим  Главой  Государства. 
Еще  раз напомним:  СССР?  изначально    задуманный  как лево-глобалистский проект  перехода  к  мировому  правительству  под  узурпированной  «красной  оболочкой»,  после  «контрреволюции  1937-38 гг.  года   стал  приобретать  некоторые  (далеко не все)  черты  исторической,  даже  допетербуржской   России  как  «тяглового  государства»,  хотя  и  без  Царя  и формально  вне  Православия.  А  после рецидивной  буржуазной  революции  1991  года  (продолжения  Февральской), как  раз  и  оказалось,  что  у  исторической  Русской  монархии  и  исторического  Русского  социализма  -  один  и  тот же  враг  -  силы  антихриста, то  есть   то  же  самое  «мировое  правительств»  и  капитал.  Именно  это  и  открыло -  для  многих неожиданно -  общее будущее,   путь единого  политического  праксиса  сторонников  Русской  Православной  монархии  и  Русского  социализма, то  есть  как  раз  «всей  Руси».
При этом оказывается,  что  именно  Московская  Русь – эпоха  наивысшей  русской  «самосродности»,  наше  «самое  само» (А.Ф.Лосев).   В  XV –середине  XVII  вв.  сложилась  государственная  система,  до  сих  пор  остающаяся  сокрытой «матрицей» Русской  государственности. Государственное устройство Московского Царство было, есть и будет оставаться для России «матричным»,  хотя  оно неизбежно  маняет «знаки и возглавья» (М.Волошин)  Его   окончательное  «всплытие»  неизбежно.
Раскол середины XVII в. разделил народ на две части, предопределил дальнейшее насаждение европейских форм (в том числе, после 1762 г, псевдофеодального крепостничества). В конечном счете «отказ от Москвы» и привел уже в советское время  к новому появлению «обезбоженного и обездушенного универсально-крепостного государства, организационно весьма близкого к опыту древней Москвы, только с обратным духовным знаком» (П.Б.Струве), включая как «земщину» (Советы), так и «опричнину» ( партия). В  70-80-е годы ХХ  века  положение Генерального секретаря точно так же  не было закреплено в законодательстве, как  и Московского Царя, а соотношение КПСС и Советов  воспроизводило «опричную» модель.
Сброс коммунистической «скорлупы», к несчастью, привел не к оживлению  органической жизни (она была почти убита в 20-е годы), а к новой  «евроамериканской рецепции»  и, как следствие, к рассыпающейся государственности, способной быть удерживаемой лишь полицейским порядком, а также к несоответствию «закона» и «понятий». И единственно жизнеспособной сегодня является возможность  «возвращения старой Москвы», конечно,  с учетом всех  реальностей и новых технологий. В частности,  политические  идеи Леонтьева, Тихомирова, Казем-бека должны быть  изучены заново.
Социальная  природа  монархического  государства    прежде  всего  в  том,  что  в  законодательной  деятельности  участвуют  не  политические  (т.е.  разделенные по  идеологиям)  партии,  а  социальные слои  ( раньше  их  называли  сословиями), профессиональные  объединения,  трудовые  коллективы,  а  также  территориальные  образования  (  земли).  «Верховной  власти -  неограниченная  сила  правления -  земле  -  неограниченная  сила  мнения» (еще  славянофильская  формула)
Верховная  власть  не  ограничена  юридически.  Однако  Государь  -  «сын  церковный»,  приносит  покаяние и  приемлет    церковные таинства.  Сама  Церковь  возвращается  к строгой  канонической  практике,  к  Кормчей.  Однако  в  будущем Царстве  не  должно  быть  никакого  принуждения  к  вере. Православное Христианство (старого, Русского, и нового, Греко-Российского,  обряда) – не  государственное, а государствообразующее исповедание.    Никаких  «справок  об  исповеди»  и  всего  того,  что  сгубило  прежнюю  «симфонию». Клерикализм,  то  есть  стремление  духовенства  руководить  государством,  тоже  должен  быть  исключен. Люди  обращаются  к  вере,  глядя  на  Царя,   Царицу и  их детей.  Верховная  власть  также  осуществляет  защиту Ислама, Буддизма   и  других  традиционных  религий коренных  народов  России,  местных  обычаев.  Из практики «светского государства»  сохраняется  свободное  религиозное  обучение по  желанию  семьи,  отсутствие  «религиозного обыска»  при приеме  на работу, невмешательство  в частную жизнь.  Однако  пропаганда  атеизма, публичное кощунство и хула  не допускаются.
Суд  -  Царское  (княжое)  право. Суд  состязателен,  но  от  Государства  не должно  исходить  обвинение.  Царь  и  назначаемые  им  судьи  -  арбитры  как над обвинением, так и над  защитой.    Вменение  обвинения Прокуратуре (то есть заведомое  поставление Государства в  обвинительное положение)  -  огромная  и  трудно  исправимая  ошибка  судебной  реформы  1864 г.,  унаследованная в  дальнейшем.  Прокуратура ( за  которой  остается    надзор  за  соблюдением  законов  и  борьба  с  коррупцией)  от  функции государственного обвинения  должна  быть освобождена.. Обвинение  и  защита  осуществляются  в  рамках  одного  сословия  ( трудового объединения)  правоведов  в  рамках  выполнения  профессиональных  обязанностей.  Профессиональные  судьи  назначаются Верховной властью,  от  имени  которой  оглашается  приговор,  и  которая является  высшей  апелляционной  инстанцией. 
Законодательство – дело самой Верховной  власти.    Высшие  представительные  органы не  принимают  законы,  а  обсуждают  и  подготавливают  их.   Вступает  в  силу  лишь закон,  утвержденный  Государем.  Управительные  полномочия  могут  быть  делегированы  премьер-министру,  канцлеру, диктатору  и т.д. ( по ситуации и условиям) и  затем распределяться  по  ветвям  и  отраслям.   Представительные  органы, как  и  «Советы  всей  земли» (Земские  соборы ) старой  Москвы,  призваны  доносить  до  Верховной  власти  думы,  волю  и  чаяния  народа  со всей  огромной  России.  Это  их  главная задача.  В  этом  смысле    «наказы  депутатам» с  правом их  отзыва  в  СССР  были  куда  ближе  к  жизни,  чем  сегодняшняя  «независимость»,  а  на  самом  деле  как  раз зависимость  от  финансовых  и  политических кланов. Очень  плодотворным  представляется  предложение  Виталия  Третьякова  начать  формирование  новых  (более  подвижных  и  не  привилегированных)  сословий -  крестьянского, рабочего,  врачебно-медицинского, военного, научного, частновладельческого  и  др. -  и  переходить  к  передаче им (а  не  партиям)  представительных  функций  уже  сейчас. 
«Федеративное  устройство»  государства  должно  остаться  в  прошлом.  Никаких  «суверенитетов»,  кроме  Суверена.  Назначаемые  Верховной  властью  губернаторы  или  генерал-губернаторы осуществляют  политическое  руководство  на  местах.  Но  -  при  подлинном  многообразии  и  «цветущей  сложности»  местной  жизни  и устройства.   Любые  формы  местного  самоуправления  -  земства, советы,  казачий  круг,  церковные  общины,  курултаи  -  приемлемы. Население  само  избирает  форму  самоуправления  и  лиц, его  возглавляющих,  устанавливает  местные  налоги  и  сборы,  определяет  формы  собственности  и  хозяйствования.  Губернаторы  в  это  не вмешиваются.  Главная  их  задача  -  обезпечивать  единство  и  целостность  страны,  функционирование  объектов  стратегического  и  общегосударственного   значения,  транспорта  и  связи.  Тем  более  исключено  образование  политических  субъектов  по  национальному  признаку.  Но  -  при  полной  культурно-этнической   и  этническо-религиозной  автономии,  свободе  использования  и  развития  местных  языков  и  наречий.
Социал-монархизм  выдвигает два  основных  начала  жизни  государства -  Самодержавие    и  самоуправление,  Именно  так называлась  опубликованная  в  1899 г.  статья  Сергея  Федоровича  Шарапова  (1855—1911), который предлагал  отделить  «дело  государево» от  «дела  земского», создать «непосредственно под государем» ряд земских единиц (областей), самоуправляющихся  на основании данного Монархом закона. Таким образом, возникает «ряд живых общественных самоуправляющихся земских организмов». «Наверх»  выдвигаются  лица  из  среды  земства. Таким путем возможно создание многочисленного и действительно «лучшего» общественного класса». При этом Земской  Собор  (Совет  всей  земли) -  не  разовое  собрание,  определяющее  (не «избирающее»!) будущего  Царя  и  Династию,  но  «постоянно  созываемое  собрание  всенародное, необходимое  в  особых  ситуациях, единение государственно-национальных сил … высший, чрезвычайный орган царско-народного совещания». 
Социал-монархизм  принципиально  не  «зациклен»  на  экономике.  Где-то  лучше  сделать  так,  а  где-то  -  иначе.  Имеют  значения  многие  обстоятельства -  размер  территории,  климат, природа,  религия,  культура,  геостратегическое  положение  то,  что именуется  «месторазвитием».  Кроме  одного. Основа  месторазвития  -   земля.  Не случайно «земля»-  синоним  «волости»,  а    «волость»   означает  также  -  власть. Земля,  как  и  власть  -  неделима. Это  то  же  самое  отношение  «Царь-народ».  Отсюда  невозможность  и  недопустимость  частной  собственности  на  землю.   «Земля  Божья  и  Государева,  а  так  -  ничья».  «В  Духов  день  земля – именинница».  «Мать-Земля…»  Земля может быть дана лишь во владение, во временное пользование, ради ея возделывания, но не в собственность с правом продажи, хотя всё, что на юридическом языке называется "плоды, продукция и доходы", может находиться как в коллективной, так и в частной собственности крестьян (христиан). Земля может переходить и по наследству — но без права её продажи.  Кстати,  точно так же переходит по наследству, но не может быть проданной и царская власть; в этом смысле Царь — такой же "крестьянин", то  есть Христианин.
Таким  же  злом,  как  продажа  земли,  является  капитализм  -  вовсе не  синоним  частной  собственности  (вопреки  марксизму).  Капитализм  -  это именно банковский  капитал,  «сотые»  (  проценты),  то  есть  делание  денег  из  ничто.  Церковный канон полагает за это отлучение от Церкви. Даже если мы сегодня вынужденно имеем дело с банками и процентом, мы должны чётко осознавать, что это прямой грех со всеми вытекающими отсюда последствиями как для банкиров, так и для клиентов.  Согласно  Кормчей, получение  (и дача)  денег  под  сотые  есть  грех,  за  который  полагается  отлучение от  Церкви.  В  этом  вопросе существует  полная   солидарность  с  Исламом.  То,  что высокоразвитая  безпроцентная  экономика  возможна,  свидетельствует современный  Иран.  И  мы  придем  к этому  -  пусть  не  во  единем  часе.
В принципе, оптимальной хозяйственной структурой будущей монархии можно считать такую: земля, её недра, леса, водные ресурсы, а также континентальный шельф находятся в исключительном владении государства ("Земля — Божия и государева"), но могут предоставляться во владение и пользование подданным Империи и их корпоративным ассоциациям. Вся тяжёлая, стратегическая, оборонная, авиационная, атомная, космическая промышленность и высокие технологии (включая нанотехнологии) также принадлежат исключительно государству. Гражданский морской, гражданский воздушный флот и железнодорожный транспорт могут работать на смешанной государственно-частной основе, как и сегодня. Образование — государственное, но с учётом местных культурно-религиозных и этнических особенностей (на добровольной основе). Примерно то же самое должно касаться и медицины, с высокими заработками работников, но частные клиники, видимо, могут существовать. В сельском хозяйстве, рыболовстве, промыслах и т.д. могут существовать все формы владения и производства: от государственных до фермерских. Сфера легкой и пищевой промышленности, различные виды услуг лучше всего, если будут частными.
Вся финансовая деятельность (в идеале безпроцентная), безусловно, должна находиться в руках государства и осуществляться от имени Государя — по принципу "динария кесаря". Промышленный, Крестьянский, Кооперативный, Земельный, Горный, Лесной, Строительный, Банк молодой семьи и другие банки должны быть филиалами Государственного банка, хотя и располагать большей степенью свободы. Частная же финансовая деятельность и, тем более, безконтрольный допуск деятельности иностранных и международных финансовых структур допущены быть не могут.
В государственном секторе, безусловно, придётся вспомнить о советском организационно-техническом опыте — разумеется, за вычетом бюрократически-мелочной регламентации и "партийного контроля".
Видимо, к жизни должен будет вернуться такой исконно русский вид предпринимательства и труда, как артель (в том числе в форме полного и ограниченного товарищества). 
Государство однозначно должно будет взять под прямую опеку фундаментальную, в том числе теоретическую, науку как основу для любого промышленно-технологического развития. Отсутствие быстрого "коммерческого выхода" здесь не должно быть препятствием. В идеале наука находится под личной опекой Государя, а культура — Государыни. 
Монархическое государство есть государство социального сотрудничества. В руководящих хозяйственных органах государственных предприятий должны быть на равных представлены представители администрации и трудящихся, в смешанных и частных — предпринимателей и трудящихся. То же самое касается отраслевых профсоюзов (синдикатов), имеющих своё представительство в общегосударственных законосовещательных органах (по типу Земских соборов). Очень интересным в этой связи представляется опыт Испании 40-х–50-х годов прошлого века с её "Хартией труда". Вообще, опыт синдикализма  может быть очень полезен.
Социал-монархизм  рассматривает  право  как  объективную,  Богом  данную  реальность,  необходимую  для  жизни  государства  и  народа.  Однако  право  не  самоценно. Современная  юриспруденция, возводя  право  в  «абсолютную  ценность»,  тем  самым  в  лучшем  случае  «отмысливает» вопрос  о  его  происхождении,  в  худшем  - превращает  право    в  идола.  «Новое  язычество»  -  это  не  русское  Родноверие,  «новое  язычество»  -  это  культ  права  как  идола,  которому  приносятся  жертвы,  «гуманитарные  бомбардировки ». Возможно,  и  2 мая в  Одессе  -  тоже  жертва идолу  «прав  человека». 
Древние  арии  говорили  о  «роте»  -  мировом  законе,  имеющем  вращательную  (вокруг  Мирового  древа)  природу,   проявляющемся  в  смене  времен  года  и  трудовой  практике  человеческих общностей.  Православное христианство, не  отрицая  такого  понимания,  видит  в  праве  действие Святаго  Духа  истиннаго  и  животворящаго, иже  везде  сый  и  вся  исполняяй.  Действия  Святаго  Духа    многоразличны  и  личны.  Поэтому  нет  и  не  может  быть  какого-то  «единого  права».  Право  -  «правь»  -  то  есть  то,  с  помощью  чего  правят,   определяется  подданством  Царю, религиозной  верностью,  принадлежностью  к  народу  и  этносу,  социальной (сословной)  принадлежностью,  возрастом, семейным  положением, профессией  и  профессиональной  подготовкой.  Не  может  быть  «равного  доступа»  к  ядерному  реактору  физика  и  художника,  к  операционному  столу  -  хирурга  и  медсестры…  Профессионально  управлять  государством и  судить  об этом  может  только  тот,  кто  знает  все  его  «входы  и  исходы»,  в  том  числе  государственную  тайну. «Права  человека» -  абсолютная  абстракция.  Право  жизненно  и  конкретно.
Фундаментальным  является  понятие  «правообязанности»,  введенное  русским  правоведом  Н.Н. Алексеевым  (1879—1964)  который расшифровывает: «Это органическое сочетание прав и обязанностей в многосторонних отношениях<…>   Правообязанностям на одной стороне могут соответствовать односторонние положительные обязанности с другой. Идеальным случаем подобных отношений мог бы быть тот неограниченный монарх, который рассматривал бы свою власть не как право, но и как обязанность по отношению к подданным, как служение им<…> Правообязанностям с одной стороны соответствуют правообязанности с другой»  Такой «общественный  идеал»  «мог бы быть осуществлен в том случае, если бы ведущий слой государства проникся бы мыслью, что власть его не есть право, а и обязанность; и если в то же время управляемые не были бы простыми объектами власти, не были бы только носителями обязанностей, положительных и отрицательных, но и носителями правомочий…В таком государстве поистине свобода была бы идеально соединена с повиновением…  как свобода органической принадлежности к целому».
Строго говоря,  каждое  право  есть  и  обязанность. Право  занятия  государственной  должности должно  предполагать обязанность  пройти  соответствующую  моральную  (включая  службу  в  армии) и  профессиональную  подготовку.  Почему  подобные  требования  ( кроме  армии)  предъявляются  к  врачам, но  не  предъявляются  к  чиновникам ?  Право  участия  в  представительной  деятельности  связано  с  теми,  кого  конкретно  человек  представляет  (  земляков,  коллег  по  профессии  и т.д.).  «Наказы  избирателям»  ( в  советское  время  они, кстати,  были)  обязательны -  с  правом  отзыва. Все  это  касается и т.н.  «фундаментальных прав  и  свобод».  Право  на  жизнь  -  с  момента  зачатия,  что  предполагает  запрет  абортов. Право  на  труд  есть  также  и  обязанность трудиться,  разумеется,  при  безусловном  разнообразии  форм  труда Свобода  слова  предполагает  знание  того,  о чем  говоришь.  .  На  по  тем  же  причинам  и  творческая  свобода  не  может  быть  произвольно  ограничена :  какое  право  имеет  чиновник  влезать,  например,  в  вопросы  теоретической  физики  или  поэзии…
Возможно  существование  двух  «уровней права» -  общегосударственного  (имперского)  и  местного,  включая  местное  обычное  и  религиозное  -  шариат,  шаманское  право  народов Севера  и  т.д ,  как  это  было  в  Российской  Империи.  Разумеется,  местное  право  может  быть  использовано  только  внутри  местных  и    этнических  общностей,   а  при  иных  участников  правоотношения применяется имперское  право. Возможно  также  существование  сословного  права  -  более широкого,  чем  нынешнее  корпоративное. Так  соотносится  единое  правовое  пространство  и  право  как  «мера  свободы»  в  ея  многообразии. Тем  самым  право  избавляется от  своего  отчужденного  характера  и  начинает  жить  живой  жизнью…
А  гарантом  правообязанностей  является  стоящая  над  всеми  социальными  слоями  Верховная  власть.
Таким  образом  -  если  иметь в  виду лишь  очень краткое  начертание - социал-монархизм  (пусть, как  сказал о. Всеволод, «объединение монархии и социализма)  скорее  есть «сумма  Русской  истории»,  чем  строгая  идеология. Это не «данное»,  а  «заданное».  Будущая русская монархия, если она будет восстановлена, не будет механически воспроизводить ни московскую, ни петербургскую, ни "сталинскую" модель,  но,  скорее, пробуждать  все это вместе  в  глубинной  памяти. И  не  только  это, но и  всю  прапамять всей  прародины. Это -  «Русь новая, крепкая, по старому образцу» (прав. Иоанн Кронштадтский). Наш Град Китеж
 

Ещё раз о социал-монархизме (1)2

Глава Синодального Отдела по взаимоотношениям Церкви и общества протоиерей  Всеволод Чаплин  сделал важное  заявление: России нужна политическая система, сочетающая в себе элементы жесткой централизованной власти и социального государства.  И далее: «Державность, справедливость и солидарность - это три ценности, на основе которых нам нужно строить систему, которая бы объединила монархию и социализм».
Лично  автору  этих строк крайне  не  нравится выражение "сочетающую  элементы".    На  самом  деле нужно - полноценно,  само-  и  вседержавно   - и  то, и другое. Но   по  существу – все верно.
Мы  знаем, что  исторически в  России  -  да и не практически везде – сами идеи монархии и социализма находятся  в  противостоянии,  точнее,  противопоставлении. Однако внутри него  - "системная ошибка": монархия — это тип государства и, соответственно, все, что с ней связано, относится к области политического, а социализм — категория прежде всего социально-экономическая. Строго говоря, это вещи, расположенные в разных плоскостях, и они не могут меж собой ни жестко соотноситься, ни быть жестко друг другу противопоставлены. Тем не менее, в истории России они противостояли, и это противостояние привело к катастрофическим последствиям. Почему?
Социализм XIX века был  связан  с так называемым "Просвещением" и порожденными им антитрадиционными, антимонархическими и антицерковными революциями, выступал как внешнее средство осуществления гностических доктрин "рассотворения" мира, само "сотворение" которого рассматривалось молодым Марксом как начало "отчуждения" (отрицать важную содержательную сторону этих доктрин невозможно). Такой социализм — до сих пор для многих его исследователей, в том числе выдающегося русского математика и историка И.Р.Шафаревича(в  книге  «Социализм  как  явление  мировой  истории»)  выглядит как единственный.
Действительно,  в  1917  году  монархия  рухнула  и сменилась  богоборческим  атеистическим  социализмом, который,  тем  не менее, постепенно -  начиная  с  конца  30-х годов -  начал  приобретать  некоторые  традиционные  русские  черты.  Но  и  социализм   рухнул  - вместе  с  территориальной  целостностью  России.  Катастрофу  крушения  мы  пережили  дважды  за  одно  столетие.  У  этого  были  как  внутренние,  так  и  внешние  причины.
Однако то, что  сам   социализм не однозначен и обоюдоостр,  ранее других осознал великий мыслитель и политический прозорливец Константин Николаевич Леонтьев. "Если социализм — не как нигилистический бунт и бред всеотрицания, а как законная организация труда и капитала, как новое корпоративное принудительное закрепощение человеческих обществ, имеет будущее, то в России создать и этот новый порядок, не вредящий ни Церкви, ни высшей цивилизации, не может никто, кроме Монархического правительства", — предсказывал он еще в 80-е годы XIX века,.
К.Н.Леонтьев считал судьбу социализма похожей на  судьбу исторического христианства: "Чувство моё пророчит мне, что славянский православный царь, — писал он, — возьмёт когда-нибудь в руки социалистическое движение (так, Константин Византийский взял в руки движение религиозное), и с благословления Церкви учредит социалистическую форму жизни на место буржуазно-либеральной. И будет этот социализм новым и суровым трояким рабством: общинам, Церкви и Царю".
Именно  такой  строй оказывается  тем   апостольским  «удерживающим» от прихода  «беззаконного»  антихриста ((2 Сол. 2, 1-4, 6-8),  в  сегодняшнем  прочтении -  «нового мирового порядка»  и его предполагаемого  возглавителя.
При этом проблема  «Русского  социализма» или  «Православного социализма» вообще  не  может  быть  рассмотрена  в  рамках  известных  политико-идеологических и  государствоведческих  схем. Однако  здесь  оказывается  вполне  уместной  так  называемая «Четвертая  политическая  теория» (далее - 4ПТ),  выдвинутая  одновременно  и  во  взаимном  тесном  сотрудничестве  двумя  выдающимися  мыслителями нашего  времени  французом  Аленом  де  Бенуа  и  русским  Александром  Дугиным.  Подробное  изложение  проведенной  ими  работы  мы  можем  найти  в  книге   профессора  А.Г.Дугина  «Четвертый  путь»  (М., «Академический  проект», 2014)  Само понятие 4ПТ  было  выдвинуто  в  виду  полной  исчерпанности   политических  идей эпохи  Модерна  -  либерализма,  коммунизма  и  фашизма (нацизма),  основанных  на    категориях    линейного  времени   и прогресса,  являющихся  проявлением  «западного  логоса». 
Александр  Дугин, опираясь  на  философию Мартина Хайдеггера, как  в  дилогии,  посвященной этому  мыслителю («Мартин  Хайдеггер: философия  другого  начала», М, 2010, «Мартин  Хайдеггер:  возможность  русской  философии», М, 2011),  так  и  в «Четвертом  пути»  показывает,  что  связанная  с  «забвением Бытия»  «идея  прогресса»  заложена  в  западном  мышлении задолго до  Рожества  Христова и  имманентно  присутствует  уже у  Платона, Сократа  и  даже  Гераклита. Согласно  Хайдеггеру,  речь  идет  о  «забвении  Бытия»  ( Seyn) , подмене  его  «бытием» как  «высшим  сущим» (Sein)  и  - неизбежно – сущим  как  таковым (Seinde).
Главное  следствие  «забвения  Бытия»  в  политике – либерализм,  основной  субъект  коего  -  индивид(уум).  Вторая  политическая  теория – марксизм - с   «классоцентризмом» -  и  третья ( фашизм  и  национал-социализм),  ставящая во  главу углу  нацию ( тоже  порождение  либерально-буржуазных революций XVII –XVIII  вв )  или  государство  -  были  лишь  неудачными попытками  преодоления  либерализма.   Их  «вторичность»  «зависимость»   и  привела  к  их  краху. Сегодня либерализм  торжествует,  при  этом  уничтожая в  Постмодерне самое  себя.
Ни  один  из  трех  политических  субъектов  Модерна -  ни  индивид(уум),  ни класс,  ни  нация -  субъектом 4ПТ  быть  не  может,  равно как  и  их  механические  комбинации. Но,  поскольку в  основе Модерна  лежит  все  же  либерализм, то преодолению  подлежит  прежде  всего  миф  об индивидууме. Но преодолен он  может быть  не  коллективизмом (как  в  коммунизме  или  фашизме),  а лишь   обращением  к  «трансцендентному  человеку».
Что же  есть  субъект 4ПТ?  Главное, по  Дугину, как  раз «уйти  от  дуализма  субъекта  и  объекта».  Он  обращается  к  понятию   Dasein («Вот-Бытие), место  пребывания  Бытия  в  Сущем,  «суждение  о  Бытии», «бытие-к смерти». Но, Дугин  идет  дальше.  Если  «западный  логос»  не единствен, то и  «дазайнов» (он  сознательно  пишет  по-русски)  -  множество.  Дугин говорит: «Так  можно  провозгласить царственую  Революцию  пространства. Это  значит, что Русское  место (Россия)  должна  переключить  режим  экзистирования -  из  неаутентичного  в  аутентичное. Только  это  может дать  возможность проявиться  Царю .  Задача  не призвать  Царя, не избрать  его, не  создать  его  и тем  более  не  самому  стать «царем», а дать  Царю  возможность  быть,  явится,  открыть  себя … Это  ему  не  нужно, это  нужно  нам  -  иметь  Царя»
Социал-монархизм  можно  считать  русским ( именно  русским)  прочтением 4ПТ  как  более  общего  концепта. При этом  субъектом  теории  социал-монархизма  (в  рамках 4ПТ)  тем  самым  оказывается  «онтологическая  пара»  Царь-Народ (это и есть «русский  дазайн») Пожалуй,  лучшим  образом  это   «опознано»  Мариной  Цветаевой:
Это просто, как кровь и пот: Царь — народу, Царю — народ. Это ясно, как тайна двух: Двое рядом, а третий — Дух.
Под  народом,  разумеется,  конечно,  не  наличное большинство, а  совокупность  всех  ушедших,  живых  и  еще  не  родившихся.  Царь  же послан свыше,  а  не  выбран и  тем  более  не  нанят  за  деньги. В этом  -  в  том  числе -  глубинное родство Царства  и  таинства  брака.
И здесь, конечно, прежде всего, следует назвать знаменитую икону XVI века «Церковь воинствующая» из Успенского Собора Московского Кремля. На ней во главе Церкви Воинствующей, поражающей «древнего змия» и подвизающейся против него, изображается не епископ, не митрополит и не Патриарх, а Царь на коне («конный»).
Русский  Царь   изначально  -  Царь  Белый и Красный. Сама по себе эта  символика лежит  в  основе  символики смерти и Воскресения, совпадающей с символикой Царствия Небесного и земного царства как его образа. В Великую Субботу – день сошествия Исуса Христа во ад -  во время литургии  иереи  меняют черные великопостные облачения на белые, а на утрене Святой Пасхи – белые на красные. У древних ариев белый цвет – цвет жреческой варны, красный – царско-воинской, черный – рабского, зависимого состояния.
Белый Царь и Красный Царь – один и тот же. Как  мы  увидим  далее,  в  этом  метафизическая  основа  Четвертой  Политической  теории  для  Русских,  Русского  мира,  России  как  государства.  Метафизическая  основа  социал-монархизма.
В старожильной, допетровской и дораскольной Руси символика черного, белого и красного пронизывала государственный быт в самых его основаниях.  «Черное» состояние – тяглое или связанное обетами  - черное духовенство, белые слободы – напротив, свободные.. Но чермной – красный ( Чермное море). «Черна аз и чермена» - говорит Невеста в церковнославянском переводе «Песни Песней».  А Белый Царь – изначально «царь не данник», самодержец, суверен, тождественный Русскому Царю, т.е Царю Красному, кровному. Отсюда красные царские одежды, красный плащ, красные знамена и хоругвиРюриковичей, помимо того, что красный цвет одеяний – багряница, порфира – был  унаследованной Рюриковичами, а затем Романовыми   как привилегия Православных Царей в ознаменование Христова Воскресения.
«Отдай кровь и приими Духа», — говорили древние Отцы Церкви (св. Петр Дамаскин, преп. авва Лонгини другие). 
Кровь двуедина. Она состоит из двух основных составляющих — красных телец и белых телец. Бело-красная символика сопровождает всю историю рода человеческого.
Начало русской смуты ХХ века — уничтожение Царской власти как средоточия единой крови и единого духа — белого и красного. «Белые» и «красные» пошли друг на друга. Это тождественно разделению белых и красных телец в изуверском врачебном опыте.
Но на  самом  деле  «октябрьский  переворот» была «чёрной» составляющей герметической  формулы.. Абсолютно адекватными «чёрному чернее чёрной черни» были не Белые и не Красные, и  не  большевики, а анархисты. Анархия — мать (в буквальном смысле) порядка. Она — предшествующее, Мать Сыра Земля. Сокрыв в себе Царя, она призвана его восставить.
Зловещ и пустынен погост,
Где царские бармы зарыты
(Никола  Клюев)
Россия  едина  и  неделима  не только  в  пространстве,  но  и  во времени.  Исходя  из  этого,  разрабатывая  основы  социал-монархизма  как  Четвертой  политической  теории  для  России,  нужно  говорить  о  полной  и  безусловности  взаимопреемственности  всех  исторических  эпох, прежде  всего    трех  последних  -  московской, «романовской»  и  советской -  поверх и вопреки  всем  смутам.  Московская  Русь содержит  «формулу»  Православного Царства,  Российская  Империя  дает  юридическое  преемство (отвергнутое  в  Феврале  1917),  прежде  всего  незыблемые  в  своей  основе  Законы  о  престолонаследии,  Советский  Союз  -   безценный  социальный,  организационный  и  военный  опыт,  отказ  от  которого  так  болезненно  переживается  сегодня. В  этом  смысле  только  социал-монархизм  может  стать  исходом  и  итогом  «красно-белой»  борьбы
Монархический тип государства — единственный, в котором проявляет себя категория не времени, а, «эона» или "движущейся вечности" (определение Вл.Лосского). На языке Православия это выглядит так: "Бог, по образу Своего небесного единоначалия, устроил на земле царя; по образу Своего вседержительства — царя самодержавного; по образу Своего царства непреходящего, продолжающегося от века и до века, — царя наследственного" (митр. Филарет Московский). Через династическое преемство народ выступает в истории как триединство ушедших в вечность, живущих на земле и еще не пришедших на неё людей. Династия — это один и тот же монарх, меняющий имена и облики только потому, что человек на земле смертен. Лев Тихомиров писал: «Посредством династии единоличный носитель верховной правды становится как бы безсмертным, вечно живущим с нацией. Государь одновременно и обладает всей властью этого идеала, и сам ему всецело подчинен» («Монархическая государственность» )