Моё сердце похоронено в Варшаве.
Не на кладбище, не в храме. На вокзале.
Том, где самолёты вздорной стаей
то садятся, то взмывают ввысь.

Том, где до полуночи прождала
встречи: пусть бы даже безотрадной.
Пусть излишней, горькой. Лишь бы встретил!
И спустя мгновенье проводил.

В жгучей невозможности объятий
стыла очевиднейшая правда.
Замерзало Солнце над Канадой –
под стопой заплаканной Земли.

Загорались звёзды перфокартой
древних алгоритмов расставаний.
Выгружалась память, рассыпалось
вещество кармической любви.

Подошёл автобус – села. Встала
по ту сторону себя, в больном угаре:
манекен, игрушка чунга-чанга,
кукла вуду без лица и чувств.

Чемодано-километрами молчанья
замело пространство между нами.
Затопило небо кораблями,
камни разукрасил мох...

Я нашла покой в своём кармане.
Ты мне неумышленно помог.

Жена подсела на роллтон. Каждое утро себе пакетик запаривает. Ну так мне и надо! И той еде, что я для нее готовил на завтрак. Пусть протухнет. А я ведь мучался (или мучился?) и старался.

Впрочем, я тоже хорош. Месяца полтора назад купил желудочки куриные, залил их вином, чтобы промариновались и поставил в японца. Тойота, холодильник такой, если не знаете. Или Тошиба..А, Шарп! Но, неважно, все равно хороший холодильник. Вот месяц эти куриные пупочки там в вине стояли, пока я их случайно не нашел. Нашел, промыл от пикантного запаха, залил новым вином и сварил в нем же (в вине) с луком. После такой выдержки было достаточно десять минут и потом постоять под колпаком чуток.

Очень вкусно. Очень. Во рту тает.

Но в том же японце все те же желудочки так и стоят в той же закрывашке уже две недели как. Только уже приготовленные. Жара, однако. Жрать вообще не хочется. Вообще.

Вчера был абсолютный рекорд. В квартире на полу перед сном +33, сегодня в пять утра +32.

Ура, товарищи.

PS:  Еще мне один сон покоя не дает, но там настолько лично эротическое, что это надо как-то замысловато подать, чтобы никто не догадался.