Память - длинная вечерняя тень истины. Ивано-Михайловское. Утренняя пустота врывается в открытую дверь машины. Воздух дышит осенним листом и чем-то неуловимо сельским. Высокий белый храм - красиво и скромно. Грустно.

    Понимаю, что живу торопливо, хватая самые случайные, жалкоочаровательные крупинки - бисер. Пренебрегаю тем скромным, но верным счастьем, которое всегда остаётся в уголках глаз, где-то с краю. После 40, такая мысль вкрадчивым шёпотом гундосит всё чаще и чаще. Что-то милое, изящное и неповторимое тратится попусту каждый час, нашей мнимо лёгкой и обидно пустой жизни. Зябко. Зайду помолюсь. Поставлю свечку. Авось прикоснусь. Неловко стяну паутину разьятых  символов.

В храме вижу вещь, которая вызывает моё недоумение. Затрудняюсь правильно назвать... вышитая икона в виде склонённого флага. Иду ближе. Каждый шаг я делаю уже в другом, менее плотском времени. Наивная вышивка, в которой, кажется, ещё живёт тепло материнских рук. Выжидательно смотрят тёмные египетские глаза. Это мальчик в тельняжке и камуфляже. Грусный, мудрый мальчишка, в глазах которого плещется боль и мешается с любовью.

Пытали, не отрёкся, не снял креста, казнён усекновением головы... живому мальчишке, который не дрогнул в христианской вере, заживо отрезали ножом голову. Публично. Чечня. Обезглавленное тело, было найдено НЕТЛЕННЫМ. Его лик ПРОЯВЛЯЕТСЯ - проявившаяся икона (непонятным образом проступившее изображение) хранится в этом храме.

Ставлю свечку перед его образом. Он ещё не канонизирован. Местночтимый святой. В который раз чувствую пугливую зыбкость реальности. На улице по красному лаку на металле капота, пролегла гуашь неба, ветви и купол храма. Прилипла ма-а-аленькая серебрянная бумажка. Какой-то карапуз ел конфеты.