хочу сюди!
 

Наталия

49 років, рак, познайомиться з хлопцем у віці 35-55 років

Замітки з міткою «раненые»

чтобы не забыть...

как вывозили раненых из "котла"

... Нас было две колонны, моя дошла до Старобешево, а вторая так и не смогла пройти через блокпосты ДНР — не пустили. В моей колонне врач был только я.

— Вам приходилось договариваться с боевиками, чтобы отдали раненых?

— Да. Мы были не готовы к тому, что придется вести эти переговоры. Нас остановили на блокпосту, всех спрашивали, кто откуда. Все были из Полтавы, и вдруг я — из Одессы. И мне сказали, что теперь я отвечу за 2 мая. Все на эмоциях, но объяснить им я сумел свою позицию и свои задачи. В дальнейшем уже все знали, что едет врач из Одессы, пропускали без проблем. О вывозе раненых и пленных мы договаривались с россиянами. Познакомился я с комбатом русским, мы еще при Союзе служили в одно время. Я видел его глаза. У него глаза, полные слез. Он говорил: «Братишка, я ж не хотел их расстреливать, мне приказ поступил за три минуты до появления колонны. Я понимал, что они на открытом поле, с двух сторон — прямая наводка, это расстрел. Но у меня приказ».

(вот такие они все чувствительные, россияне, что их президент, что заблудившиеся десантники, что офицер, расстреливающий раненых, как в тире ... высокодуховная нация, надежда человечества, а вы как думали?!)

Я не буду говорить количество погибших. Мы видели страшные вещи. У комбата было сострадание в его поступках, он помогал нам, давал сопровождение. Вот еще такой случай был. Стоим в последний день — я, полковник Александр Николаевич и еще старший офицер Михаил. Разговариваем с русским офицером. Подъезжают семь машин ДНРовцев, ведут себя вызывающе во всем. «Сереж, за кого вы воюете? Против кого воюете?» — спрашиваю русского комбата после того, как те уехали. Не ответил, но все понял без слов. Вообще настроение у российской армии, по крайней мере, у тех, с кем мы общались, а это много частей, они не хотят этой войны. «Мы воевали, но мы не хотим против вас воевать», — говорят так.

(вот так, нехотя, со слезами на глазах, и дальше собираются испытывать свою новейшую военную технику на наших воинах? А мы потом их пожалеем, когда победим - они же не хотели...)

— Как вывозили раненых?

— Мы собрали всех в районе Старобешево. Раненые лежали прямо на земле. И они, и пленные понимали, что мы не всех заберем, просто не поместятся. Я подхожу к одной группке людей, которые держались особнячком — отличались от других, подтянутые такие, собранные. Спрашиваю, есть ли раненые. «Да, у меня тут навылет ранение; да, у меня контузия; да, у меня в плечо, но доктор перевязал, спасибо». — «Так садись в машину», — говорю. «Нет, другим это больше нужно», — отвечают. Представляете? Ведь понимают, что мы больше не приедем. И говорят, что другим больше нужно. Это был батальон «Свитязь», ребята из Западной Украины, те, кого называют страшными бандеровцами. Я таких людей никогда не видел, хотя многое в жизни повидал. Это каким надо быть человеком, чтобы такой поступок совершить? В итоге мы нашли место, забрали всех с собой. Их от батальона осталось всего 11 человек. Сейчас они дома, мы созваниваемся постоянно.

 Вас обстреливали? 

- Нет, Бог миловал, но когда уже выходили, начался обстрел, и ранили двух ДНРовцев на блокпосту. У одного была контузия, у второго пулевое ранение под лопатку. Он был не транспортабелен, я остановил кровотечение, объяснил, что нужна операция, но в Донецк его было невозможно везти. У меня в сумке полевой были ножницы, зажим, противошоковые препараты, скальпель они нашли. Вот в таких условиях и сделал операцию.

(ну, как и следовало ожидать, наш врач не разбирает, где свой, где чужой, и счёт на оплату не выставляет, как в ростовском госпитале...)

— Вам известно, какие батальоны попали под обстрел?

— Я видел, как расстреляли колонну батальона «Днепр». Ее вообще не осталось. Их классически расстреляли, как в Афганистане. Они зашли в село на центральную улицу. Первая машина выбивается и последняя, остальные просто расстреливаются. Видно было, что ребята погибшие — спецназовцы. По форме, по амуниции видно, что офицеры. Там была страшная картина. Там было человек 40–50, живого не было никого. Это были кировоградский и винницкий спецназ, их все искали, где они, а мы их видели. Это было не поле боя, а побоище.

(ну да, в рашке всё так: хитрО, исподтишка, подло, не по человечески, как учит "великий" рашкофюрер)

отсюда:[ интервью ]