хочу сюди!
 

Людмила

48 років, рак, познайомиться з хлопцем у віці 45-55 років

Замітки з міткою «my old poetry»

С приходом весны!



С небес все отчетливей веет весной – 
То зим равновесье теряет покой,
Сосульки грохочут со звоном оков,
Пророча Исаей изгнанье снегов.

Как царственен солнца закатного лик,
Где щурится в каждом окне вечер-блик,
Вороны за трапезой из сухаря
Клянут хлад и сырость, клянут почем зря.

В зигзагах и криках, крылом теребя
Лучи, что, как нить, водят солнце-дитя,
Втоптав рыхлый снег в почерневшую грудь,
Ему указуют, где место уснуть.

Бездомное братство, собачий Эдем,
В тепле, у стен древних, что твой Вифлеем,
Не помня друзей, обратившихся в тлен,
Находят вполне упоительным плен

Светила, взметнувшего сини небес,
Сорившего золотом, словно царь Крез,
Пора, ведь прочитаны все сто страниц.
Весна. Рыжий свет, как меха у лисиц.

1993

Параллельно лучам заходящего солнца



Синие тени на хрупком снегу,
Чистое-чистое небо,
Хруст замерзает на долгом бегу
Цепью пролегшего следа.

Краски остывшие щедро даны,
Запечатлен день холодный,
И акварелью прозрачные сны
Вписаны в неба каноны.

Рваные раны и сетки морщин,
Разом ослепшие лужи,
Бережно белым пороки укрыл
Снег – лишь привратник у стужи.

Ветви кустарника в муфты одел,
В легко-песцовые шубы,
Тонкие талии черных дерев,
Ягод пунцовые губы.

И лишь в закате растекся огонь, 
Прах воронья пеплом кружит,
Там, где наполненный вздохами склон
Солнцем багровым простужен.

1993

Исход



А Моисей, сей хитрый кот,
Унес в могилу свои тайны.
Из рабства, господа, исход,
Похоже, лишь один - летальный.

2001

Пацифистское

Пустые кроны октября,
Задымленные лица,
Дерев верхушки теребя,
Бессчетной вереницей –

Низконахмуренные дни,
И млечной пеленою 
В дыму повисшие огни –
Объявленной войною.

Храни же сердце под броней,
Держи без ржавли латы,
Оставь лишь бога им судьей,
С дешевым сервелатом,

С их лжеперсидским на стене,
Навек засохшей лейкой,
Плыви же горечью огней,
Крутись магнитной стрелкой,

Всходи последнею звездой
Над сном многоэтажек,
Стелись несмелою змеей
Под листопада блажью,

Истлей еловой чешуей
Под теплой мха корою,
Светись зарей сквозь птичий рой,
Но не иди войною.

2000

Записи из вахтенного журнала

Срочное дело. Бессменная вахта.
Город, закутанный в порванный ватник,
Месяц – монетой, подачкой ненужным
Людям, и ночью ещё что-то ждущим.

Осень – расхристанной старой цыганкой,
В пестрых монистах, в клубАх перебранки,
Вечер – последнею тёплою птицей,
Сумерек пепел на землю садится.

Листья – бессчётная дань расставаньям,
Вязкий туман, как сокрытое знанье.
Ветер ворожит над мудрости камнем
Красно всходящим в октябрь утром ранним.

1994

Moonshine

Нет осмысленных глаз - фонари иномарок,
И из трещин асфальта разлилась темнота,
Раздавив каблуком солнца бледный огарок,
Ветер лепит из теста вечер весь облака.

Раскурились дымы, разбрелись в кустах тени,
Дома люди залижут раны долгого дня,
Уже выкован крюк, где повиснет Есенин,
Но не вызовет смерть здесь ни капли огня.

Сплошь златые листы клинописных табличек,
В нашем климате в грязь прогниют письмена,
Где жизнь держится страхом и силой привычек,
Все стирается быстро - лица и имена.

И луна не пропитой последней медалью,
На изъеденных молью, в дырах сплошь небесах
Разбавляет первач этой мутной печалью
И глядит на нас вниз с пьяной влагой в глазах.

1997

Орден заходящего солнца

Что в золота слитки
Закатное солнце
Любовно глядится,
Мерцание в кронах,
Как нам обещанье
Восполнить сторицей

Безмолвие будущих
Пасмурных дней
В отлучке светила,
И запахи смерти
На сумрачном дне
Из листьев настила.

И вечногорящие,
Как фонари,
Жар-гроздья рябины,
И ставшие фреской,
Те в памяти дни,
Что мы так любили.

Лучей перекрестный
И строгий допрос:
«Что ждем мы сегодня?»
И солнце, как орден,
На китель прирос,
И стал благородней.

1998

Тщета всех жертвенных костров (чухонская народная песнь)

Серебряные дымы
Над желтым и мраморным глянцем,
Над жарким и пышным багрянцем
Несут и лелеют те сны.

Полнеба октябрь закоптил
И сполз на песчаные кручи,
Кленовой звездою падучей
Уткнулся в пахучий настил.

И будет опять источать
Улыбки последние солнце
В сознание темно чухонца,
Что все равно будет молчать,

И все одно будет грустить
И в дождь, и в бал бабьего лета,
И сравнивать солнце с омлетом,
И рвать паутин легких нить.

И ради кого затоплять
По маковки древ город синью,
Лучами чертить сонмы линий
И в реку кидать бликов рать?

2000

Прятки

Поздняя прядь виноградной лозы,
Первые взносы всё царских червонцев,
В кронах пленяет нас тлеющий стронций,
И листопад вновь ведет под узды

Солнце из жаркой обжига печи – 
Елочной медленно стывшей игрушкой,
Осень –  побитый и рыжий Петрушка,
И Златоуст начинает речить,

И звездопад начинает ронять
Многие даром прожитые лЕта,
В ржавой кольчуге отца Пересвета – 
Сонных лесов поредевшая рать.

Царство вечерних и длинных теней,
Золушки, ставшая тыквой, карета,
Коли в картине твой лик незаметен,
Так сожалеть ли поэту о ней?

2002

По оперативным сведениям

Я разведал все боем –
Песни ветра молчат,
Всюду тлен и смятенье,
Где ни бросишь свой взгляд.

Заболели желтухой
В парке сотни листов,
Он завален по горло,
Как неприбранный стол.

Осень – старый, усталый,
Многоопытный врач,
Каждый лист, словно солнце,
Легок, сух и горяч,

Осень грустно качает
Головой много дней.
Хороша терапия,
Но болезнь все ж сильней.

1998

Сторінки:
1
2
попередня
наступна