О «злых бабушках» в храме

Проблема локальных вооружённых конфликтов, то и дело возникающих в храмах между прихожанами и «бабульками-церковнораспорядительницами», не нова. И актуальна не только для новоначальных. И даже вызывает определённую тревогу у деятельного духовенства.

Дошли слухи о сей беде и до меня. Полежав на диванчике и подумав часок, я припомнил свой опыт укрощения не в меру ревностных блюстительниц благочестия. И вот спешу поделиться секретами воинского искусства. Призвав на помощь воспетое мною в прозе Парадоксальное Творческое Мышление, смею предложить следующую инструкцию.

Главное: ещё раз напоминаю Четвёртое Правило индейцев Чероки: «Если не можешь их побить – присоединись к ним!»

«Поделись улыбкою своей – и она к тебе вернётся хлебом с маслом!»

Как правило, таких «бабулек» в каждом храме несколько штук. Все их знают. Узнай и ты. Зови их по имени-отчеству. Если приходится вскользь упоминать о них – говори лишь хорошее, непременно величая «Раба Божия...». Регулярно вноси их в свои заздравные записки – то, что не может исправить никто, может исправить Сам Господь. Всегда будь с ними ласковой и учтивой, что бы они ни творили, и тем «угасишь все раскалённые стрелы лукавого» (Еф. 6, 16).

При встрече (даже во время службы – думаю, греха особого не будет) поприветствуй их кроткой улыбкой и поклоном головы – им ведь часто не хватает именно любви и внимания. Как правило, через пару месяцев среднестатистических встреч в храме они сами начнут с тобой здороваться. Возможно даже будут за 8 метров переходить на строевой шаг и приветствовать тебя прикладыванием руки к головному платку. Естественно своему, а не твоему, как хотелось бы им при вашей первой встрече.

Клинические случаи

Бывают, однако, особо клинические случаи, когда «нравоучительницы» на звук и цвет не реагируют. Если все вышеозначенные попытки примирения не привели к желаемому результату, тогда в действие вступает 16-ый Закон Мэрфи для Войны: «Если ты не уверен – запроси артиллерийскую поддержку». Я вовсе не призываю к стукачеству. Просто искренне надеюсь, что у священника хватит мудрости разрешить этот вопрос.

Расскажи о своих «непонятках с надзирательницами» священнику этого прихода. Если на приходе несколько священников, то обратись к тому, кто у этих «надзирательниц» в непререкаемом авторитете. Иногда это может быть и не ваш приходской батюшка, а любой священник из ближайшей обители.

Постарайся попасть к их «духовному авторитету» на исповедь. И, не говоря о них ничего худого, попроси его подсказать тебе, как восстановить с ними христианскую любовь. Очень хорошо, если он подскажет тебе, что именно так раздражает «надзирательниц» в тебе лично. Если это действительно твоё греховное проявление – Господь уврачует тебя. Если их «заморочки» – исправит их. «Если и это не сработает – запроси авиаподдержку» (18-ый Закон Мэрфи для Войны).

Будь примером спасающейся души

Прежде всего, постарайся попросту полюбить этих бабулек и моли Господа об умножении любви. Всё это старайся делать не лукавя, без интриг, руководствуясь исключительно искренней христианской любовью.

Будь примером спасающейся души. И помни, что у Бога любви больше чем у нас с тобой. Он ведь «каждому хочет спастись» (1 Тим. 2, 4). А за бегающих от спасения можно лишь молиться. Возможно, увидев далёкую бурю, они всё же захотят залезть в лодку и перестанут плескаться и рассказывать о тёпленькой водичке и крабиках.

 

Дата публикации: 16 октября 2008 года

Электронная версия: © Игумен Валериан. Разное, 2008

Источник: http://www.rg.ru/2010/03/30/uchitel.html
Юлия Бессонова



Юлия Бессонова

В московской школе преподает один из немногих в России учителей-колясочников

Семь утра. На Садовнической набережной рядом с московской школой N 518 паркуется машина. За рулем симпатичная блондинка. Открывает переднюю дверь, но выходить не спешит.

Мимо идет прохожий. “Вы не поможете достать из багажника коляску?” – обращается к нему женщина. Коляска – инвалидная, весит 10 килограммов. Только дело, конечно, не в тяжести, а в том, что Юля Бессонова не может ходить. Прохожий не сразу понимает, в чем дело… Ворчит, но не отказывается. Женщина садится в коляску: “Большое спасибо!” – и подъезжает к школе. Охранник уже увидел ее на мониторе видеокамеры, спешит открыть дверь. И так – каждый день. Юля – учитель, преподает английский и французский языки в школе N 518.

До урока английского в 5 “Б” еще целый час. Можно поговорить.

- Было, что прохожие отказывали в помощи?

- Только однажды. Но я же вижу, кого можно попросить, а кого – нет. Ошиблась всего раз.

Ее жизнь круто изменилась в семь лет. Тогда семья Бессоновых еще жила в Казахстане. Играя с ребятами во дворе, девочка неудачно прыгнула. “Повреждение позвоночника”, – уклончиво сказали врачи и пытались лечить. Дед, учитель химии, переквалифицировался в преподавателя физкультуры и стал тренировать Юлю: если не работают ноги, надо, чтобы хорошо был развит плечевой пояс, чтобы управлять телом и коляской. Отец – бизнесмен, не жалел денег на поездки по клиникам.

Юля годами лежала в больницах, там же и училась. До 16 лет еще верила, что сможет встать на ноги, а потом вдруг поняла – все, с коляски больше не подняться. Надо жить иначе. Одиннадцатый класс оканчивала в одной из московских клиник и твердо решила, что получит высшее образование во что бы то ни стало.

И добилась своего! Приняли студентку Бессонову в один из лучших педагогических вузов – МПГУ им. Ленина на факультет иностранных языков. Но поступить – это еще полдела, и даже добираться до вуза – не самое трудное для колясочника. А вот как, к примеру, слушать лекции в аудитории-амфитеатре? Таких аудиторий в российских вузах полно. Вход – на уровне первой ступеньки, или еще хуже – на самом верху, на последней.

Мне, признаться, аудитории-амфитеатры всегда очень нравились – торжественно, просторно, да и для студентов удобно. Но это для здоровых. А для колясочников?

- Помню, пришла на лекцию по древнему английскому. Сижу наверху и не вижу, что лектор на доске пишет. Спуститься ниже, сами понимаете, не могу. Взяла потом тетради у однокурсниц. Впечатление такое, что лекцию читали разные преподаватели.

Юля не говорит “приехала”, только “пришла”, “зашла”, “ушла”. Юля Бессонова на коляске не “ездит”, а “ходит”.

Университет окончила с красным дипломом, устроилась на работу в частную школу. Нагрузка была небольшая, зато школа находилась на первом этаже – удобно. Одновременно работала в общественной организации “Перспектива”, вела уроки доброты в школах. В том числе бывала и в 518-й. А тут как раз школе срочно потребовался учитель английского. И надо же – накануне первого сентября, когда директору и выбирать-то некогда было! Тот, кого планировали принять на работу, отказался, и место она предложила Юле.

В кабинет заглядывает взлохмаченный мальчишка:

- А урок сегодня будет?

- Конечно, заходи!

За ним подтягивается вся группа . Звонок. Мы с фотокором устраиваемся на галерке. Юля – в коляске за учительским столом. Стульев возле доски нет, чтобы не мешали двигаться.

- Тема урока – вопросительные предложения. Даня, открой тетрадь! Ты задание сделал?

Даня тетрадь открывает. И сразу тянет руку:

- Задавали 35-е, а я сделал 36-е!

Остальные – более собранные. За урок ученики успевают повторить стихотворение, проверить домашнюю работу, пройти новую тему и поиграть в обучающую игру. И кажется, никаких неудобств для учителя на коляске нет. Разве что написать что-то высоко на доске сложно, да по классу особенно не разгуляешься – проходы тесные.

После уроков у Юли – бассейн. По выходным – частные занятия по английскому языку. Она подрабатывает на курсах, в ее группе 10 взрослых учеников. Кстати, когда слушатели впервые видели педагога на коляске, никто особенно не удивился. То ли вежливые попались, то ли и вправду люди стали более терпимы к тем, кто немного не такой, как все?

Мир колясочников, которые имеют нормальную работу, тесен. У нас с Юлей нашлась общая знакомая – выпускница специализированного института искусств Маша Овчаренко, которая организовала свой собственный театр “Котофей” и преподает в частной школе. Машу можно увидеть в жюри многих театральных конкурсов рядом с успешными актерами. У Маши и Юли сейчас одна и та же задача – решить вопрос с жильем. Жить в коммунальных квартирах уже невмоготу, получить бесплатно хотя бы однокомнатную квартиру – не- реально. Надо покупать. Обе имеют приличный заработок, пенсию и могли бы взять ипотеку. Но не так-то это легко: некоторые банки требуют от клиентов медицинскую страховку. Застраховать надо жизнь, а инвалидам страховые компании отказывают.

Если честно, я засомневалась, позвонила в два крупных банка. Оказалось, так оно и есть. В одном банке страховка была в числе необходимых документов. В другом страховки в списке не значилось. Зато была сноска – “банк имеет право потребовать дополнительные документы”. Где гарантии, что не страховку?

По мнению страховщиков, жизнь колясочников – сплошной риск. На наших улицах – сплошные бордюры и лестницы, перил и пандусов нет и в помине. Ни лифты, ни туалеты зданий не приспособлены для того, чтобы ими мог воспользоваться человек на коляске. В магазин не войти, вернее, не проехать – теснота. Но есть уже и другое. В Москве работает автошкола, которая обучает вождению инвалидов-колясочников, есть автосервис, который переоборудует обычные машины, в том числе и иномарки, на ручное управление. Открыты приспособленные спортзалы и бассейны.

В Москве больше миллиона инвалидов, 230 тысяч из них трудоспособны. Работают единицы. Учителей-колясочников в обычных школах, кроме Бессоновой, похоже, нет вообще. И не только в Москве, но, считай, и в России. Был в 80-х годах один такой учитель в воронежском селе. Преподавал математику, ученики его любили так, что в прямом смысле слова на руках носили от дома до школы.

Сказал старец: “Нынешние люди удалились от своих духовников, и их задушили помыслы и различные страсти. Они ходят на исповедь к психиатрам. Принимают таблетки, чтобы забыть о проблемах, которые их тревожат. Едва прошло немного времени, и проблема снова возникает, и опять то же самое. Делаются те же действия. Тогда как, если бы всякий привел себя в порядок внутренне, он спал бы, как овечка, и не глотал таблеток”.

Крупные ученые советского времени Николай. (1887-1943) и Сергей (1891-1951) Вавиловы были воспитаны в православной семье. Их отец Иван Ильич был глубоко религиозным, православным человеком, знал отлично церковный устав и пел на клиросе. Родители весь распорядок жизни детей подчиняли церковной жизни. Все праздники и обряды соблюдались неукоснительно. Ходили ко всем обедням; а каждую субботу шли на кладбище и служили панихиду.
Николай Вавилов был чрезвычайно религиозен в детстве. Он часто запирался в своей комнате и молился перед иконой Николая Угодника, своего небесного покровителя. Он не пропускал ни одной службы в храме и прислуживал священнику. Веру в Бога и нравственные устои Николай Вавилов, биолог-генетик, автор многих открытий, академик, лауреат многочисленных премий, сохранил вплоть до своей кончины.
Сергей Вавилов был основателем научной школы физической оптики, всемирно известным ученым, почетным членом ряда зарубежных академий. Такой истовой религиозности, как его брат, он внешне не проявлял. Однако и он был верующим и всегда носил крест. Религиозность братьев Вавиловых, привитая им с детства, была как бы естественной, вошла в их плоть и кровь; в ней не было ничего ханжеского, показного.

На вопросы посетителей портала «Православие и современность» отвечает Епископ Саратовский и Вольский Лонгин



Очень интересует меня вопрос: приход Господа нашего Иисуса Христа был задуман Всевышним задолго до его осуществления, многие пророки Ветхого Завета пророчествовали об этом, как и о Его искупительной смерти. То есть, по замыслу Божию, Он должен был быть распят за грехи человечества. А распят, значит и предан, и Иуде на роду было написано предать Христа. В чем же тогда его вина?

Почему-то этот вопрос в наши дни задается особенно часто. И, как это ни печально, в художественной литературе, современной публицистике можно встретить не только оправдание, но «апологию подвига» Иуды….

Для того, чтобы ответить на этот вопрос, надо хотя бы в самых общих чертах разобраться в том, как сочетаются предведение Божие и свободная воля человека. Господь действительно знает все о каждом человеке. Но человек — существо свободное, и в каждую секунду своей жизни он находится в состоянии выбора — как поступить в той или иной ситуации. Он может выбрать добро или зло, жизнь или смерть. И этот выбор — только его. Существуют, конечно, какие-то обстоятельства, которые склоняют его то в одну, то в другую сторону, но при этом человек всегда окончательный выбор делает самостоятельно: какую сторону он все же предпочтет.

А Бог — вне времени. Время (вчера, сегодня, завтра, то есть прошедшее, настоящее, будущее) — это человеческие категории, мерило человеческой жизни. Господь же, если можно так выразиться, видит всё одновременно, одномоментно — всё, что было, что есть и что будет. Не только жизнь и судьбу каждого человека, но и всю историю человечества. И при этом Господь ничего нам не навязывает — Он всегда оставляет выбор за человеком, и более того — Он любит каждого человека, жаждет его спасения.

Таким образом, вина Иуды, как, естественно, и любого другого человека, который совершает грех, в том, что, имея свободный выбор, он склонился на сторону греха, тогда как у человека всегда есть возможность от греха отвратиться.

Все ли, что нам дает шоу-бизнес, нужно отвергать? Вот пример - Майкл Джексон. Я понимаю, что идолопоклонство - это грех, но восхищаюсь его творчеством. Он был человеком неоднозначным, однако, прочитав его книгу «Танцуя мечту» (там притчи и стихи христианского характера), я заинтересовалась Православием. Его многие песни тоже на христианскую тему. С одной стороны, жуткие стереотипы, а с другой – вот его главный призыв: "Хочешь изменить мир - начни с человека в зеркале". Действительно ли человеку, который стремится жить по-христиански, не следует увлекаться его творчеством?

Современный шоу-бизнес — это индустрия по коммерческой эксплуатации человеческих страстей, причем очень мощная индустрия. Когда мы высказываемся критически по отношению к самому шоу-бизнесу, мы ни в коем случае не ставим под сомнение возможность того, что в этой сфере работает много добрых, талантливых, вполне симпатичных с человеческой точки зрения людей. Но все же их нельзя считать какими-то «учителями», «пророками», строить свою жизнь на основании тех примеров, которые они нам подают.

Более того, есть определенная особенность: по мере воцерковления (и таких примеров много) деятели шоу-бизнеса отходят от него, понимая, что шоу-бизнес и жизнь во Христе — вещи несовместные.

Поэтому я не могу дать всем совет: стал христианином, воцерковился — выкинь все записи, которые слушал, все книги, которые читал, выбрось телевизор из окна…. Наверное, так резко поступать не стоит. И все же практика показывает: чем больше человек проникается сутью христианства, чем пристальнее он в себя вглядывается, чем больше он пытается себя изменить, тем острее он понимает несовместимость очень многих вещей, которыми он жил до прихода к Богу, с христианской жизнью.

Я был крещен своей прабабкой, но не в церкви (время такое было). Нужно ли заново пройти обряд Крещения в церкви? Если да, то можно ли проводить Крещение в церкви два раза (чтобы быть трижды крещеным)?

Во-первых, Вам следует узнать, не была ли Ваша прабабка из числа старообрядцев, не принимающих священства. Если же Вы абсолютно убеждены в том, что она была православной и крестила Вас, то Вам следует прийти в храм, рассказать все священнику и попросить его совершить над Вами таинство Миропомазания. Если Вам доподлинно неизвестны обстоятельства крещения, священник, согласно действующим правилам, совершит над Вами таинство с формулировкой: «Крещается, аще не крещен…».

А всякие разговоры о том, чтобы креститься 2 или 3 раза, являются для христианина совершенно недопустимыми. В нашем Символе веры говорится, что мы веруем во едино Крещение, и никакого второго, а тем более, третьего Крещения для человека нет и быть не может. Рекомендации «креститься» еще раз (обычно их дают людям всякого рода оккультисты, «целители», экстрасенсы) не имеют никакого отношения не только к Православию, но и к христианству вообще.

Можно ли расписываться в Петров пост, при этом венчание перенести на разрешенный день? Мы пост не соблюдаем (как и гости), веруем без соблюдения церковных канонов.

К сожалению, если Вы не соблюдаете церковных канонов, не ходите в храм, не участвуете в таинствах, не поститесь, я не вижу для вас и необходимости венчаться. Потому что к венчанию — таинству Брака — нельзя подходить просто как к красивому обряду, нужно и всю свою жизнь строить на христианском основании.

Моя гражданская жена — мать моего крестника. Мы уже ждем ребенка. Прошение на второбрачие, согласно канонам Церкви, я подать не могу, поскольку я — виновная сторона в разводе с первой женой. Священник, которому я исповедовался, пока ничего мне не ответил о возможности прощения Церковью таких поступков. Морально я уже готов принять любую епитимию, лишь бы дети не понесли ответственность за мои грехи. Опишите, пожалуйста, Вашу позицию по моей проблеме.

Нет греха, который победил бы Божие милосердие, и, в принципе, любой грех Господь может простить человеку. Но при одном условии — если тот в нем искренне раскаивается. А что значит раскаивается? Значит, он изменяет свое отношение ко греху и больше его не совершает. Не просто живет во грехе, сознавая: «Да, нехорошо я делаю...»— и продолжает жить так. Это, конечно, ничего не меняет, это не раскаяние, не покаяние. А покаяние — это когда человек, исповедав грех, с ним расстается, и в таком случае Господь его прощает.

Что касается того, будут ли Ваши дети нести ответственность за Ваши грехи, нельзя ответить однозначно — все в воле Божией. Но, как правило, дети всегда испытывают последствия родительских грехов. Поэтому постарайтесь действительно изменить свою жизнь и начать жить по заповедям Божиим.

На Украине существует три Православных Церкви. Две из них раскольничьи, хотя духовенство — выходцы из Православия (Московской Патриархии). Каким образом лишились эти священники-раскольники Божией благодати и их таинства стали неблагодатными? В Православии наверняка не все священники имеют одинаковый уровень духовности, но таинства от этого своей благодати не теряют.

Дело в том, что благодатность таинства не зависит от уровня духовности священника, от уровня его личной святости. Мы знаем и из истории Церкви, и видим сегодня, что бывают священники, не вполне отвечающие своему призванию, в том числе и недостойные. Но Церковь верит с древних времен, что если таинство совершается по надлежащей форме, хоть и руками недостойного священнослужителя, оно все равно действительно. Когда же священники уходят в раскол и находятся под анафемой Матери-Церкви, то есть отлучены от нее, любые священнодействия, которые они пытаются совершать, остаются пустой формой без содержания.

Я тяжело болею уже 10 лет, работать не могу, инвалидность не дают. Родные меня осуждают, что молодая (27лет) и не хочет работать. На лечение и на молебны денег нет. Очень люблю ходить в церковь, но по болезни вынуждена сидеть дома. Хочу в монастырь, но я ведь нетрудоспособная. Как мне жить и что мне делать? Прошу ваших молитв.

Помоги Вам Господи. Если Вы любите храм, посещайте его как можно чаще. Все требы в храме, в том числе молебны, совершаются за добровольное пожертвование, и если у Вас нет средств к существованию, по моему благословению они будут служиться для Вас бесплатно.

Мысли о монастыре Вам действительно нужно оставить, поскольку монашество — это и великий труд, и особое призвание человека.

Все же по возможности постарайтесь найти дело, которое Вы можете делать в том положении, в котором находитесь. Есть множество примеров, когда люди даже с тяжелейшими болезнями и инвалидностью трудятся на дому, и не только получают радость и удовольствие от любимого дела, но и зарабатывают себе этим на жизнь.

Главный совет, который я могу Вам дать с духовной точки зрения — не поддавайтесь унынию и саможалению.

Ответьте, пожалуйста, на вопрос: могут ли крестные родители вступить в брак, если они действительно относятся к такому поступку более чем серьезно? Насколько это возможно по канонам? Я неоднократно разговаривал со священниками, однако у всех разные ответы. Один посоветовал обратиться в вышестоящие инстанции и получить церковное разрешение. Посоветуйте, как быть. Дмитрий

Уважаемый Дмитрий, действительно, по традиции Церкви крестные родители, то есть люди, соединенные духовным родством, в брак вступать не должны. Что касается совета обратиться в вышестоящие инстанции и получить церковное разрешение — это совет правильный. Вам нужно обратиться в каноническую комиссию той епархии, в пределах которой Вы живете, изложить ситуацию Правящему Архиерею и предать ее на его усмотрение. Если он возьмет на себя ответственность в данном случае преступить общепринятую практику, то, значит, Вам будет разрешено венчание.

Можно ли делать ремонт в квартире после смерти близкого? Слышал что нельзя до 40-го дня....

Ремонт в квартире можно делать тогда, когда у Вас есть возможность. То, о чем Вы пишете — одно из суеверий, которые не имеют к церковному вероучению никакого отношения.

Можно ли целовать руку христианину (не священнику) в знак своего уважения и почтения к нему?

В старые времена это практиковалось повсеместно. Человеку почтенному, пожилому молодые люди всегда целовали руку именно в знак уважения и не видели в этом ничего постыдного. Другое дело, что сегодня это как-то не принято, и может вызывать недоумение у окружающих. Однако если у Вас есть подобное желание в отношении действительно уважаемого Вами человека — то почему бы и нет?

Здравствуйте, мы около трех лет не могли завести второго ребенка, и тут это произошло, но, оказывается, в пост. Сказывается ли на жизни, благополучии и здоровье ребенка зачатие в пост?

Церковь рекомендует христианам в пост воздерживаться от супружеского общения. Однако теперь следующий этап вашей жизни — родить ребенка и дальше воспитывать, молясь о нем Богу и стараясь вырастить его христианином, что возможно, если только и сами родители постараются стать настоящими христианами.

Будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд (Лк. 6, 36), заповедует нам Евангелие. Эти слова заставляют задуматься. Ведь не сказал же нам Господь, например: «будьте сильными, как и Отец ваш силен и могуществен». Тем более невозможно представить, чтобы Христос сказал что-нибудь вроде «будьте постниками, как Отец ваш Небесный». Значит, милосердие – это то, что наиболее уподобляет нас Богу, и, с другой стороны, то, что состоит в нашей власти.



Не будет преувеличением сказать, что милосердие – это сердцевина жизни церковной общины. Без милосердия, без любви, и не только лелеемой в сердце, но и проявляющейся во всех наших делах, не может быть христианства. Апостол Павел пишет: во Христе Иисусе не имеет силы ни обрезание, ни необрезание, но вера, действующая любовью (Гал. 5, 6). Иными словами говоря, мы должны идентифицировать себя как христиан не потому, что мы постимся, исполняем молитвенные правила, ходим в храм, отстаиваем чистоту Православия перед иными христианскими исповеданиями и проч., и проч. (хотя на своём месте во всём этом, разумеется, ничего плохого нет), – но потому, что благодать Христова, живущая в нас, выявляется в любви и милосердии по отношению к ближним и дальним.

И из этих слов Апостола, и из всей практики первоначального христианства мы видим, что Церковь всегда подчёркивала преимущество цельной христианской жизни, в составе которой милосердие занимает важнейшее место, перед внешне- обрядовой сферой церковности. Самое ёмкое определение этой духовной цельности дал, пожалуй, св. Иустин Философ. Вот что он пишет: «мы научены и убеждены и веруем, что Богу приятны только те, которые подражают Ему в Его совершенствах – в целомудрии, правде и человеколюбии и во всём, что достойно Бога… Если же найдутся такие, которые не так живут, как учил Христос, те – да будет известно – не христиане, хотя и произносят языком учение Христово: ибо Он учил, что не те спасутся, которые говорят, но те, которые и дела делают» (I Апология, 10; 16).

С сожалением приходится констатировать, что сегодня главным для многих церковных людей является вовсе не человеколюбие. Милосердие для нас как-то тяжело; оно не «вошло в плоть и кровь» ни нашей общецерковной общины, ни тем более нашего общества, несмотря на то, что последнее и считается «православным». К милосердию чаще всего нам приходится себя понуждать; а ведь это значит, что оно не является органической составляющей нашей жизни. Нам же не нужно себя убеждать, скажем, в необходимости завтракать или ужинать. Это для нас естественно. А напоминать о делах милосердия приходится. Вот и Святейший Патриарх вынужден даже в особом послании говорить всем об этих прописных истинах христианства…



Фото священника Димитрия Струева (presviter_ds)

Отчего так происходит? Ближайшая причина заключается в том, что у нас перенесён акцент с цельной христианской жизни, о которой мы сказали выше, на внешнюю, обрядовую, храмовую, охранительную сторону церковности. Это приводит к тому, что Церковь становится для многих православных не вселенским, охватывающим все стороны человеческого существования, континуумом духовной жизни во Христе, но некоей субкультурой. Любая же субкультура должна защищать свои границы. И за этими границами оказалось, вместе со многим прочим, и милосердие. Немало церковных людей считают его не православной, а какой-то «общечеловеческой» ценностью, принадлежностью западного христианства. Но сегодняшнее западное общество, несмотря на очевидную секуляризацию, имеет в себе очень сильные, глубоко укоренённые и ставшие естественной принадлежностью жизни традиции милосердия, благотворительности и человеколюбия, которые являются следствием глубокой (увы, в прошлом) церковности Европы. Вместо того, чтобы увидеть это, устыдиться собственной неразвитости в этой сфере и начать учиться азам церковно-общественной филантропии, мы с порога отвергаем всё, что кажется нам «западным». Некоторые доходят даже до того, что объявляют дела милосердия «добром падшего естества», с которым православному человеку необходимо бороться.

Осложняет положение ещё и то, что подменяющая собою Церковь псевдоправославная субкультура проникнута многими отрицательными началами, которыми живёт сегодня российское общество. Начала эти всем известны: это как раз нечеловеколюбие, «Религия Денег» и тотальное отсутствие уважения к личности. Не уважают у нас в России все и всех. Родители не уважают своих детей, а дети – родителей. Начальники не уважают своих подчинённых, а подчинённые – начальников. Богатые презирают бедных, бедные ненавидят богатых. Взаимное неуважение власти и общества, общества и отдельных людей можно наблюдать на каждом шагу.

Я не случайно заговорил о неуважении. Дело в том, что отсутствие навыка уважения искажает отношения человека и Бога. Господь к каждому из нас относится с великой любовью и великим уважением. Уважительное отношение к личности, причём не только к другим людям, но и к себе самому – не просто «общечеловеческое» культурное качество человека. Нет, оно несёт в себе и некий отблеск богоподобия. И – может быть, это прозвучит неожиданно, но это очень важно – без самоуважения и без уважения к другому человеку, как бы он не отличался от нас саном, чином, положением и прочими земными случайностями, невозможно милосердие. Именно из-за отсутствия уважения (и самоуважения) милосердие не течёт из наших сердец столь свободно, обильно и быстро, как это бывает, скажем, с осуждением, которое проистекает именно от непонимания и нечувствования того, что Бог к каждому человеку относится уважительно равно. Именно по этой причине к милосердию нам нужно себя принуждать, как к чему-то тяжёлому и подчас чуждому.

Итак, без милосердия мы – не христиане, каким бы православным «антуражем» не была бы обставлена наша жизнь. Поэтому подвиг навыкновения милосердию должен стать одним из главных наших деланий – и не только «во дни печальные Великого Поста», но и «на всякое время и на всякий час». Духовный же и церковный смысл этого подвига, целью которого будет то, что милосердие станет для нас естественным, как дыхание – нам станет яснее и понятнее, если мы начнём учиться уважать себя и других и станем воспринимать нашу Церковь не как субкультуру, но как подлинную и всеобъемлющую жизнь во Христе.
Игумен Петр (Мещеринов)

Я сменила несколько мест работы, имею несколько профессий, но каждый раз через полгода-год работы мне начинает казаться, что это все суета и пустота, на которую жалко тратить свою жизнь. Не подумайте, что я какое-то «перекати-поле», если я работаю, то работаю на совесть, но меня почему-то это не удовлетворяет, и дело здесь не в деньгах. При этом я вожу свою дочку на хореографию в ближайший детский центр, там преподаватель — самая обычная женщина, она не тренирует звезд балета, большинство ее воспитанниц к подростковому возрасту бросают это занятие, но я вижу, что она счастлива заниматься своей «незначительной», заурядной работой. Я ей завидую. Почему она любит свою работу, а я свои – нет? Жанна
Александр КОЛМАНОВСКИЙ, психолог, руководитель центра социально-психологической реабилитации «Наша жизнь»:

– Я думаю, разница между двумя героинями этого письма связана с несколькими причинами. Психика любого человека так устроена, что ему хорошо только тогда, когда от него хорошо другим людям, когда он чувствует, что социально полезен. Тут есть две стороны. Во-первых, сама профессия должна быть социально позитивной. Торговец оружием в принципе не может чувствовать себя по-настоящему хорошо. Во-вторых, сам человек должен понимать, как в этой профессии трудиться правильно, в чем ее суть. Он должен понимать возложенные на него социальные ожидания. Если этого нет — он всегда будет чувствовать себя не на своем месте. Например, учитель — казалось бы, все учителя занимаются полезным делом, но при этом почему-то большинство из них находятся в негативном напряжении. Это связано с тем, что многие из них не так понимают те самые социальные ожидания.

Административно-бюрократическая система требует от них, чтобы дети усвоили школьную программу, и они работают на это. А родители ожидают от учителя совсем другого — чтобы их ребенку было в школе хорошо, чтобы он был по-настоящему мотивирован к учебе, чтобы у него хорошо складывались отношения с учителями и одноклассниками. Поэтому учитель прежде всего должен быть хорошим воспитателем. И если он не осознает, что для него главное — личностное благополучие ученика, а не математика или английский, то он постоянно нервничает, работает с большим напряжением, даже если он успешный методист.

Или возьмем журналистов — эта профессия обладает колоссальной социальной мощностью, журналисты имеют возможность влиять на людей, даже если они об этом не задумываются и не хотят этого. Но если они не влияют на людей позитивно, если они привлекают аудиторию, играя на человеческих слабостях, их влияние становится негативным. При этом вся профессиональная и финансовая среда заставляет сегодня журналистов мощно бороться только за собственное профессиональное благополучие, но не за личностное благополучие аудитории. И поэтому очень многие журналисты сегодня психологически чрезвычайно неблагополучные люди.

Или, например, чиновники. Несмотря на расхожее мнение о них как о трутнях, чиновник как социальный персонаж необходим: он координатор и систематизатор. Но опять же важно, с каким внутренним самоощущением он выполняет свою работу. Поскольку в чиновничьей среде велик разрыв между деятельностью и ее конкретными плодами, там очень сильна провокация всевозможных злоупотреблений. Но человек может сколько угодно преуспеть в накоплении денег, связей, карьерном взлете, но он никогда не будет по-настоящему доволен собой и своей жизнью; другое дело, что он сам часто этого не осознает. А вот если чиновник получает удовольствие оттого, что он хороший менеджер, что он поддерживает дела и бумаги в оптимальном порядке — тогда он будет хорошо себя чувствовать, потому что он осознает свою социальную полезность, ведь структура и порядок жизненно необходимы обществу.

Важный вопрос — как мы оцениваем это самое удовлетворение от работы. Тут важно не столько свидетельство человека, сколько его общее состояние. Когда человек приходит вечером после работы, которой ему правильно заниматься, он бывает уставший, но это «светлая» усталость — он может быть не в силах открыть рта, но на ближних смотрит с любовью. А когда человек приходит пусть даже менее уставший, но не со «своей» работы, он кидается на всех как собака. Это показатель того, что, скорее всего, он занимается чем-то не тем или не так.

Иногда человек бывает недоволен своей деятельностью, когда он по своему психотипу, по индивидуальным особенностям не предрасположен к той работе, которую выполняет. Есть люди, которые по своей психологической конституции исполнители, есть управленцы, есть стратеги, есть ученые. Это все разные предрасположенности. Важно уметь различать их в себе и не поддаваться соблазну взяться за престижное, но не «свое» дело. Можно нередко видеть, как хороший учитель математики становится директором школы или хороший хирург — главврачом больницы. Это совершенно разные функции, и исключительно редко они могут успешно совмещаться в одном человеке.

Человек обязательно должен получать радость от работы. Правильная деятельность — та, которая приносит удовлетворение, но не сиюминутное и экзальтированное, а глубокое, и это та деятельность, в которой в наибольшей степени выражается личность человека.

Если при мысленном представлении той или иной деятельности кого-то охватит азарт, а кого-то скука, значит, первому правильно этим заниматься, а второму — нет. Скука — очень важный показатель.

Так вот, каждый человек должен уметь прислушиваться к себе — скучно ему этим заниматься или нет? Если у человека есть ощущение, что он мог бы заниматься и тем, и этим, и пятым, и десятым, значит, он себя еще не нашел. Если он понимает — только это, и ни на что это не променяю, — скорее всего, это то, что ему нужно.

Внешнее признание, «значительность» работы — не главное для удовлетворения профессией. Хорошему врачу, конечно, важен его заработок, важно, насколько его ценит администрация, дают ли ему место завотделения, но все-таки по-настоящему он живет в тот момент, когда осматривает пациента. Если же этот врач, выражаясь обывательски, карьерист, он может гораздо больше преуспеть, раньше стать завотделением, но мы будем видеть его напряженность, поджатые губы, агрессивность и резкость — он будет не рад жизни.

Не думаю, что у автора письма какие-то карьерные запросы, иначе бы ее не привлек пример хореографа. Мне кажется, ее проблема в том, что она просто механически перебирает разные виды деятельности, а ей надо посмотреть на дело под таким ракурсом: в каком качестве я буду себя чувствовать приносящей пользу? И тогда она будет совсем иначе пробовать и искать.

Наши неверующие друзья и близкие - Протоиерей А. Ильяшенко

Мы все — верующие люди — желаем спастись. И, безусловно, что-то для этого делаем: ходим в храм, исповедуемся и причащаемся, постимся, исполняем молитвенное правило, читаем святых отцов. Но при этом сплошь и рядом забываем… об одном человеке, с которым наше спасение связано совершенно неразрывно,— о своем ближнем.

Все тот же эгоизм



Каждый раз, когда наступает Неделя о Страшном суде, я вслушиваюсь в Евангелие за Божественной литургией, и меня словно впервые поражает мысль: желая представить образ этого суда Своим ученикам, Господь указал, по сути, только на одну причину оправдания или осуждения: на отношение к ближнему (см.: Мф. 25, 31–46). Это не значит, разумеется, что других причин как первого, так и второго быть не может. Это свидетельствует лишь о том, что данная — важнее всех прочих.

Почему же на практике так нередко бывает, что ближний оказывается чем-то заслонен от нас — нашими личными «подвигами», нашими обстоятельствами, а на самом деле — нами самими? Объяснение, лежащее где-то совсем на поверхности, очень простое и, без сомнения, верное: виной тому наш самый заурядный, каждому хорошо знакомый эгоизм, как в малом проявляющийся, так и в большом. Говорила некогда об этом замечательная подвижница XIX столетия игумения Арсения (Себрякова): «Мы только тогда можем сказать, что любим человека, когда бываем готовы уступить ему то место, на котором стоим сами. Что это за место? — Весь видимый мир».

Но есть и другое объяснение (с эгоизмом также, впрочем, напрямую связанное, но имеющее свои нюансы), на котором хотелось бы остановиться прежде всего,— менее очевидное, но, пожалуй, даже более важное. Мы очень часто… играем. В том числе и в духовную жизнь. Следуем определенным правилам, установленной внешней форме, но гораздо меньше заботимся о подлинном содержании, о чем, быть может, мало кто подозревает, кроме нас самих. Да и сами-то мы порой об этом даже не задумываемся. Это утверждение может показаться неоправданным преувеличением, о нем захочется сказать: «жестоко слово сие» (см.: Ин. 6, 60), но поясню свою мысль.

Игрушечная добродетель

Духовная жизнь — до той поры, пока человек не обретет свободу от страстей, не достигнет святости — являет собой поприще непрестанной внутренней брани, христианин постоянно находится перед необходимостью даже до крови подвизаться против греха (см.: Евр. 12, 4). А это значит — отказываться от того, что стало по-настоящему желанным, поступаться тем, чем он дорожит, раз за разом попирать свою гордость, словом — ножом заповедей Христовых неустанно отсекать сросшиеся с душой, сроднившиеся с ней страсти. До какой степени должен быть христианин в этом упорен и насколько «жесток» обязан быть со своим ветхим человеком? — Можно еще раз повторить: «до крови».

И вот, испытывая свою совесть, решимся ли мы сказать, что это самое «до крови» имеет место в нашей жизни каждый ее день, в каждой ситуации, когда перед нами стоит выбор — свою или Божию волю избрать, своей страсти или заповеди Христовой последовать? Нет. Вряд ли. Но как же мы тогда живем? Разве наша совесть не должна, не умолкая, обличать нас, стыдить, упрекать, лишать покоя? Она и делает это, только человек в своем падшем, поврежденном состоянии, не просто греховен, но и лукав, в первую очередь — с самим собой. И беда в том, что сознаем мы это далеко не всегда, а лишь в какие-то мгновения «просветления», когда наконец услышим голос своего Ангела-хранителя, когда его увещания заглушат немолчную песнь нашего самооправдания.

Вот и бывает подчас, что и службу мы воскресную, а тем более праздничную, не пропускаем, и молитвенное правило неукоснительно совершаем, и душеполезного чтения не оставляем… Но нет в этом настоящего труда, подлинной духовной работы, поскольку с жизнью не сопряжено реальной, не питает ее и, в свою очередь, от нее не питается. И «добродетель» наша выходит на поверку «игрушечной», так что похожи мы, по слову одного святого отца, на древо, украшенное листьями, но не имеющее плодов.

А ближний… Он реален! Его реально надо любить: прощать, уступать, чем-то жертвовать ради него, терпеть, нести его тяготы и не обременять своими. И мы о нем «забываем». Ближние упорно будят нас, но мы так же упорно не хотим просыпаться. Они часто кажутся какой-то досадной помехой: и от молитвы отвлекают, и почитать не дают как следует, и на службе в покое не оставляют — пробираются куда-то, суетятся, толкаются…

«Помилуй учеников моих!»

А между тем, как сказал некогда преподобный Антоний Великий: «от ближнего жизнь моя или смерть». То есть от того, как я к нему, ближнему, относился — от этого и зависит мое спасение или гибель, оправдание или осуждение. Кажется кому-то это слово слишком сильным, но ведь не говорит преподобный тут ничего нового в сравнении с учением Спасителя о Страшном суде, просто свидететельствует о своем личном духовном опыте, о том, что открылось в подвиге и молитвенном Богу предстоянии его просвещенному благодатью сердцу.

Есть замечательный пример такого опыта в одном из Патериков. Некогда игумен со своей братией отправился в другую обитель на тамошний праздник. Отстал ли он по какой-то причине, или же по существовавшей тогда традиции специально удалился от них, чтобы ни они его, ни он их не отвлекали от молитвы и богомыслия суетными разговорами, но только ушли они вперед, а он шел достаточно далеко позади.

И когда он уже довольно был утомлен путешествием через знойную, раскаленную солнцем пустыню, то встретился ему несчастный больной человек, лежавший на дышащем жаром песке и жалобно просивший о помощи — ему нужно было добраться до ближайшего селения. Игумен склонился над ним, с участием расспросил о случившейся беде. И не смог скрыть недоумения:

— А разве не проходили здесь монахи передо мной?

— Проходили,— ответил несчастный.

— Разве они не заметили тебя, не услышали твоих просьб?

— И заметили, и просьбы услышали. Но только сказали они, что торопятся в обитель на праздник и не могут мне ничем помочь…

Восскорбел от такого жестокосердия своих монахов игумен, взвалил на спину болящего и понес его — по той же выжженной пустыне, под тем же палящим солнцем. И хотя уже немолод он был и утомлен дорогой, но вот чудо — с каждым шагом ему становилось все легче нести страждущего, пока ноша его вдруг не сделалась уже совершенно невесомой.

Тогда он невольно обратился назад и увидел Христа, смотрящего ему вослед. И — вот любовь этого дивного старца — не о себе помыслил он в этот момент. А упал перед Спасителем на колени и взмолился:

— Господи, помилуй учеников моих!

И услышал в ответ:

— Чтобы помиловал Я их, пусть они не только живут с тобой, но и поступают так, как поступаешь ты.

Есть тут ответ на все вопросы: что выбирать — свою «духовную пользу» или помощь тому, кто в ней нуждается. Да, впрочем, и опять не таит в себе эта история ничего принципиально нового — та же притча о милосердном самарянине, только не притча уже, а реальный пример.

Ведь все и так ясно…

Вообще кажется — зачем говорить обо всем этом? Ведь и, правда, так ясно сказано в Евангелии: Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки (Мф. 22, 37–40). Если ясно, что нет ничего важнее любви к Богу и к ближнему — тогда зачем напоминать об этой важности? Наверное, и незачем было бы, если бы жизнь не доказывала, что нужда все же есть.

Апостол Иоанн Богослов говорит, что любовь к ближнему есть показатель нашей любви к Богу: не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? (1 Ин. 4, 20). Редко ли бывает, что человек уверенно утверждает: «Я люблю Бога», но при этом не делает ничего, что доказывало бы это? Господь обличит сию неправду, но каким образом? — Уколами и укорами совести. А их человек, совести не внимающий, как мы уже знаем, перестает со временем замечать. Но с ближним иначе — он обличит так, что не заметить будет трудно! Если мы не проявим к нему любви или проявим нелюбовь, то он точно скажет нам об этом настолько внятно и настойчиво, что не услышать уже не получится. Как быть тут нашей изворотливости, нашему лукавому самооправданию? — Возвращаясь к вышесказанному: «забыть» все, что мы когда-то знали о важности любви к своему собрату или своей сестре, представить их как помеху на своем пути, обвинить, что это они — любви не имеют, или просто «не заметить» их, отодвинуть в сторону.

Не говорили бы мы, скорее всего, о столь самоочевидных вещах, если бы не сталкивались день за днем с тем, что такое забвение о любви — наша общая сегодня болезнь, то, чем мы все, практически поголовно, поражены. Вот и приходится напоминать — и прежде всего себе,— что ближнего на дороге в Царствие Небесное обойти никак не удастся, обойдя его, мы соступим с этой дороги и окажемся на другой, совсем в иную область и к иному завершению приводящей.

А то, что напоминание это приходится на Великий пост — что ж тут странного: постом все, как правило, и обостряется. И раздражение от легкого чувства голода скорее нас побеждает, и враг больше обычного усердствует… И с ближними сталкиваемся в результате всего этого как бильярдные шары, да разлетаемся с треском в разные стороны.

А лучше было бы не разлетаться, но держаться друг за друга крепко-крепко, за каждого, как за величайшую драгоценность: вдруг нас, ничего доброго на самом деле не сотворивших, именно за любовь к этому человеку помилует на Своем суде Господь? Вдруг именно для этого человека совершенное благодеяние вменит как Ему Самому оказанное? Может ведь такое быть. По крайней мере Христос нам это обещает, а сомневаться в истинности слов Божиих никаких оснований у нас нет.



Игумен Нектарий (Морозов)
Газета «Православная вера» № 4 (408) 2010 г.