Мощный Крааль широко и тяжело уселся на обочине изборождённого просёлка. Тьяна -на корточках рядом. Она уткнулась детским личиком в коричневые ладони, большеглазая, прислушивалась, поджидала, вглядывалась в осенний вечер. Перед путниками на вылинявшем, больном лугу стояла зелёная кибитка, а цветные пелёнки тихо развевались у входа. Из узкой железной трубы кудрявился лёгкий голубой дымок, он, дрожа, рассеивался по ветру. Там, на широко волнующемся косогоре бродил мерин :кляча торопливо щипала скудную поросль. Иногда он останавливался, вскидывал голову и кротко озирал вечерние огни в дальних деревенских приветливых окошках.
     "Ты,- дико отрезал Крааль,- он из-за тебя тут".
     Тяьна молчала.
     "А то что Прокопп ищет здесь?- угрюмо заключил Крааль".
     Тьяна пожала плечами, мельком сорвала долгую серебристую тростинку, играючи зажевала её сияющими белыми зубами. И застыла, будто считая огни деревенские.
     Там зазвонили вечерню "славься".
     Пронзительный перезвон утомлённо стих. Он оборвался внезапно. Будто жалоба застыла на воздусях. Юная цыганка завела назад руку, опёрлась о косогор. Прижмурилась. Тьяна слышала робкий стрёкот кузнечиков и тихую колыбельную сестры, слабым голосом доносившуюся из зелёной кибитки.
     Прислушивались они недолго. Затем дитя в кибитке заплакало, тихо, долго, беспомощно. Тьяна оборотилась к цыгану и насмешливо молвила: "Не пойдёшь, не поможешь своей бабе, Крааль?! Дитё раскричалось".
     Тогда Крааль схватил её за свободную руку ,которую прижал к земле. Тьяна, будто распятая, кусала губы чтоб не раскричаться. Грозно Крааль навис над девушкой. Тьяна больше не видела вечера. Она видела только его ,заслонившего собой кибитку и деревню, и блёклое небо. Девушка на секунду зажмурилась и ощутила: "Крааль- "король" по-немецки. И этот такой".
     Однако, в следующий миг она со стыдом восприняла горячую восприняла боль в запястьях. Она приподнялась, быстрым приёмом вырвалась и встала перед Краалем, смерила его дикими ,блещущими очами.
     "Чего ты желаешь?- простонал тот".
     Тьяна слегка усмехнулась: "Танцевать".
     И она вскинула узкие, по-детски нежные руки, позволила им тихо и медленно колыхаться вниз и вверх, будто чтоб стали они крыльями. Она запрокинула головку, далеко, так, что застуились вниз чёрные кудри, и одарила Тьяна странной улыбкой первую звезду. Лёгкие, гибкие ноги нащупывали ритм, её жесты и поступь являли осознанную усладу и невольное самоотречение поровну, что свойственно целуемым закатами цветам на длинных стеблях.
     Дрожа в коленях, стал Крааль пред нею. Он внимал бледной бронзе вольных её плечей. Смутно осознал он: Тьяна танцует любовь...
     Всякий порыв ветра с лугов ласкался к ней, легко и льстиво жался, а все цветы видели её в первом сне и так же кланялись, колыхались.
     Тьяна парила ближе и ближе к Краалю, клонилась столь странно и чуждо ,что руки цыгана парализовал холодный страх. Будто раб стоял Крааль слушая бой собственного сердца. Жар, исходивший от овевавшей его Тьяны, накрыл цыгана. Затем её взгляд скользнул вдаль, далеко назад, и она гордо, победно улыбнувшись, подумала: "Он всё же не король".
     Цыган медленно приходя в себя, следовал за нею, лунатик, крадучись, наощупь. Внезапно он замер. Что-то прибавилось к тьяниным парящим
 покачиваниям. Лёгкая, текучая песня ,что давно казалась дремавшей в танце, она отныне всё богаче и полнее распускалась, цвела с каждым движением. Плясунья тянула. Её жесты становились всё медленнее, легче, ещё чутче. Она бросила взгляд Краалю, обое восприняли песню как нечто гнетущее, тяжкое. Они обое оглянулись в одну сторону и узнали: доро`гой приближался Прокопп. Его мальчишеский силуэт помалу проступал из серебристо-серого сумрака. Прокопп беззаботно, как спящий, шествуя, наигрывал по-крестьянски на тонкой дудочке. Его видели всё ближе и ближе. Тогда метнулся к нему Крааль и выхватил из губ юноши дуду. Прокоп, быстро собравшись, ухватил обеими руками кулак захватчика, крепко размял его и вопрошающе принял враждебный взгляд Крааля. Мужчины стали лицом к лицу. Всё вокруг замерло ,а зелёная кибитка щурилась вокрест едва мерцающими изнутри двумя окошками-глазами, ждущими печально и пытливо.
     Без единого слова цыгане вдруг расслабились. Оба посмотрели на Тьяну. Крааль- с пылким упрямством , молодой мужчина- с тихой, пытливой настойчивостью в тёмных зрачках. Под взглядами этих обоих Тьяна замерла. Вот, ей захотелось подойти к Прокоппу ,поцеловать и спросить его :"Откуда твоя песня?" Но она не сыскала на то сил. Она присела на корточки у обочины ,беспомощная как перепуганная детка, молчала. Молчали её уста. Молчали очи её.
     Недолго ждали мужчины. Тогда метнул Крааль тому другому враждебный, вызывающий взгляд. Прокопп не упорствовал. Тьяна печально прощалась, только взглядом. Она дрожала. А затем стройный, тонкий силуэт, постепенно обращаясь в тень, теряя очертания, пропал в пути, которым пришёл Крааль. Тьяна внимала замирающему эху шагов с луга. Она затаила дыхание и вслушивалась в ночь.
     Вздохнуло пологое поле, тихо и мирно что спящее дитя. Всё стало чистым и тихим, а из просторной тиши донеслись слабые возгласы младой ночи: шорохи листьев старых лип, плеск ручья оттуда же, веское, зрелое падение яблока в высокую осеннюю траву.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------

Примечание переводчика: "Кысмет"- судьба, доля, из турецкого.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

     Подумается этакое иногда... Вчера к примеру. Сижу вот как сейчас ,рядышком с фрау Люси в её дачном палисаднике. Молодая волоокая блндинка помалкивает, созерцает атласно-белое закатное небо, обмахивается ради прохлады брюссельским кружавчиком. А нектар что щекоткой нервы мне пробирает: от платка он этого или от куста сирени того?
     "Эта пышная сирень,- молвил было я ради зачина, не более". А молчания таиственная тропинка петляла глухими думами. Итак, только не молчать!
     Она зажмурилась, и головку запрокинула так, что весь свет вечерний лёг на патинку едва различимых жилок век. Ноздри её легко трепетали что крылья мотылька пьющего от утренней росинки. Рука её покоилась на поручне моего стула ,совсем рядом с моею. Верно, я ощутил кончиками пальцев её дрожь... Не только ими. По всем членам до макушки пробрало меня - и думы ,кроме одной , прояснились... И эта одна клубилась, сгущалась что туча грозовая в раздумье: "Эта дама- другого, она не моя".
     Вот чорт! Я же знал это давно. И тот, другой даже был моим другом. Но сегодня эта странная мысль всё томила меня - и я чувствовал себя нищим деткой засмотревшимся в витрину кондитерской.....................
     "О чём задумались, моя госпожа?- вырвался я из тоски".
     Она улыбнулась: "Вы столь похожи на него!"
     "На кого?"
     Она уже очнулась от грёз: "На моего почившего братца!"
     "Вот как. Он умер в молодости?"
     Она вздрогнула: "Очень юным. Он застрелился. Бедняга! Каким он был замечательным, бравым парнем. Погодите, я ещё покажу вам его карточку".
     "У вас ещё есть братья?- уклончиво продолжил я".
     Она ,казалось, не расслышала. Его взгляд полный голубого покоя смутил и упокоил меня. Взгляд великий что всё небо.
     "Брови, ресницы, этот рот...- спросонья молвила она".
     Я постарался, глядя в её лицо, не выказать волнения. Это удавалось мне с трудом. Она долго всматривалась. Затем подсела поближе ко мне, а голос её обрёл интимное, доверительное звучание. Она говорила тихо, а я вдыхал аромат её волос. Ожившие было радостные и горькие воспоминания зажгли её взгляд, согрели лицо. Черты покойного в горячке показались мне знакомыми, будто я и был тем дражайшим покойником, которого она припоминала.
     Эти очи,... этот рот,... думал я, это  м о й  облик, только облагороженный, утончённый.................
     И когда она наконец, с дрожью в голосе, умолкла, а нежную головку утопила в брабантском кружеве, то я готов был воскликнуть: "Это я! Это я! Заживо осчастливленный, оплаканный такой вот дамой"... и ,не знаю как вышло, я легонько погладил её согретое вечерней зарёй темечко. Она не противилась.
     Затем она взглянула на меня, светло и проникновенно: "Ах, если б он не умер!"- молвила она задумчиво: "Мы бы не расставались, а я не вышла б замуж..."
     Я насторожился.
     Тогда её натура взяла своё :она расплакалась вволю, неистово.
     Я видел как умирает солнце и думал: "Она не моя".
     Но её плач заглушал её размышления.
     И прежде, чем краешек солнца полностью погрузился за фиолетовые холмы, её головка покоилась на моей груди ,а растрёпанные золотые волосы щекотали мой подбородок. А затем я сцеловывал росные слёзы белокурой фрау Люси, а с первыми бледными звёздами расцвела улыбка на её алых устах...
     ... Когда я через час встретился у садовых ворот с её супругом, то заметил как раз в тот миг, когда он протянул мне руку, былинку на своём галстуке. Эта былинка! Я не упустил её из виду и озаботился ладонью смахнуть её в то время, когда вторую поспешно протянул навстречу его...

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

.

Погост высок в снегах июня,

близ горного села

долину занимал пустую

что водяная гладь.

.

Весна соцветий не роди`т,

поу`тру дёрном отхрустит.

Кресты просты и холодны...

число мало, но "господин"-

один.

.

Дорога узкая дурна;

мала деревня и бедна,

тут несть ни бдения , ни сна:

трезвонит песенка больна

"одна...одна...одна...одна..."

.

Всюду доносится "славься" с амвонов,

вечно слышны из соборов сказанья.

Только дворцы, что на тихих каналах,

не зазывают.

И мимоходом, размашисто очень,

сонную гладь рассекая каналов,

мчатся гондолы из древних анналов

к ночи.

.

.................перевод с немецкого.............................................Терджимана:)

.

Широки глаза твои, дитя.

Ты ,верно, видишь ночию кошмары

страшны, белы- загробный хладный мрамор,

короны алыя сжимающи руками-

в глазницы фитили светя`т.

И оттого-то твой блёкнет взгляд,

душа, измучена, двоится,

при свете дня ничто не снится.

Ты тем способен насладиться,

что остальным живущим- яд.

.

Хочется свидеться снова с тобою,

парк мой с аллеями лип стародавних,

девами медленно йдущих гурьбою

к оным блаженство в(м)ещающим ставам.

.

Лебеди бе`лы в изысканных позах

тихо скользят по блистающей глади.

Из глубины дорастающий лотос

шепчет мне града утопшего саги.

.

Мы одиноки в саду первозданном.

Глянь-ка: цветы нас окру`жили-дети.

Слушаем радуясь...мы опоздали.

...И вопрошаем. Себя ли? об этом.

.

......................перевод с немецкого........................................Терджимана:)

.

Приходит Вечер издалёка,

сквозь снегом скрытую Сосну,

узорит чутким ухом стёкла,

сулит задумчиво ко сну.

И- тишина в усадьбе каждой:

старушки мирно в креслах дремлят;

матроны- будто королевы;

примолкнув, не играют дети;

девицы пряслица не вертят,

понеже проникает Вечер

в нутро- и замирает жадно.

.

.

Есть белый замок в белом закутке:

в бесцветных залах призраки живут;

плющи, цепляясь, стенами ползут;

заснежены дороги в божий свет.

Над всем -непаханного неба темя.

Мерцает замок светом белых стен

тоске изгиблых рук сдаваясь в плен.

Куранты в замке. Умирает время.

.

...........................перевод с немецкого..........................................Терджимана:)

.

Когда наступит день погожий,

из богадельного покоя

сквозь выход про`клятый на койках

на волю хворых понесут.

Над косогором воробьиным

в понуром мартовском лесу

 журчание ручья услышу,

что скачет омывая грунт

и ,бодро гравием играя,

срывает свежую траву:

там домик с золотистой крышей,

а перед домом напевает

мечтатель- русый малчуган

мою балладу, мой роман!

Тем буду счастлив я...

.

....................перевод с немецкого .................................Терджимана:)

.

Коль сроду ты -толпы дитя,

то вряд ли примешь мою странность:

мне день сдавался нежеланным

и невозможным для житья.

Я, облачён духовным саном,

лишь ночью майской гостем званым

на луге ощущал себя.

С утра я чинно исполнял

свой долг в укромно-милой келье,

но лишь закат прохладой веял-

окошко ветер отворял....

Они не знали....молью белой

их думу лётом претворял.

Они же звёзды купно зря,

к ним ти`хи пса`лмы купно пели.

.

Люблю я забытых русалок

(те мужа, отчаявшись, ждут)

и девушек русых да славных,

коль к речке на спевки идут,

и детушек- солнышко славят,

а ,выросши- в зори глядят,

и дни, что напевы мне правят,

и ночи- цветами даря`т.

...............перевод с немецкого...................Терджимана:)

.

Се моя брань-

стра`стищей рвань

скрозь дни летяща;

придёт пора-

и вздыблет мощно чаща,

и сок житья наверх потащит

сквозь боли мрак.

Плоды сбирать

не настоящим.

.

Ручей тихохонько журчит:

далёко город злой.

Дубрава ветками сучит,

а я-то сам не свой.

Дубы дик`и, просторен Свет,

а сердце-широк`о.

Ум одинок, но вместе с тем-

да сохранит покой.

....................перевод с немецкого.....................................Терджимана:)

* * * * *,поздравляю с Рождеством, желаю всего самого..........................!:)

.

В лесу зимой буянил ветер,

хозяйски пас отару туч,

сосну одну вдали приметил:

с ней, чистой, тихо заял луч.

Она, раскинув ветки, стала

у бури снежной на пути-

и ветер дикий обротала,

и ночью была с ним на "ты".

.

Моя душа- забытая часовня:

на алтаре ярится щедрый май,

подруга-буря озорная гонит

в окошко ветер через край,

касается уж самого креста...

И колоко ответит резким звоном,

коль ветер было раскачает. Стон

зовёт рассерженного в закосненьи Бога

вершить ум алтаря свой долг.

Смеётся ветер одувая пол-

и о плиту из камня у порога

раскалывает звон сердитый Богъ.

Желанья сирые у входа той часовни,

колена преклонив, во мху стоят:

никто из них, молящих, не уходит.

...........перевод с немецкого .........................................Терджимана:).....

"Ума, усердия не вольны мы отринуть"

Одно с другим очистить ,до соринки,

обречены. и суждено ведь неким

в трудах да совершенство обрести:

бодрЫ, ловкИ, им вЕдом Доли стих.

Рука легка, фургон в пути приметен.

.

Известны им мельчайшие приметы,

вполне понятны лёгкие знаменья,

что чуткий компас не берёт в расчёт.

А потому за взмах один ресничий

и крыл одно мавенье птичьих

им пред собой дано держать отчёт.

.

Подобно всем (не избранны!)- ущербны:

заплатят Року меру и сверх меры,

Слепой Стихии , в беге и борьбе.

Но там, где прочие, слабЫ, заплАчут,

они- в ударах строгий ритм означат,

и да отыщут твердь в самих себе.

.

Им бы стоять, как пастухам, -поникшим,

издалека видать: согбённы, приутихши;

поблизости заметнор, что- бодры.

Им слЫшны зорь небесныя хожденья

и те, скользящие, земныя наважденья,

участники космической игры.

.

Да и во сне они  бодры пребудут :

из Сна, Житья, Безумия, Рассудка

сочится Смысл... И, всё превозмогая,

пред Смертью ,Жизнью преклонят колени.

И будут Миру снова перемены:

поклоны Ищущих сей Міръ меняют!