Рано утром я пройдусь по саду. Наслаждаясь каждым цветком, каждым растением. Еще весной я высаживала их. Еще вчера я поливала их. Уже сегодня они подарят мне свое очарование. Они не будут стыдиться людских глаз, обнажая свою невинность, излучая свою притягательность.
Я неспешно соберу вещи в большую сумку. И положу ее в багажник своей машины.
Я войду в кухню, где за столом сидит отец. Он сидит и задумчиво смотрит перед собой. И так станет больно, оттого, что в его взгляде какая-то вселенская грусть, которая затопит и меня тут же. До самой макушки. Так, что перехватит дыхание и захочется подойти и обнять его. Моей смелости хватит лишь на то, чтобы ласково коснуться его плеча, погладить, пожалеть… Он вздрогнет от этого моего прикосновения. И грусть-тоска свернется в черные точки зрачков – будто и не было ее…
Папа. Ты потом будешь ходить за мной по саду. Я буду прощаться с цветами, а ты – со мной. Потом ты проведешь меня к машине, откроешь ворота. Я поцелую тебя в щетинистую щеку. И скажу, что уже сегодня вечером не приеду. И приеду только через неделю. Вернее, даже позже. Ты знаешь, папа…
Я сяду в машину и медленно тронусь с места. Я сегодня как-то необычайно медленно стану выезжать за ворота. И подниму правую руку, прощаясь с тобой, папа. И ты поднимешь свою. В ответ. Это наш с тобой утренний ритуал такой возник. Всего-то за две недели ежеутренних прощаний…
Я выеду за ворота. И буду смотреть не вперед, а в зеркало заднего вида. Потому что ты, папа, останешься стоять у открытых ворот и будешь глядеть мне вслед до тех пор, пока ветки кустов и легкий изгиб дороги не скроет мою машину от тебя…