Продолжение. Начало Здесь

Социальное служение современной Русской православной церкви как отражение поведенческих стереотипов церковного социума, ч.4

Борис Кнорре

Спор о том, «как шагать» вместо лечения

 В начале 2000-х насельник Свято-Данилова монастыря игумен Иона (Займовский) стал организовывать реабилитационные группы в сотрудничестве c известным международным содружеством «Анонимные алкоголики».

Игумен Иона возглавил Православный реабилитационный центр «Метанойя», работающий по разработанной содружеством программе «12 шагов» и по соответствующей программе «12 шагов» для «Анонимных наркоманов»47. Суть программ в том, что группы больных пытаются посредством бесед и совместных молитв избавиться от своей зависимости. Принадлежность больного к Православной церкви не является обязательной. Игумен Иона предложил на основе этих программ организовывать группы самопомощи при храмах. Идею поддержал патриарх Алексий II, ее активно стал реализовывать Патриарший центр духовного развития детей и молодежи при Свято-Даниловом монастыре.

Поэтому, когда программы «12 шагов» в силу своей действенности составили конкуренцию другим реабилитационным программам, очень просто оказалось задействовать аргумент обвинения в ереси. Против программ «Анонимных алкоголиков» ополчились многие церковные консерваторы, в частности, руководитель реабилитационного центра иеромонах Анатолий (Берестов). Апологеты методов отца Анатолия охарактеризовали эти программы как «лестницу к дьяволу»,  искредитирующую церковь, заявив, что православный человек не должен при лечении использовать недогматические молитвы. Многие группы «Анонимных алкоголиков» в Москве в итоге оказались закрыты, священники запуганы. Американского происхождения программы оказалось достаточно, чтобы отвергнуть возможность эффективного лечения страдающих людей в угоду конфессиональной гордости48.

В результате, как отмечает сотрудник Патриаршего центра духовного развития детей и молодежи Александр Боженов, «Русская Церковь потеряла в Москве мощнейшую возможность помочь страждущим зависимостью людям, а в дальнейшим и воцерковить их». Как справедливо замечает миссионер, «...пять лет борьбы c АА (“Анонимны-ми алкоголиками” . — Б. К.) — достаточный срок для расцвета православных программ, которым, якобы, мешали АА. Никакого обещанного со стороны о. Анатолия Берестова бурного роста православных программ по работе c зависимыми не настало. Центр о. Анатолия Берестова куда-то сгинул из информационного пространства, а новых, подобных ему в Москве так и не появилось»49.

Православный взгляд на проблемы наркомании и алкоголизма имеет примечательную особенность. Соответствующие службы называются не просто центрами реабилитации наркозависимых и алкоголиков, а куда более интересно — «Центры реабилитации алкогольно- и наркозависимых, жертв сект, бывших заключенных»50. А некоторые антиалкогольные и наркологические церковные центры вообще образовались на базе служб по борьбе c оккультизмом и нетрадиционными религиями, как, например, Душепопечительский центр св. Иоанна Кронштадтского, возглавляемый иеромонахом Анатолием (Берестовым), или Центр реабилитации жертв нетрадиционных религий им. А. С. Хомякова, созданный по инициативе священника Олега Стеняева. В 1998 г. к его прежнему названию добавилось «и наркозависимых». То есть реабилитация наркоманов и алкоголиков рассматривается в одном поле c реабилитацией заключенных и одновременно c противодействием нетрадиционным религиям и протестантам 51. Такая графа была и в отчете ОЦБСС за 2008 г., где в качестве одной из задач отдела указывалось: «Заявить о недопустимости действий иностранных миссионеров, в том числе и тех, которые занимаются благотворительной деятельностью на канонической территории Московского Патриархата»52.

При этом у протестантов, несмотря на все противодействие православных приходов и администрации на местах, дела c реабилитацией наркоманов и алкоголиков обстоят гораздо лучше. По информации директора Славянского правового центра Романа Лункина, в России 6—7 тыс. протестантских церквей и групп, притом что зарегистрировано около 5 тыс. Практически каждая церковь занимается социальным служением и посещает детские дома, дома престарелых, приюты, больницы. После 2000 г. по большей части пятидесятники, у которых около 4 тыс. церквей и групп из общего числа протестантов, стали создавать реабилитационные центры для нарко- и алкозависимых. Протестантских реабилитационных центров в России около 500 — от больших, таких как «Новая жизнь» в Ленинградской области, до располагающихся в специально купленных домах (родственники наркоманов обычно оплачивают проживание). Кроме того, большие протестантские объединения, особенно на Урале, в Сибири, на Дальнем Востоке, создалисвои благотворительные фонды, которые участвуют в социальных программах областных властей. Таких крупных фондов несколько десятков. Работают они на пожертвования верующих и государственной поддержки не получают. Финансовой помощи из-за рубежа сейчас тоже нет, так как после 2000 г. были приняты постановления правительства, сделавшие растаможивание гуманитарной помощи практически нереальной задачей 53.

Страницы: 1 2

Продолжение. Начало Здесь

Социальное служение современной Русской православной церкви как отражение поведенческих стереотипов церковного социума, ч.3

Борис Кнорре

  Церковный деловой этикет и «презумпция виновности»

В церковных организациях существует особый де­ловой этикет, который представляет собой весьма свое­образную систему взаимоотношений церковных людей, немало отличающуюся от той, что принята в светском обществе.

Эта система отражена главным образом в пись­менных деловых обращениях, нормах приветствия и про­щания, нормах общения служителей церкви между собой и с мирянами.

Церковный этикет отражает высокую корпоратив­ную самооценку, характерную для священнослужителей. Сами деловые обращения называются в церковных ор­ганизациях не заявлениями, а прошениями, они часто начинаются с помпезных вычурных форм, выглядящих в контексте современной коммуникативной стилистики достаточно искусственными: «испрашивая благословения Вашего Высокопреподобия», «обращаясь к Вашей святы­не» и т. п. Имеется богатый спектр обращений в зависимости от священного сана адресата. В случае обращения к диакону или иерею используется форма «Ваше Преподо­бие», к протоиерею, игумену или архимандриту — «Ваше Высокопреподобие», к епископу — «Ваше Преосвящен­ство», к архиепископу — «Ваше Высокопреосвященство», к митрополиту — «Ваше Высокопреосвященство» или «Ваше Блаженство», к патриарху — «Ваше Святейшество»1. Не только церковные титулы, но и руководящие должности (директор, председатель, президент, руководи­тель), обозначающие руководителя организации, пишутся с прописных букв.

Обычно такая эстетизированная форма обращений сопровождает письма или письменные обращения ни­жестоящего к вышестоящему. Она характерна как для сотрудников-мирян, так и для клириков при обращении к священнослужителям более высокого положения.

В письменных деловых обращениях подчиненных к вышестоящим сотрудникам заложено не только воз­величивание адресата, но и такое же вычурное самопринижение обращающегося. Типичными являются подписи, содержащие слова: «недостойный послушник (или послуш­ница) Вашего Высокопреподобия», «нижайший послушник Вашего Преосвященства», «смиренный послушник такой- то», «многогрешная раба такая-то». Интересно, что такие подписи оказались очень распространены даже в прогрес­сивном Отделе внешних церковных связей Московской патриархии. Наигранное возвышение адресата и такое же наигранное самозанижение отправителя выливается, по выражению игумена Петра (Мещеринова), в своеобразный клерикализм с делением на «властителей» и «холопьев». Заметим, что общепринято, когда руководитель без каких- либо оговорок начинает обращаться к подчиненным на «ты». Разумеется, ситуация не предполагает симметрии...

На самом деле здесь проявляется укорененный в цер­ковной традиции «стереотип виновного», «должника» — позиция актора, который заведомо признает, что не со­ответствует требованиям... В итоге он подталкивается не к осознанию исправления огрехов, а к настрою на «ам­нистию»... По церковному учению самопризнание вины должно поддерживать в человеке желание нравственного самосовершенствования, но получается наоборот. Он ока­зывается «тотально виновным», «виновным априори», по требованию этикета. У такого «виноватого в целом» исче­зают основания для конкретного осознания, в чем он имен­но виноват... Виноватый «во всем» на самом деле оказыва­ется не виновен ни в чем...

Понятно, что в реальности церковные сотрудники оказываются психологически в положении «узника, меч­тающего о свободе», они, разумеется, часто бывают не со­гласны с руководителем, но церковный этикет обязывает их все замалчивать, уходить даже от вполне доброжела­тельного разговора о проблемах организации. В итоге несогласие из-за отсутствия обратной связи трансформи­руется в недовольство и реальные сбои в работе. Такие «виноватые» подчиненные часто обсуждают начальника за его спиной, компенсируя тем самым свое униженное состояние. Показателен случай, когда одна церковная со­трудница, затеяв судебное разбирательство против рек­тора Российского православного института в 2006 г., не будучи в служебном подчинении у него, продолжала под­писываться в своих деловых обращениях к нему: «Вашего Высокопреподобия недостойная послушница», и это ни­чуть не мешало ей вести с ним тяжбу, как только для этого представилась подходящая возможность...

В церковной системе отношений есть то, что волей- неволей умаляет персональную ответственность человека в обмен на его добровольную капитуляцию как личности и как работника. Принципиальное значение здесь имеет категория «искушение», также происходящая из мона­стырского быта, но получившая в деловых отношениях референт, позволяющий списать все личные проступки на «воздействие извне», действия «бесов» и пр. Показатель­ный пример приводит миссионер протодиакон Андрей Кураев, вспоминая свой разговор с проректором (буду­щим) Московской духовной семинарии, состоявшийся в 1988 г. в связи с несправедливым занесением ему выго­вора в личное дело:

— Чем я согрешил? Какая самоволка? Я ехал по при­глашению митрополита, члена Синода. Моя поездка была согласована с ректором Академии.

В ответ мне говорят, что моя в вина в том, что я не написал прошение на имя этого проректора... Опять не со­глашаюсь:

— Какое прошение? Я же не прошусь, а исполняю уже данное мне послушание! Видя, что его доводы меня не убедили, проректор до­бавил:

— Ну, понимаешь, Андрей, ведь идет Великий пост. Это время не может обходиться без скушений...

Вот с той поры меня тошнит от преизобилия нашего церковного словесного «елея». Ему ведь КГБ велел меня приструнить, а он начал благочестивые турусы на колесах громоздить»2.

Страницы: 1 2 3

Петр Пименов

Последние полгода Русская Православная Церковь оказалась втянута во множество громких скандалов. Это — новый и необычный факт. Его можно объяснять по-разному. Наиболее распространены две точки зрения.

Первая: Церковь — это рассадник средневекового мракобесия, и никакого согласия с современным обществом у нее быть не может. Отсюда и скандалы. Вторая точка зрения: скандалы — дело рук внешних врагов Церкви и России, стремящихся сорвать набирающую силу консолидацию здоровых патриотических сил вокруг патриарха и президента.

Есть и третья точка зрения, которая, увы, почти не слышна: Церковь находится в глубоком системном кризисе, и скандалы в СМИ — всего лишь одно из проявлений этого кризиса. Тем не менее, ситуация не безвыходная, проблемы можно и нужно решать. История подсказывает: вообще-то всевозможные кризисы случались в Церкви регулярно, и почти все они были успешно разрешены. Сторонникам этой точки зрения достаются шишки с обеих сторон: антиклерикальная риторика объявляет всю Церковь мертвой и не подлежащей лечению. Изнутри же Церкви доносятся окрики о пятой колонне, предателях в рясах и без них. Таким образом, разбираться в сегодняшнем церковном кризисе — занятие неблагодарное. Но, по совести, молчать и делать вид, что все отлично тоже не получается.

Некоторые из проблем, с которыми сегодня сталкивается Церковь, возникли буквально вчера. Другие же тянутся едва ли не с византийских времен. Одна из таких проблем — это неправильное понимание природы власти в Церкви и излишняя централизация этой власти в руках патриарха. Особенно болезненна эта проблема для Русской Церкви. Русское патриаршество на протяжении практически всей своей истории обладало серьезными изъянами. Это сегодня патриарх воспринимается как неотъемлемый атрибут Православной Церкви. А на самом деле все церковные институты и структуры приемлемы только в том случае, если они служат основному предназначению Церкви — проповеди Евангелия, словом и самой жизнью. Институт патриаршества давным-давно пережил свое время, и сегодня лишь вредит Церкви. Патриаршество — не единственный источник кризиса, но все же один из основных. Особенно очевидно это стало в XX веке.

Высшее церковное управление: теория и практика

Христианская Церковь с самого начала ее исторического пути знает только трехступенчатую иерархию: епископ, пресвитер (священник) и диакон. Епископ — предстоятель, руководитель и представитель всех христиан, проживающих в каком-либо городе. Пресвитер — полномочный представитель своего епископа. Диакон — помощник пресвитера. Первоначально, когда христиан было немного и все верующие города могли собраться в одном помещении, роль епископа и пресвитеров не была достаточно четко разделена. Позднее, когда собраться всем в одном месте стало невозможно, епископ возглавлял основное собрание верующих, а собрания-приходы по окраинам поручал возглавлять своим пресвитерам. Полномочия епископов в пределах своих епархий равны, и епископы не могут по своему произволению вмешиваться в дела других епархий.

Вопрос о высшем церковном управлении, то есть об управлении, выходящим за пределы этой трехступенчатой схемы, совсем не прост. Издревле сложные вопросы, выходящие за пределы компетенции одного епископа, решали церковные Соборы. Но формат проведения этих соборов не был определен. Практика церковной жизни довольно быстро пришла к необходимости выделения в каждой местности особого епископа, который бы занимался созывом таких соборов, председательствовал на них и координировал те действия епископов, которые выходят за пределы их основной компетенции. Этот принцип был зафиксирован в 34-м Апостольском правиле. Такой первенствующий епископ должен был почитаться первым среди равных. Действовать вне своей епархии по собственному произволению, без совета других епископов, он не мог. Таким образом, пост первого епископа не рассматривался и не должен был рассматриваться как четвертая иерархическая степень. Исторически сложилось, что такими епископами выступали епископы крупных столичных городов. Им было присвоено наименование митрополитов.

Процессы централизации церковной власти в Римской империи после принятия ею христианства привели к появлению иерархии первых епископов: к возникновению экзархов и патриархов. В отличие от института первого епископа области институт патриаршества не предписывается канонами. Пост патриарха является не более чем церковной традицией, возникновение которой связано с особенностями церковно-государственных отношений Восточной Римской империи.

На практике патриархи обладали правами, выходящими за пределы правила «первый среди равных». Например, правом т.н. ставропигии — изъятия открывающегося храма или монастыря из-под юрисдикции местного епископа и помещения его в собственное прямое управление. Византийские толкователи канонов прямо признавали, что особые права патриархов основываются не на постановлениях Соборов, а на традиции и обычаях. Таким образом, со строго церковной точки зрения, институт патриаршества является отклонением от первоначальной христианской экклезиологии, т.е. учения о Церкви. Тем не менее, в Римской империи, и позже в Византии, процесс превращения патриаршества в неканоничную четвертую степень иерархии никогда не заходил слишком далеко.

 Четвертый лишний

С момента учреждения в 1589 году поста патриарха на Руси патриаршество приобрело весьма неоднозначные черты. В полноте своей они проявились в зловещей фигуре патриарха Никона. Вопреки канонам, пост патриарха прямо толковался как четвертая степень священства. При русском патриархе не было постоянного Синода, уравновешивающего единоличное начало в церковном управлении коллегиальным началом. Не был патриарх и «митрополитом над митрополитами», как это практиковалось в Византии. Вместо этого образовалась двухступенчатая система: патриарх и все остальные епископы. Сан митрополита, дающий, согласно канонам, право созывать локальные соборы, на Руси превратился в почетный титул, не наделяющий его носителя никакими административными преимуществами. Таким образом, епископы той или иной области, лишенные митрополита, не могли сами провести свой местный собор. Это вело к принижению роли епархиальных епископов и к повышению роли патриарха.

Институт патриаршества оказался вырван из своего исторического контекста, в котором он смотрелся более-менее уместно, и помещен в совершенно другие условия, в которых он превратился незнамо во что. Превосходство патриарха над другими епископами понимали настолько буквально, что над будущим патриархом повторно проводили таинство поставления в епископы. Это — совершенно беспрецедентная практика во всей церковной истории. Русский патриарх видел себя не «первым среди равных» ему епископов, а господином, а остальных епископов — своими слугами. Патриарх Никон в свое время отказался подчиниться суду Собора, состоящего из других епископов Русской Церкви, и потребовал для себя суда других патриархов, так как не мог представить себя судимым своими «холопами». Большей насмешки над иерархическим устройством Церкви трудно себе представить. Патриарх Никон вмешивался в епархиальные дела других епископов и принимал решения, затрагивающие Церковь в целом, без совета с ними. Плоды самовластного правления патриарха Никона тяжелейший церковный раскол, не уврачеванный до нынешнего дня. Поэтому отмену патриаршества Петром I в 1721 году можно рассматривать как положительное явление. Такое патриаршество Церкви не нужно.

Страницы: 1 2 3 4 5

Юлия Тутина

Как Церкви вернуть былые позиции
Сегодня пинать и ругать Православную церковь модно.
О том, почему так получилось, рассуждает протодиакон Андрей Кураев.

«АиФ»: — Отец Андрей, патриарх призвал священников быть воздержанными на язык: мол, слишком много стало спорных комментариев...

А.К.: — В храме священник как личность спрятан. На службе я произношу слова не свои, а Иоанна Златоуста и тем самым прячу своё корявое эго за гениальными. Это и для меня полезно — отдыхать от креативчика, и людям хорошо: они знают, что встретят в храме, и меньше травмируются моими личными особенностями. Но когда я выхожу из алтаря, то уже не могу просто отвечать по шпаргалке, по Служебнику, и опасность ошибок резко возрастает. Но и не выйти уже нельзя. Для снижения травмоопасности нужны как минимум две вещи. Первое — честное признание каждого священника: «моя позиция является позицией Церкви, только когда я цитирую Символ веры. В остальных случаях это просто моя позиция». Второе — опыт. А для обретения опыта нужна готовность терпеть друг друга. Существует закон больших чисел. Когда всего много — это всё оказывается всяким. В Церкви сегодня десятки тысяч священников. Они разные.

Высокие и низкие. Брюнеты и блондины. Худые и толстые. Умницы и наоборот. Плюсуем к этому разностилье и разноуровневость СМИ — и получаем неизбежно пёструю картину медийно-церковного поля. Есть беседы со священниками правильные, выверенные до стерильности. А есть колючие, импровизационные. Всё есть. И конечно, есть ляпы. Даже самый хороший футболист в своём самом звёздном матче всё равно пару пасов дал в пустоту, в аут, поскользнулся, недотянулся, недобежал... У любого человека есть свои профессиональные неудачи. И их надо просто терпеть друг у друга — в надежде на то, что за хмурой полосой снова будет солнышко. Патриарх абсолютно прав, что заметил проблему медийных ляпов духовенства, и вдвойне прав в том, что не стал называть имён и применять административные меры.

«За кого умрёшь?»

«АиФ»: — Но не приведёт ли это к полному запрету на общение, когда позиция Церкви по разным вопросам окажется вообще непонятной людям светским?

А.К.: — Патриарх как раз настаивает на том, чтобы церковные люди, миряне и священники стали более активны. Чтобы шли к людям, объясняли свою позицию. Но не в метро же народ за рукава хватать? Значит, надо выходить на публичный диалог, а это — Интернет и медиа. Но сложность вот в чём. Мы постоянно говорим о том, что надо уметь прощать, любую ошибку или двусмысленную информацию интерпретировать в пользу обвиняемого человека. Это на словах. В реальной внутрицерковной жизни очень часто происходит иначе. Представьте молоденького священника, который искренне откликнулся на призыв патриарха, дал интервью, а местному епископу его выступление не понравилось.

Почему не понравилось — это далеко не всегда прогнозируемо и понятно… Лет 20 назад один священник был уже предложен к епископскому назначению. Но за день до заседания Синода передачу с его участием увидел патриарх Алексий. Очень добрая была передача: батюшка у себя на кухоньке беседует с журналистом и одновременно сам себе жарит картошку. Ну нет у него ни кухарки, ни жены — он монах. И почему-то патриарха это очень задело: как это — епископ Русской церкви, уже почти наречённый, сам себе жарит картошку! В результате избрание было отложено на несколько лет. Так вот священнику, начинающему медиаконтакты, епископ даёт по рукам раз, второй. Причём зачастую это не совет или помощь, а резкая и обидная реплика... После пары таких реакций священник благоразумно решает, что лучше промолчать или отделаться цитатой из официального документа, даже не поясняя его. От журналистов я слышал, что за последние два года резко снизилось число священников, готовых к интервью и комментариям.

«АиФ»: — Девушек из Pussy Riot отправили в колонии. Неужели Церкви их не жалко?

А.К.: — Декларации о милосердии к этим пуськам уже необратимо запоздалы и бесполезны. Но ещё не поздно внятно осадить возникший в последние месяцы погромный дух. Не поздно взять назад слова официального представителя Церкви, назвавшего откровенных погромщиков «передовым отрядом Церкви». Православная церковь — церковь традиционная.

Это означает, что для нас очень важны прецеденты. То, что однажды было допущено, становится образцом для подражания. Кроме того, у нас, у людей, ещё со времён Адама смещён центр моральной тяжести: легко отзываемся на соблазнительное предложение, но трудно и со скрипом берём себя в руки. Легко разрешить жить по-самцовски, по вполне естественным понятиям плотоядных хищников, защищающих свою территорию. Трудно потом будет вернуться к человечности. А сегодня мы слышим, что идёт война и, значит, разрешается бить и ненавидеть. Если вы кипите — это, оказывается, не ваша плохая воспитанность, а святая злость. Нынешняя сиюминутная ситуация пройдёт, а вот эта привычка кипеть и «от имени Церкви» давать сдачи может остаться.

Недавно один православный активист мне говорит: «Мечтаю стать мучеником за Христа». Мечта, конечно, хорошая, христианская, но вот как бы не спутать — за Христа ты будешь «получать» или за хулиганство.

 

Страницы: 1 2

Русская православная Церковь является государственным институтом и тоже сталкивается с коррупцией. Об этом в интервью Первому антикоррупционному заявил известный православный проповедник-неформал Сергий Рыбко.

Он рассказал, что когда к нему в храм пришел пожарный инспектор-взяточник, он отказался дать мзду. Инспектор запретил проводить Пасхальную службу, игумен Сергей (Рыбко) нарушил запрет, и был приговорен судом к штрафу за несанкционированное богослужение.

Корреспондент Первого антикоррупционного побеседовал с миссионером о «священниках на «Мерседесах», которые в пьяном виде давят людей, о торговле в ХХС и коррупции в РПЦ.

Сергей Рыбко: Я родился в семье коммунистов. В 14 лет под влиянием рок-музыки стал задумываться о смысле жизни. Слушал Beatles, Rolling Stones, Doors, Pink Floyd, Nazareth. Они тогда были полузапрещены. Их музыка снесла мои советские убеждения, и я стал анархистом.

Потом я увлекся идеями хиппи. Вот с ними у меня и состоялся первый разговор о Боге. Они знали то, чего не знал я, и это знание их освобождало. Понятия этих ребят делали их независимыми от той системы, в которой все мы жили. Вы молоды и даже представить себе не можете атмосферу давящего совка, Большого Брата, который постоянно наблюдает за тобой. Компания собиралась, и из нас кто-то обязательно был стукачом. Это была объективная реальность. Все эти Болотные площади в совке были попросту невозможны.

Первое антикоррупционное: Вы же до сих пор рокер?

Сергий Рыбко: Я с помощью музыки скорее отдыхаю, нежели что-то ищу. И у меня осталась ненависть к коммунизму как системе. Ленина мне трудно полюбить (смеется). Сталин такой же выродок.

Первое антикоррупционное: А какой лидер нужен России?

Сергей Рыбко: У нас были достойные князья и цари. Александр Невский, Дмитрий Донской. Они канонизированы как святые. Великий Князь Иван Калита с собой возил суму, и везде, где мог, подавал нищим деньги. Из лидеров 20 века я уважаю героев белого движения – Колчак, Деникин. Они пытались спасти отечество, когда оно начало тонуть, раздираемое большевиками.

Я сторонник конституционной монархии. Она наиболее подходит российскому менталитету. Но современное общество к ней не готово. На какое время монархия утрачена, я не знаю.

Первое антикоррупционное: Как вы относитесь к выступлениям на Болотной?

Сергей Рыбко: Я считаю, что все они враги народа. Сейчас весьма опасно раскачивать ту лодочку, в которой мы все сидим. Хотя можно по-разному относиться к путинскому режиму.

Первое антикоррупционное: А вы как к нему относитесь?

Сергей Рыбко: Как к человеку и государственному деятелю я отношусь к Путину с достаточной симпатией. А вот к Медведеву нет уважения, он какой-то чуждый мне человек. В любом случае, какой бы ни был Путин, альтернативы у нас никакой нет.

Первое антикоррупционное: Почему РПЦ в глазах общественности теряет свой авторитет?

Сергей Рыбко: Все эти нападки на Церковь вполне естественны. Не нападают на слабых. В 90-е годы Церковь жила на том потенциале, который заработала в 20 веке – потенциале гонимой Церкви. В конце 80-х появилось особенно много публикаций о том, какой была Церковь в 20-м веке – сколько людей пролили свою кровь, сколько сидели в лагерях. И народ стал с уважением к ней относиться. Приоткрылось что-то сакральное. Я помню журналистов, которые ко мне приезжали в начале 90-х. Они хотели не столько статью написать, сколько искренне разобраться. Но в двухтысячные годы от Церкви ждали уже чего-то большего, народ пошел в Церковь массами. Большая проблема в том, что современная РПЦ не умеет общаться с молодежью, с интеллигенцией. С бабушками большой опыт общения, и все.

Первое антикоррупционное: Патриарх Кирилл, как духовное лицо, является для вас примером для подражания?

  Сергей Рыбко (задумывается): Мы с ним первый раз встречались в 2006 году, когда он собрал у себя рок-исполнителей. Был Кинчев, Шевчук, группа «Братья Карамазовы» и еще ряд музыкантов. Журналисты были. Всего нас человек 30-50 собралось. Кирилл тогда сказал: «Я вас всех позвал сюда для того, чтобы самому разобраться, что такое рок-музыка» (смеется). Он мне тогда каким-то искренним показался. Я после этих всех табачных скандалов о нем другого мнения был. Мы тогда три часа с музыкантами дискутировали, а он молчал и слушал. Единственное, он сказал: «Я однажды тоже попал на рок-концерт. Случайно. Меня пригласили выступить, а когда я вышел на сцену, понял, что на рок-концерт попал. Вижу, аппаратура какая-то, усилители, а что говорить, не знаю. Но понял, что долго говорить не придется». (смеется)

 Первое антикоррупционное СМИ: А как прошла ваша вторая встреча?

Сергий Рыбко: Его тогда уже избрали Патриархом. Мы один раз вместе служили. Он меня тогда узнал, и с большой теплотой ко мне отнесся. Стал спрашивать про строительство Храма, интересовался, нужно ли что-то. Очень обаятельный человек. Больше мы с ним не встречались.

Первое антикоррупционное СМИ: Расскажите об экономике Церкви. Как собираются деньги на строительство храма?

Сергий Рыбко: По идее я должен искать жертвователей, но я этим заниматься не буду. Это не мой способ. Вот этот Храм отреставрирован за счет издательства, которое у нас есть. В Бибирево на 4 000 человек я построил Храм таким же образом. Идет оптовая торговля православными книгами. Здесь есть две стороны. Когда нанимаешь фирму, она накручивает дикие проценты, хотя все это можно построить дешевле. Я строю, начиная с 1994 года, и уже знаю, на чем можно сэкономить. Сейчас бюджет пяти Храмов будет работать на строительство нового Храма.

Первое антикоррупционное: Крупные пожертвования часто бывают?

Сергий Рыбко: Самое большое пожертвование, которое я, будучи настоятелем пяти храмов, получал, было 30 000 долларов. У нас был один прихожанин, небедный человек, сейчас разорился. Он говорил мне: «Я рад, что свои деньги не в Куршевеле проел, а построил 5 Храмов». Он многим семьям помог, и рассказывал, как счастлив от того, что его последние средства ушли именно на благотворительность. Еще у нас есть частное лицо, адвокат, он часто старается делать пожертвования. В основном же 90% дохода — это деятельность издательства. Часто бабушки приходят, протягивают 5 000 рублей, и говорят: « Я копила на похороны, но отдаю эти деньги на Храм, а Господь позаботится, чтобы меня похоронили».

Первое антикоррупционное: Вы бы приняли пожертвование от бандита?

Сергий Рыбко: Нет. Мне один раз из казино жертвовали, я отказался.

Первое антикоррупционное: Что за история с торговлей в ХХС?

Сергий Рыбко: Я вам сейчас расскажу. То, что там происходит, не имеет никакого отношения к Церкви. Есть некий частный фонд–Христа Спасителя, по-моему. Он действует на территории Храма. И никакие корпоративы Церковь не устраивает. Организовывает все вот этот самый фонд. А у Церкви только свечи есть и книжная лавка. Раньше пожертвования на Храм считались престижным делом, император жертвовал, губернатор, купцы. Сейчас же Храм – это приход из нескольких старушек, которые живут на пенсию. Естественно, чтобы восстановить Храм, нужны средства.

Страницы: 1 2

В последнее время участились нападки на русскую православную церковь. Скандал за скандалом. Откуда такое пристальное внимание к христианской вере? Это и многое другое Владимир Соловьев и Анна Шафран обсудили со слушателями и экспертами «Вестей ФМ» в программе "Утро с Владимиром Соловьевым. Соловьев: Попробовали бы они хоть что-то сказать: я еврей, я иудей. Я хорошее знаю многое и о деятельности многих, очень хорошо знаю. Но я что-то ни разу не видел, чтобы наша прогрессивная общественность где-нибудь, что-нибудь написала. Ни разу не видел, чтобы что-то написала о мусульманах, ну, именно о муфтиях, да, то есть так очень аккуратненько. Что такое, ребята? Пришла статистика, по которой, кстати, не многие это понимают, количество религиозных учреждений на душу населения, как ты думаешь, меньше всего у кого?

Читать далее »

Директор Института национальной стратегии, политолог Станислав Белковский о том, что делать пиарщикам Кирилла, о силе молитвы, своем христианском пути и прозрачности Евангелия. Часть 3-я

Окончание, Начало читать  Здесь

 Портал-Credo.Ru: Как по-Вашему, Патриарх Кирилл действует так, как он действует последнее время, в силу своей неадекватности и потери ощущенияреальности или из какого-то расчета?

Станислав Белковский: Да, мне кажется, он неадекватен. Та никодимианская среда, в которой он сформировался, приучила его к тому, что, грубо говоря, условием существования Русской Православной Церкви в атеистическом социуме является хитрое подмигивание. Я сам с этим не сталкивался, но когда один мой друг пришел к Кириллу на прием, еще когда он был главой Отдела внешних церковных связей, Кирилл снял рясу и остался в джинсах. Наверное, он считал, что тем самым он вызывает доверие. А на самом деле мой друг обалдел.

Точно так же, когда я познакомился с отцом Всеволодом Чаплиным, мы встречались в некоем кафе, и отец Чаплин, издалека увидев меня, начал снимать рясу и засовывать ее в портфель. То есть он искренне убежден, что я такой же циник, как он, и, конечно, у меня вызовет большую симпатию, что этот человек не строит из себя верующего, а снимает рясу по ходу дела. И когда он подошел к столику, он сказал: «Ну, наконец-то я пообщаюсь с умным человеком, а не с этими дурацкими попами!» Я был в полном шоке от этого высказывания, но, видимо, в его понимании так и надо было делать.

Священноначалие находится в этом состоянии полного неадеквата. Оно разрушает ядро Церкви.

— Когда Вы сделали свой религиозный выбор?

— Я крестился 20 лет назад, я ничего не знал про христианство, я был юноша. Причина, по которой я, будучи этническим евреем, крестился в православие, была сформулирована моей тогдашней наставницей – художницей Катей Московской: «Где родился, там и пригодился».

— Соответственно, в Калмыкии у Вас бы появился шанс облечься в оранжевые одежды?

— Если бы я был калмыком, то да. Но если бы я был русским в Калмыкии, то, скорее всего, стал бы православным.

— То есть Вы считаете религию неким производным от национальной культуры?

— Нет. Я просто объясняю, как это у меня произошло. Это личный выбор любого человека, и да отсохнет мой язык, если я буду пытаться кого-то учить, какую конфессию выбрать. Это решается не здесь, а в диалоге Господа и человека.

Я достаточно долго изучаю все мировые религии и пришел к выводу, что все они являются путем познания Бога, просто Господь, как это было сказано про Вавилонскую башню, не может допустить, чтобы все люди говорили на одном языке. Нельзя переходить грань между человеческим и Божественным. Это очень важно. Поэтому должны существовать разные пути познания Бога, и эти разные пути представляют собой разные конфессии. Я не собираюсь ни с кем воевать и устраивать крестовых походов. Но сам я православный.

— Если не секрет, Вы случайно не прихожанин храма святых Космы и Дамиана?

— Нет. Я стал ходить в храм по месту жительства, хотя бы потому, что считал пошлостью ходить туда же, куда и все люди моего типа.

— Это действительно было бы неоригинально.

— Конечно. И я не считаю себя знатоком, и до настоящих богословов мне далеко, как до солнца. Вместе с тем, в последние несколько лет я немножко отдалился от активной церковной жизни именно в связи с тем, что не выношу цинизма. Я не могу больше говорить со священником, который демонстративно дает понять, что он не верит в Бога.

Мои друзья считают меня сумасшедшим из-за того, что я говорю им: я буквально с Господом Богом выпиваю. Для меня Его реальность более материальна, чем Ваша реальность. Я готов поверить, что Вас здесь не существует, и Вы этого разговора не ведете, но поверить в то, что Его не существует, я не готов. Я абсолютно в этом уверен, и мой жизненный опыт это доказывает, медицинским путем.

— Как говорили отцы Церкви, «если существует Бог, то не существует остального мира, а если существует остальной мир, то не существует Бога»...

— Но это ерунда, это противоречит Писанию. Там все сказано: есть мир, есть Бог. Я не вижу здесь никаких поводов для фантазий. Мне кажется, клирики все-таки должны следовать Писанию.

— Что ж, не будем углубляться. Давайте на Вашу политтехнологическую почву спустимся. Представим себе деловую игру. Вас как известного политтехнолога приглашает Владимир Легойда за огромный гонорар чуть-чуть поработать над имиджем Патриарха Кирилла: имидж безнадежно утрачен…

— Это невозможно. — Вы категорически отказываетесь или предлагаете им какой-то возможный план выхода? — Категорически отказываюсь. Я даже не собираюсь с ним встречаться. Я Вам сказал, я верю только в силу молитвы, и единственное, что я могу ему посоветовать, это молиться.

— А если они спросят о конкретных вещах?

— Не-не-не! Я готов работать на любого светского клиента и не буду строить из себя ханжу, я готов работать и с плохими людьми, но только в светской области. В духовной – это исключено абсолютно.

Вы же видите, я уже пошел в открытую против них. После ареста девушек из «Pussy Riot» это стало не смешно. Ведь заявление о возбуждении уголовного дела против меня за оскорбление Церкви написано теми же людьми из «Народного собора». В любой момент меня могут арестовать. Это я смеялся, пока их не посадили, а я, на мой взгляд, более страшен для РПЦ МП.

— Вы по этой причине перестали делать Ваши видеролики «За Церковь без Гундяева»?

— Нет, я устранился от дел, потому что заболел. Я не считаю, что изменилось что-то кардинально в моей жизни: я как верил, так и верю, но, тем не менее, когда я уже умирал от рака и молился – это подействовало, став для меня дополнительным доказательством того, что все работает. Хотя я не полностью исцелился, это невозможно, но сейчас я в нормальной форме. Не буду сейчас углубляться в эту тему, это неприлично, это слишком личное… Так, о чем мы с Вами говорили?

Страницы: 1 2