Сергей Шнуров рассказал Антону Веселову об особом
пути России и о том, что стабильность по-русски – это все равно, что
стоять по горло в дерьме и лелеять надежду на то, чтобы не пошла волна
Шнурову тридцать семь. Но кажется, что он, как покрытая патиной туба,
гудел и жарил вечность. Он поставил свой копирайт на том настроении,
которое наши мужские люди ловят на похоронах и пьяных танцах. Если бы он
не был русским, то родился бы, наверное, интеллигентным Гораном
Бреговичем. И тогда его музыку весело и эстетично исполняли бы цыгане.
Но он русский, похмельный, бородатый философ, придумывающий такие
неувядающие рингтоны, как «www.leningrad» или «Бумер», а еще убивающие
сознание (пусть всего на несколько минут) песни вроде «Дня рождения» или
«Ду ю лав ми». Его задиристое ска действует как прививка. У одних от
нее случается аллергия, у других – наступает отторжение, у третьих она
вызывает тяжелые осложнения на несколько дней. И все же медики от
шоу-бизнеса прописывают его процедуры в профилактических целях каждому
успешному господину. Шнур, как Чумак – защищает яппи от витающего в
воздухе вируса обстоятельного загула и еще от решительного упадка сил,
также передающегося воздушно-капельным путем. Он принимает на грудь и в
голову за каждого из нас и при этом ничуть не стареет душой. Свое
настроение Сергей Владимирович, как ни странно, черпает в классике и
трудах хард-рокеров 70-х.
– Вам действительно так нравится Jimi Hendrix?
– Мне вообще-то мало что нравится. Hendrix, Zeppelin, AC/DC, Prodigy…
– На возрожденные составы ходите?
– На Led Zeppelin вот не полетел в Лондон. Я хотел бы там побывать, но
не получилось. А остальное меня мало интересует. А кто там еще
возродился? Police меня не волнует – это какая-то псевдомузыка. Smashing
Pumpkins – тоже не нравится.
– А в поп-музыке?
– Популярная музыка всегда была черт знает чем. От Марлен Дитрих до
сегодняшних дней. Просто, мне кажется, не нужно в куче говна искать
гусиную печень. Поп-музыка на то и поп-музыка, что настроена на
потребление массами. А массовая культура – не прорыв в метафизические
глубины бытия, а всего лишь фон. В отличие от того же Jimi Hendrix.
– Но гусиная печень в поп-музыке все же есть?
– Да не особенно. Хотя, если покопаться, найти можно. Но там нет
метафизики – это точно. Вся беда так называемого русского рока, который,
по-моему, окончательно загнулся, в том, что ребята с помощью шлягера
пытаются объяснить смысл бытия. Шлягер – неподходящая субстанция. Это
все равно что на «Жигулях» пытаться выиграть гонку «Формулы-1». Одно к
другому не имеет никакого отношения.
– А в чем метафизика вашей популярности в 1997-м, в 2000-м, в 2010-м?..
– «Ленинград», «Рубль» – как фирма Adidas, мы актуальны всегда. Пока
есть футбол, есть фирма Adidas. Футбол – это надолго. Мои группы и
футбол – это параллельные события. Вон у нас какая команда большая. Но
мы не задумываемся, актуальны мы или нет, – просто играем от души.
– У вас еще, знаете, особенный зритель. Вроде бы разные люди,
но их всех что-то объединяет. Наверное, они могли бы вот так, без
подготовки вместе выпивать!
– «Ленинград» – это спонтанная фигня, как кутеж. Вот собираются четыре
взрослых человека за бутылкой водки, а потом это перерастает в недельную
пьянку. А вообще-то они хотели просто посмотреть футбол. Но вот
закрутилось, разразился ураган и докрутил до двух разграбленных ларьков.
Так и у нас. Никто специально не готовится к концерту – не бреется, не
надевает брюликов, чтобы блеснуть ими и нас увидеть.
– Серьезная взрослая публика, которая вас слушает, позволяет вам быть успешным?
– Да.
– Не припоминаете, с какого времени?
– Да мне кажется, я был успешным уже в детском саду. Как-то так
сложилось. Когда мы сидели в сугробах: вот они – «фашисты», а мы –
«русские», и нужно было поднять парней в атаку – поднимал всегда я.
– Вы всегда были за «наших»?
– Нет, «фашистом» я тоже был. Кто из нас не был «фашистом» в детском саду?!
– Вы прошли большой путь от командира в детском саду через
студента религиозно-философского института при духовной академии
до панк-ска…
– Институт я не окончил – до сих пор в академическом отпуске. А путь к
музыке – действительно сложный. Скорее всего, через прочитанного
философа Шестова. Шестов обратил мое внимание на другого философа –
Фридриха Ницше. И через Ницше я вышел на Бодрияра. Вот так.
– Пост соблюдаете?
– Нет. Путешествующие не постятся. А мы все время в пути.
– Вы вообще верующий человек?
– Мне не нравится это слово. Нет неверующих. Одни верят, что Бог есть, другие – что Бога нет.
– Ну, платите десятину, в конце концов?
– Я не считал. Может, больше трачу, а может – меньше. Мне кажется,
отношения с Богом должны немного отличаться от сотрудничества с
налоговой инспекцией.
– От вас вечно что-то этакого ждут. С ума можно сойти – все время стараться не облажаться…
– Мне вечно пытаются приплюсовать чужие качества. Например,
скандалиста. Я никогда не скандалил. Положим, то, что было мне интересно
в 29 лет, письку, там, показать, – в 37 уже не интересно. Я думаю, мало
кого моя писька сейчас удивит. Мы сейчас больше думаем об аранжировках.
Интересно стало выступать – вот так, прозаично, без сисек-писек. Хотя
сиськи-письки тоже присутствуют в нашей жизни.
– Так что от вас теперь ждать?
– А хрен его знает. Если бы знал, было бы совсем скучно жить. План есть только у Путина. А я без плана живу. Мне так лучше.
– Похоже, на выборы вы не явились?
– Нет. Мне не нравится… Вот летишь в самолете, предлагают пепси или колу – а мне хочется томатного сока.
– Ну а план Медведева захватывает? План Путина убеждает?
– Я не очень разбираюсь в плане Путина. Да и план Медведева мне не
ясен. Вся эта ситуация мне напоминает мультфильм моего детства «За 80
дней вокруг света». Там был такой персонаж, который вечно спрашивал:
«Мистер Фикс, у вас есть план?» Вот и у нас какие-то вечно меняющиеся
планы. Я не вижу вот этого инновационного развития России. Не слышу о
вложениях в развитие инфраструктуры. Не вижу развития дорог. Я много
чего не вижу. Вижу, что открывается множество магазинов, в которых
продают китайские товары. Сама страна ничего не производит. Меня
это пугает.
– Вы, как философ, наверняка знаете особый путь России. Или его нет?
– Порой мне кажется, что стабильность – это когда человек стоит по
горло в дерьме. Еще чуть-чуть, и захлебнется. Так вот стабильность – это
не призыв разгрести все это, а надежда, что не поднимется волна.
– Как получилось, что к вам, вполне удачливому и образованному
человеку, приклеился образ вашего персонажа – тунеядца и алкоголика?
– Образ придумывают люди, слушатели. И как он складывается, это одному
Богу известно. Я живу так, как я живу. Хочу – пью, хочу – не пью. И вот
сейчас никто меня не заставит махануть перед концертом стакан водки.
Пусть кто-то скажет: «Да, блин, а Шнур-то уже не тот!» Да нет, братцы, я
просто не хочу. Я всю жизнь делаю то, что я хочу. Чем выгодно, кстати,
отличаюсь от депутатов.
– Мне кажется, ваши озорные песни всегда агитируют присоединиться – замахнуть стаканчик, затянуться вкусной сигаретой…
– Ерунда. Сколько импотенту ни показывай порнухи, у него все равно не встанет. И Черчилль курил, и Сталин. Ну и что?
– Маме, наверное, неловко, что вы со сцены матом ругаетесь…
– Ну, мама до сих пор переживает – как мама. Ей бы, конечно, хотелось,
чтобы я был первой скрипкой в Мариинском театре. А мне этого не очень
хочется. Мне там скучно. Да и если все время оглядываться на маму… Я
думаю, Хендрикс на свою не особенно оглядывался.
– А ведь когда-то вы были мирным офисным работником!
– Был, а что еще делать? Человек оканчивает институт – а заводы стоят,
наука никуда не двигается. Что ему делать? Продавать китайские железки,
понятное дело! У него выхода другого нет.
– Так это китайцы виноваты в том, что у нас расплодился офисный планктон?
– Дурацкое словосочетание. Мне кажется, сегодня менеджеры являются
передовой частью общества – каким при Ленине был пролетариат. Менеджеры
посидят вот так в интернете, уткнувшись в свои odnoklassniki.ru или
youtube.com, и в конце концов внесут какой-то вклад в историю и
искусство. Просто перевернут этот мир. Потому что они ничем не заняты. А
люди, которые ничем не занимаются, очень опасны. Хотя среди журналистов
и музыкантов тоже хватает… (Шнур смачно выругивается. – А. В.)
– Вы могли бы предупредить нас, что это будет за революция?
– Я не знаю. Скорее всего, она будет завязана на технологиях.
– Война миров? Высокие технологии погубят человечество?
– Не погубят. На самом деле, как говорил Хайдеггер, атомная бомба
взорвалась в трудах Парменида. Человечество уже давно погублено.
– Кстати, что вас в последнее время потрясло в науке? Или, может быть, какой-то гаджет изменил вашу жизнь?
– Потрясло то, что математик-петербуржец отказался от Нобелевской
премии, послал всех на… (в шнуровских матерках словно бы материализуется
его тёмная энергия. – А. В.) и выключил свой компьютер. Вот это
гениально. Это было давно, но ярко.
– А вы бы смогли отказаться? Ну, хотя бы от приглашения играть в тьмутаракани?
– Это разные вещи. На концертах мне важен звук. Остальное – не важно. А
какая разница? Мне что Куршевель, что Гатчина – это же всего лишь
географические точки.
– Вспомните самый маленький населенный пункт, куда вы приезжали с концертом.
– Этот пункт называется Новосадовая – бывшая зона, где нет
электричества, живут всего четыре человека. И там я как-то оказался у
костра с гитарой. Это было давно… Жуткий замес!
– Был аншлаг?
– Были все.
– После этого пельменями олигархов вас уже не удивишь…
– Они бросались потому, что у меня не получилось выступить, – я
перенервничал. Правда, я тоже кидался – так что неизвестно, кто кого
закидал. Ну и потом, это все же очень положительный, глубоко личный
опыт. Положительный – в том, что вседозволенность этого коллектива
фактически не имеет границ.
– А вы сами как относитесь к олигархам?
– Я – наверное, не отношусь. Не владею такими активами. У меня в
основном пассивы. Так ничего толком и не работает. К олигархам нормально
отношусь, как ни странно. Мне кажется, это все дутая история. Одна из
болезней российского общества в том, что к богатым и успешным людям
принято относиться плохо. Почему такая фигня?.. (Задумчиво чешет «репу».
– А. В.) Вот если ты чуть поднимаешь голову, тебе начинают по ней бить.
– У вас все будет хорошо. Вы вот и линию обуви выпустили – Jump&Шнуров…
– Идея пришла российскому представительству американской фирмы Jump.
– На эмблеме белка – символ белой горячки?
– Каждый видит в ней что-то своё. Иногда мне тоже кажется, что речь
идет о «белочке», но нечасто. Там еще год моего рождения есть –
1973, рыбы…
– А шнурки?
– Они присутствуют в каждом ботинке.
– Извините за прямоту, а вы на футбол летаете?
– Нет. Да я и в Питере не особенно хожу на стадион. Мне нравится
смотреть повторы. А на стадионе если ты не вовремя отвернулся, то все
– капут.
– Дома смотрите или в клубе?
– Дело в том, что я люблю разговаривать с телевизором – как Фантоцци.
Мне этого общения, кстати, хватает. Мне очень нравится, что телевизор
мне ничего не отвечает. А в клубе все же нужно какой-то диалог вести.
– Правду только телевизору и рассказываете?
– Телевизор – он не ждет правды. Я от него, кстати, тоже.
– У вас большой экран?
– У меня разные квартиры, а в них разные экраны.
– А в самой большой квартире?
– Ну, вот такой, наверное. (Шнур показывает, похоже, диагональ в 82 сантиметра. – А. В.)
– Книгу про вас одобряете?
– Книга гениальная. «Музыку для мужика» написал не просто наш
поклонник, а великий журналист и музыкальный критик Максим Семеляк. А
недавно мы получили сообщение от великого кинокритика Ростоцкого: «Читаю
пятый раз. Плачу».
– А вы от чего плачете? Например, от какой музыки?
– Дома я стараюсь ничего не слушать. Музыка меня отвлекает. А если я
что-то слушаю, то делаю это осознанно. Скорее всего, это будет
Рахманинов. Второй концерт, наверное. Может быть, Led Zeppelin – мне
сейчас сделали отличный подгон на DVD. Я все это, конечно, видел. Но могу посмотреть еще раз сто.
– Вас мучает, когда где-то поблизости звучит рингтон вашей песни?
– Мне сын вот сюда (Шнур демонстрирует свой мобильник. – А. В.)
поставил мотивчик из «Бумера». Мне кажется, отличный ретромотивчик.
– А у него что стоит вместо звонка?
– Слушай, или Puff Daddy, или 50 Сent. Что-то такое слушает. Eminem еще.
– У вас с сыном хороший контакт?
– У нас замечательные отношения. Я не воспитываю его, он не воспитывает
меня. Мы оба – состоявшиеся личности. Воспитывать нас уже поздно.
– Для его одноклассников вы – большой человек?
– Одноклассники? Не знаю. Я их не видел, слава Богу. У него есть круг
общения – какие-то корешки. Но они не вместе учатся. Мне вообще не
нравится вся эта истерия по поводу «Одноклассников». Я ни разу не был на
этом идиотском сайте, и нет у меня большого желания видеть своих
однокашек. Это какая-то «недожизнь». Если жизнь пустая, ее наполняют вот
такими мыльными пузырями. А у меня она как свежий факт – только жарить
и жарить.
– Одноклассники звонят? Пытаются использовать старые связи?
– Откуда они знают мой телефон? Да и нет у меня настолько старых
знакомых. Все мои знакомые вон там сидят. (Шнур кивает в сторону
музыкантов своей группы. – А. В.) Да и как можно воспользоваться моими
связями? Ну что?!
– Все же популярность, шоу-бизнес…
– Ну и кто я в шоу-бизнесе? У меня же нет своей программы «Две звезды».
– А вдруг будет!
– Тогда буду выдвигать своих корешков, которые даже петь не умеют, – ну все как в телевизоре.
– А может такое случиться?
– Я думаю, нет. Телевизором правят… (Последнее нецензурное словцо
звучит как-то устало, выстраданно. Похоже, интервью окончено…)
Автор:
Антон Веселов
