Вселенский Патриарх Филофей, узнав, что в далекой Руси в лице Сергия Радонежского явился “великий светильник” духа, изумленный и обрадованный, отправил к нему целое посольство, убеждая его установить общежительное монашество.
“Мы слышали о добродетельной жизни твоей, писал Сергию Филофей, и очень одобрили ее и славим Бога. Но одного недостает тебе – общежития. Ты знаешь, преподобный, и Богоотец Давид, обнявший все разумением, хвалит общежитие: Се что добро или красно, но еже жити братии вкупе”.
Авторитетный совет патриарха поставил Сергия Радонежского перед великим и труднейшим духовным вопросом.
Само по себе общежитие, построенное на дисциплине и послушании старшим, было обычным делом, и не только в монашестве, но и в войске, в любой школе – наконец, в большой патриархальной семье. В монашестве общежитие обычно рассматривалось как более легкая, начальная стадия духовного возрастания высшие ступени подвижничества достигались в одиночестве, в схиме. “Всех люби, от всех беги” учил еще в IV веке основатель восточного монашества Антоний Великий.
У Сергия Радонежского и его последователей духовная ситуация была особой: они уже почти 25 лет жили фактически в схиме. Эти подвижники, помогая и советуя друг другу, жили рядом, но отдельно, каждый по своему распорядку и от Бога полученному разумению, по “данной ему благодати”. Для таких монахов уставное общежитие могло привести к потере благодатных даров, нарушению личного общения с Богом того общения, ради которого они и отреклись в свое время от мира. Сергий решал один из сложнейших вопросов человеческого бытия вообще: может ли в условиях общежития человеческая личность расти дальше определенного предела, можно ли сотворять себя не только вместе с Богом, но и вместе друг с другом?
Решение, обретенное Сергием и его собратьями, стало великим вкладом русского духа в сокровищницу христианства. Богословская формула этого решения была глубока и проста:
“Единство во образ Святой Троицы”.
В православной традиции это был шаг огромной важности. Конечно, в византийских монастырях ученики, собиравшиеся вокруг учителя-старца, естественно становились духовным содружеством, и оно обычно сохранялось и после их возвращения в мир. Но то было лишь ученическое братство, перераставшее затем в сотрудничество. Главное же само “умное делание”, само вхождение в богообщение оставалось призванием, по преимуществу, индивидуальным. Общежитие как уподобление Богу, братство как путь к соединению с Богом, человеческая соборность как образ Божий прецедент такой практики был лишь в раннехристианской общине, исполнявшей призыв Иисуса Христа:
“Да будете едино, как Я и Отец одно”.
В провозглашенной Сергием соборности снова выявилось исконное русское устремление к последовательному и полному воплощению духовных истин в реальной жизни. В этом русские ученики превосходили своих византийских учителей.
Соборность во образ Святой Троицы стала у Сергия Радонежского живым ликом церковности, явленным всему миру образом жизни во Христе.
Воплощенный в живых людях, соединенных Христовой любовью, образ Святой Троицы мог теперь стать предметом иконного изображения. По заказу игумена Никона, преемника Сергия Радонежского, Андрей Рублев написал свою “Троицу” в память и “в похвалу” преподобному Сергию. Можно аргументированно показать, что эта икона Рублева действительно есть “богословие в красках”, что она несет в себе откровение и пророчество о Боге и человеке, новое углубление традиционного учения Церкви.
В то же время “Троица” – одно из реальных свидетельств плодотворности синергизма, свидетельство той высоты, которой может достичь творческая личность, когда она возрастает в лучах Божественной любви. По моему глубокому убеждению, и в этом убеждении я не одинок, мировое искусство всех времен и народов не сотворило ничего прекраснее этой иконы.
Русскому сердцу, изначально покоренному красотой воплощенного Слова, особенно близко высказанное о. Павлом Флоренским “эстетическое доказательство” бытия Божия: “Существует икона Рублева Троица, значит Бог есть”.
Начавшись с обители преподобного Сергия, почитание Святой Троицы быстро распространилось по Руси. Икона Рублева стала образцом для других мастеров, появилось множество храмов во имя Святой Троицы, установился новый церковный праздник, посвященный Троице, по торжественности уступающий только Пасхе. Сам Сергий, почитаемый как “тайнозритель Святой Троицы”, сделался любимым святым русского народа. Через четыре столетия после крещения Руси Русская Церковь явила народу и всему миру высшую идею человеческого бытия, образ всепобеждающей Красоты, нетленную надежду грядущего торжества Истины и Любви.
Москва, как духовный центр Русской земли, окончательно утвердилась в этом качестве именно как город Святой Троицы и тем самым как носитель идеи соборного единства.
Учение преподобного Сергия Радонежского о соборности, зримо воплощенное в иконе Рублева, пало на благодатную почву, оно поистине стало формирующим началом русской народной души. Сергий окружен целым созвездием великих русских людей, связанных единством помыслов, братской любовью и взаимным смирением.
Митрополит Алексий, просветитель зырян Стефан Пермский, князь Дмитрий Донской, супруга его Евдокия, святитель Дионисий Суздальский, летописец Епифаний Премудрый, преподобный Кирилл Белозерский, игумен Никон Радонежский, преподобный Андроник Московский, иконописец Андрей Рублев: трудно перечислить имена всех вошедших в это великое духовное Сергиево братство, охватившее своим влиянием весь русский народ. Будущее России, а с ней и всего человечества в исполнении завета преподобного Сергия:
“Взирая на единство Святой Троицы, побеждать ненавистную рознь мира сего”.
Но мир лежит во зле.
И когда сила преисподней пытается разрушить Божий мир наглым и насильственным самоутверждением грубого эгоизма тогда соборное единство, связанное кроткой евангельской любовью, встает грозным и непобедимым воинством во главе с архистратигом Михаилом.
Чтобы стало понятней, против кого выступает такое воинство, приведем слова из учения Чингисхана, так сказать, нравственную основу его дела:
“Еще сказал: наслаждение и блаженство человека состоит в том, чтобы подавить возмутившегося, победить врага, вырвать его из корня, заставить вопить служителей их, сделать живот их жен своей постелью...”
Что же в конечном счете сильнее, кто побеждает на этой земле дух Сергия или дух Чингисхана? Ответ на все времена дала Куликовская битва. Духовное ее значение выходит далеко за пределы прямых политических последствий.
Вникая в обстоятельства подготовки битвы, в ее течение, в то, как она запомнилась в народном предании, можно видеть. что она действительно былапобедой духа соборности над духом нечестивой гордыни.
Добровольное единение русских князей, внявших увещаниям преподобного Сергия, нравственно было бесконечно выше любого единства, достигнутого деспотическим принуждением.
Это была действительно свободная, в глубинах верующей души рожденная, всенародная решимость не щадя живота своего, противостать мировому злу. И хотя не во всем послушались Сергия русские князья, почему и плоды великой победы были тут же отняты, но народ русский навсегда запомнил этот свой соборный порыв и эту свою свободную решимость.
В предельных испытаниях русской исторической судьбы, во времена смуты, в отечественных войнах просыпалась в недрах народной души та же решимость, поднималась та же святая сила, что дала ей силы на Куликовом поле.
Наука и Религия, 1992 № 1
1
