хочу сюди!
 

Маша

50 років, козоріг, познайомиться з хлопцем у віці 37-65 років

Замітки з міткою «my old poetry»

Путешествие из Петербурга в

… и мышиного цвета трава,
В копнах, точно, угнЕздились мыши,
Чёрна пашня пустая, как будто смола,
Грязь повсюду, мудра, как людская молва,
И окрест – никого. Возопи – не услышат.

И ширяет поэта душа
По долинам и безднам ничейной Отчизны,
И впустую кричит, чем живёт и жива,
Только эхо её повторяет слова
С интонацией скепсиса и укоризны.

Лишь древесный берёз застывающий мёд,
Что на вечном тле пахарем прОклятой почвы,
Только ветер себе в толк никак не возьмёт
Стопорит что листов удивительных лёт,
Погребенье их в мокрых канавах обочин.

Взвод берёз – сторожа зазеркалия врат,
Всё сияют на глянце озёр тихих ложбищ,
Лишь багрянцем верхушки их красит закат.
Только небо над ними – без туч и преград,
А на фоне – плешины полян, куцых рощиц.

То убожество поздних осенних широт
Пронимает до слёз, пробивает до боли,
А старателю рифм и унылых острот,
Ах, припасть бы мне к кладезю местных красот,
Сантиментов наплакать бы целое море!

1999

Альтер эго и я

                   Остывает земля, 
                   Расцветает в ней осень,
                   И черствеет асфальт
                   Под дыханьем сквозных
                   Хладных утр сентября,

                   Альтер эго и я 
                   Дней сырых не выносим,
                   Но глядят облака.
                   Где бы бросить дождей
                   Проливных якоря.

                   И мерцает рубин 
                   В заревОй сладкой дымке,
                   И пытается внять
                   Наговорам ветров
                   Красный бархат рябин,

                   Млечный путь – неделим 
                   На созвездий родзинки,
                   Но ещё не рожден
                   Тот, кто может, прочтя,
                   Рассказать жизнь по ним.

                   Снова веет листвой,
                   Павшей жребием в травы,
                   И лучи бороздят,
                   Всё ища новых жертв,
                   Осветив парк пустой.

                   Рубикон же какой
                   На счету той отравы,
                   Что спускает на землю,
                   В паутинках качая,
                   Предвечный покой.
                                                       2001

Орфический гимн



Орфей ждет рождения дня,
А грешник – прощенья небес,
Покорно сидим у огня,
Мы ждем, чтобы бог наш воскрес.

Огонь режет искрами тьму,
Но мир – весь во власти теней,
И наше пристрастье к огню – 
Без солнца проведенных дней.

Наш бог, наше Солнце ушло,
Нас бросив в мир мелких затей,
У нас – плащаниц полотно
И кровь, запеклась что на ней.

Что память, когда ты не жил,
Что сердце, когда ты замерз?
Блеск спички, мгновенный твой пыл
На узких фарватерах слез.

Без меры – надежда в душе,
Без веры – а стоит ли жить?
И бог в красный срок платежей
Успел все порядком забыть.

Мы ждем, мы надеемся, мы …
Как жить без тепла? Как жить без …
И лето холодной страны
Сидит в хмуром склепе небес.

Как часто шутила весна,
И шутки – как были пресны!
Опухши от зимнего сна
Мы ждем. Но теперь не весны.

1993

Рыжий свет

С небес все отчетливей веет весной – 
То зим равновесье теряет покой,
Сосульки грохочут со звоном оков,
Пророча Исаей изгнанье снегов.

Как царственен солнца закатного лик,
Где щурится в каждом окне вечер-блик,
Вороны за трапезой из сухаря
Клянут хлад и сырость, клянут почем зря.

В зигзагах и криках, крылом теребя
Лучи, что, как нить, водят солнце-дитя,
Втоптав рыхлый снег в почерневшую грудь,
Ему указуют, где место уснуть.

Бездомное братство, собачий Эдем,
В тепле, у стен древних, что тот Вифлеем,
Не помня друзей, обратившихся в тлен,
Находят вполне упоительным плен

Светила, взметнувшего сини небес,
Сорившего золотом, словно царь Крез,
Пора, ведь прочитаны все сто страниц.
Весна. Рыжий свет, как меха у лисиц.

1993

Там, где воздух болен

Там, где воздух саднит сединой проводов
И чахоточным кашлем сырых полустанков,
Там, где звезды глядят через волны снегов
Бесконечной печалью истцов и подранков,

Там, где север молчит, весь закутанный в мгле,
Где распят каждый день на скрижалях мороза,
Там, где песни таятся глубОко в земле,
Неохотно глотая обиды и слезы.

Там, где Кормчий нигде ни пред кем не в долгу,
Там, где каркает время в полоске заката,
Где бредет млад рассвет по колено в снегу,
Оставляя следы сапогами солдата.

Там, где ветер играет в решетке окон
Колыбельную-блюз ледяного покоя,
Где улыбка печальна, как древний закон,
Если уж умирать – то, пожалуй, лишь стоя.

Там, где свет заползает в границы людей,
Там, где жизнь, как другие уродцы, горбата,
Судмедэксперты пьют за здоровье любви
По сто граммов ядреного горя на брата.

1993

Сны

В мире большом полумертвых богов,
Между источенных временем статуй,
И с сединою неюных снегов,
С бархатом черным у ночи бушлата,

Солнце над шпилями гулких дворцов,
Солнце над золотом пекла пустыни,
Краешек неба – полоской косой
В бОйницах крепости из красной глины.

Ветер, смеясь, запускал пятерню
В сонных лугов зеленевшую гриву,
Облако-мим, что по сто раз на дню
Облик менял при малейших порывах.

Дальний закат – пламенеющий взгляд,
Краткий прощальный на небо и землю,
Через лучи густо птицы летят
К темени в гости, что вечно не дремлет.

Отблеск луны сквозь разбитый хрусталь,
Отзвук давно позабытого слова,
Тризны костром потухавшая даль –
Яркие сны безнадежно больного.

1993

Сторінки:
1
2
попередня
наступна