Эксперимент над сознанием. Дикая проза

Чего уж греха таить - само умение разговаривать, принесшее человеку способность делиться с прочими особями своего вида ранее сокрытым, запечатанным в его нутре, мыслетолкованием, стало его же, человечьей погибелью.

Кто бы тогда заподозрил меня во лжи, если бы не сказал я: «Сделаю», а сам – не сделал, или того хуже – сделал, но наоборот? Так в мир пришла ложь.

Кто бы смог уличить меня в неискренности, зависти, жадности, если бы я не сказал: «Как вы красивы сегодня!», имея в виду, что вы, определённо были бы куда уродливее, кабы не многомиллионное состояние, перешедшее к вам от безвременно почившей бабули?! Так в мир пришли лицемерие и жадность.

Поражает искренность людей, неспособных к общению. Но и здесь чистота эксперимента изрядно подмочена теми умниками, догадавшимися измыслить язык жестов. Ибо теперь на пути мысли вырастает ещё одна преграда: исходя из мозга, она по ошибке, заложенной на генном уровне, привычно тычется створки голосовых связок и лишь не найдя там отклика, окольными путями, через сотни нейронов, приводит в движение пальцы рук. Вряд ли кто-то оспорит и тот факт, что язык жестов есть «функция штрих» от родного языка онемевшего индивидуума. И как бы ни был богат этот язык – а история знает примеры языков, содержащих более тридцати определений к слову «снег» и ни одного упоминания о куда более насущных вещах – язык жестов всегда будет его бедным пасынком, живущим за его счёт. Ибо нет жеста без слова, но не на всякое слово придуман жест.

По мнению костариканских философов-эксгибиционистов, худшим вариантом для передачи информации – то есть таким, когда всё сбоит, утекает и испаряется как бы с удвоенным тщанием, как ни странно является общение тет-а-тет, без свидетелей. При таком общении, утверждают философы, в самом лучшем случае теряется до 30% передаваемой информации. Причём вины человека в этом нет никакой – кроме, пожалуй, той, что он корнями своего генеалогического древа всё же незримо связан с группой homo sapiens, тысячелетия тому назад возжелавших общаться именно ртом и тем самым обрекших потомков на информационную неполноценность.

В разговоре тет-а-тет сие несовершенство проявляется в полной мере.

И всё – из-за несовершенства каналов передачи информации. Этот пример – капля в море. Сотни тысяч недовольных. Демонстрации, акции протеста. «Хотим совершенный речевой аппарат!», «Нет утечкам информации!», «Даёшь новые технологии общения!»

И здесь самое время задаться вопросом: а есть ли реальный шанс обрести совершенный речевой аппарат, избежать утечек информации и внедрить те самые «новые технологии»?

Те же костариканские философы эксгибиционисты утверждают, что лучшим вариантом передачи информации, точнее – единственно возможным вариантом, и совсем уж наверняка – единственным вариантом, способным обеспечить передачу этой информации в её первозданной мысленной формулировке – является сложный процесс под названием телепатия. Всемирный словарь глупых терминов даёт такое определение телепатии.

Учёные-эниологи*, не имеющие к современной науке никакого отношения, установили, что мозг наш работает от силы на 4 процента. От увеличения его КПД до 5, 6, 42 процентов нас предохраняет некая невидимая блокировка, одной из составляющих которой и является человеческая речь. Сняв блокировку, человек постепенно получит новые, малоизученные и совершенно невероятные способности. Не знаю, что произойдёт с нами дальше, когда мозг разгонится хотя бы до четверти своей проектной мощности, но на отметке в 4,5% мы совершенно точно получим в своё распоряжение способности передавать и читать чужие мысли.

Установление телепатии как единственного способа передачи данных на расстояния стало бы основой новой религии, нового мировоззрения и нового понятия о морали. И мир содрогнулся бы от таких изменений.

Узнав о человеческой природе всё, философ – а в данном случае таковым стал бы каждый «homo novus» - уже не смог бы водрузить человека в центр мироздания. Проделав сие с ним на рубеже второго и третьего тысячелетий, спустившись в коммунистическое чистилище скорее из любопытства, чем по логике эволюционного процесса, земляне наконец получили в пользование удовлетворяющую их систему координат. В этой системе жизнь человеческая, до бесстыдства хрупкая и разменно-монетная, наконец, получила возможность вздохнуть полной грудью. И собрать чемоданы на тот свет вроде как время есть, и в привокзальном буфете с гражданами отъезжающими по сто грамм тяпнуть - пожалуйста. В общем, совсем не так, как в века средние, паршивые. Не жизнь – сказка.

И вот, с таким скрипом вытянутая на пьедестал фигура гуманоида вдруг оказывается в положении лягушки на лабораторном столе, а телепатия оказывается в положении скальпеля, готового эту лягушку препарировать. Кто резал лягушку, поймёт: слизкое и не внушающее никакого доверия земноводное внутри ещё более слизкое и противное, а уж о доверии и вовсе никто не заикается.

Нет ничего противоестественного в возведении памятников различным выдающимся человекам, кроме того, пожалуй, что ставятся они посмертно. Стоят себе фигуры на постаментах – и всем хорошо. А теперь представьте, что вместо бронзового истукана, с которого, по принципу Микеланджело, срезали всё лишнее, скульптор догадался поставить на постамент памятник человеку, вывернутому наизнанку, или, к примеру, его отдельные внутренности, с сохранением их природных характеристик: слизкости, неэстетичной продолговатости, окровавленности. Кто придёт поклониться почкам Вождя Мирового Пролетариата? Кто возложит цветы к покрытой позолотой уретре туркменбаши Сепармурата Ниязова?

В положении кишок на пьедестале, человек утратит всяческий моральный облик. Ровно в этот же миг утратит свой облик и сама мораль. Homo Novus станет открытой системой, каждый грамм, каждый микрон информации, полученный от него будет кристально правдивым. Никаких утечек. Никаких искажений.

Человек сможет ходить по улице в максимально голом виде – наличие трусов уже не спасёт его срамные места от публичности, да и не останется к тому времени на нём и в нём других мест, окромя вышеупомянутых. Духовный нудизм станет официальной религией разлагающихся масс.

И разлагающиеся нудисты, достигшие в век информационных технологий совершенства формы, сочетающей в себе вместилище, приёмник и ретранслятор данных, вдруг вспомнят времена Великого Кофепития, когда в разговоре тет-а-тет теряли они до 30% истины и с упоением грызли собеседника взглядом, лишь бы тот ляпнул нечто такое, чего ляпать не собирался. Устав от того, что теперь все их грязные мысли в любой момент могут стать достоянием десяти миллиардов землян, предадутся они парадоксальным грёзам об утраченном несовершенстве. И снова перевернётся в гробу Чернышевский – перевернётся, понятное дело образно, ибо к тому времени не останется от него и спичечного коробка с прахом, не говоря уже о том, что покойник утрачивает столь часто приписываемую ему способность переворачиваться уже на второй день после погребения ввиду размягчения костной ткани. Так вот, применив данную художественную условность, отметим, что перевернётся Чернышевский в гробу не в первый и не в сто первый раз, а всё потому, что миллионоголосый хор снова затянет его бессмертную фразу, отороченной во всех языках мира одним знаком вопроса с правой стороны, в иврите и арабском – со стороны левой и лишь в испанском – с обеих сторон.

И останется фраза эта, как всегда. Без ответа.

Парадоксально стремление к идеалу. Его достижение – если таковое возможно - приводит к возникновению идеала нового, чаще всего прямо противоположного достигнутому.

Идеал – явление, состояние в котором все проблемы (они же – недостатки) низведены до ничтожно малых величин. А отсутствие проблем - как утверждают те же бошковитые костариканцы - и есть главная проблема человеческого бытия.

* Эниология – это не признанная современной наукой наука об энергоинформационном обмене.