Митрополит Антоний Сурожский, проповедь в Неделю о слепом.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Как нас пугает телесная слепота! Как страшно, когда встречаешь человека, который никогда ничего не видел, которому была закрыта вся красота, вся слава мира, где мы живем. И как страшно бывает тем, кто постепенно теряет зрение.

И вот, наряду с этим, как мы страшно спокойно и безразлично относимся к духовной слепоте и в себе, и в других. Бывает, что человек родился слепым: для него этот мир непрозрачен, он воспринимает в нем только вещество, он не может в нем уловить присутствующего Творца.

И вместо того, чтобы сердца наши содрогнулись ужасом и жалостью, потому что этот человек наш мир не может принять, не видит и отрицает, потому что нас он считает безумными и вредными, мы в свою очередь относимся к нему отрицательно, мы его не приемлем, он нам чужд, он живет в мире вещества, он слеп. Нет у нас к нему жалости.

Из года в год мы молимся здесь, чтобы все те, которые слепы духом, которые не веруют в Бога, которые видят только вещество в этом богатом мире, где пребывает Бог, — чтобы они прозрели. Но можем ли мы сказать, что мы это переживаем с такой же болью и с таким же ужасом, как встречу с человеком, который родился слепым и никогда не видел чувственного этого мира, если даже богат он духом?

И еще бывает, что человек был когда-то зряч, и постепенно гаснут его очи. Это бывает с телесными очами, это бывает тоже с духовными очами: того, что когда-то он видел, он больше не видит, не хватает в нем уверенности в себе самом и в том, что он когда-то познал, чтобы быть верующим, то есть чтобы тогда, когда потухнет очевидность, быть совершенно, непоколебимо уверенным в вещах незримых, в вещах, которых больше он не видит.

Жалеем ли мы такого человека? Какую помощь мы ему даем? Сознаем ли мы, что большего горя не может быть как потерять зрение мира духовного, и что наряду с этим все остальное — ничто? Нет, мы этого не сознаем достаточно, мы судим и осуждаем, мы чуждаемся и отрицаем, человек нам делается не своим.

А вместе с этим, где же ему искать зрения, как не среди тех, которые видят, веры — как не среди тех, которые веруют, пусть хоть слабой, колеблющейся верой? Подумаем об этом. Вокруг нас в нашей собственной среде и широко вокруг бесчисленное количество людей, у которых погасли духовные очи или у которых они никогда не были зрячи.

Встретим их с любовью, с жалостью, с молитвой, с состраданием.

Но этого мало: надо нам учиться тому, как нашу веру сделать достойной для них, каким образом приобщить их к тому, что у нас есть. А для этого нужно только одно: чтобы была любовь, но любовь, готовая идти до предела и за предел человеческих сил и возможностей. Будем молиться о том, чтобы Господь и нам, и другим умножил веру, но и чтобы Он нас научил любить так, чтобы другой мог через нас загореться вечной жизнью. Аминь.

ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ! — ВОИСТИНУ ВОСКРЕСЕ!

О смысле и значении величайшего для всех христиан события размышляет священник Константин Камышанов. 

Слово «Пасха» происходит от еврейского «пейсах» — праздника иудеев, установленного в память избавления от египетского плена. Сопоставляя Пейсах с Пасхой нельзя не заметить разный масштаб событий. Пасха – имеет отношение не частному эпизоду истории отдельного народа, а к глубинному переустройству всего космоса, в который включен человек. В этом смысле слово «пейсах» является лишь только бледной тенью события многократно его превышающего. В некотором смысле, это даже неудачное сравнение, несколько умаляющая смысл произошедшего грандиозного события вмешательства Бога в порядок мироустройства.

Само событие Боговополощения и воскресения равно по масштабу тем событиям, которые произошли при сотворении мира. Главным итогом Пасхи было сотворение Богом  новой формы бытия, начавшей созидаться в акте воплощения Христа и завершившейся Его воскресением. Пасха лежит как раз посередине этого творческого акта. Эта новая форма бытия связанна с новой возможностью сосуществования человеческой и божественной природы.

В единой Божественной личности Иисуса Христа соединены две природы: Божественная и человеческая. Человек же был создан по образу и подобию Божию. Человеческая природа, отражая в себе свойства природы Божественной, призвана к саморазвитию в единению с Богом, уподоблением Ему.  В Христе эта цель полностью осуществляется: Его человеческая природа уподобляется природе Божественной. В Нем происходит синтез Божественного и человеческого.

Иисус Христос — это осуществленный замысел Бога Творца о человеке. Осуществленный таким образом, что не только Бог изволил и смог перейти границу миров и принять на себя человеческую природу, но сам человек, при наличии желания и любви к Богу, с Его помощью, теперь сам может сделать шаг в иное бытие.

В практическом плане итог Боговоплощения – реализованная возможность обожения человека вне Рая. В результате,  человеку, существующему вне, Рая предоставлена возможность реализовать свойство, заложенное в него Богом, не в Раю, а уже на Земле. Это свойство описывается словами книги бытия: 

И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло… 

Замыслу Бога о человеке помешал свободный выбор Адама в пользу греха, разрушивший прежние условия сосуществования Бога и человека.

Что стоило Богу, жалея человека, быстро откорректировать уклонившуюся природу Адама и восстановить Рай в новой версии? Стоило внести некоторые корректировки в набор ДНК, добавить какие-то безусловные рефлексы и получить…зомби. Божественный риск отпадения человека от Бога в результате свободного выбора — есть условие осуществления отношений любви между Богом и человеком. Нет свободы – нет любви.  Робот любить не умеет, и он не вписывается в замысел Бога о человеке, должным быть подобным Богу.

В течении тысяч лет Господь терпеливо выращивал новую отрасль людей, понимающих, что любовь – это главное в мире. Эти люди, с Его помощью, чудесным образом сумели сохранить в себе память о любящем Боге. Они умели разговаривать с Ним, слушая Его и говоря Ему. Так продолжалось до тех пор, пока в Израиле не нашлось одна необыкновенно чистая душа Божией Матери и двенадцать апостолов. Ради этой горстки людей тысячи существовало все человечество.

Эти тринадцать человек смогли восстановить между собой и Богом непосредственное общение. Когда говорят о великих людях, то вспоминают Толстого, Бетховена или Эйнштейна. Все они вместе взятые хорошие и замечательные люди, но против этих тринадцати они ничто. Умение находить Истину не как предмет, а как Личность – это наиболее ценный талант для человечества. Не будь этой гениальной горстки апостолов, человечество до сих пор бы бегало с копьями и палками, переменно то колотя этими палками друг друга по голове, то копая ими землю и мало чем отличалось от зверей.

Главное, что было сообщено на Пасху двенадцати ученикам и Божией Матери – это таинство Евхаристии. Грандиозность этого таинства, не идет ни в какое сравнение с любым событием земной истории. Оно стало точкой, в которой сомкнулось небо и земля. И это событие произошло не где-нибудь, а в сердце человека.  Именно такое сердце и приготавливал себе Бог в течении очень длительного времени. Апостолы стали первыми из людей опробовавшие результат Причастия и восхитившись результатом, они поделились им со всем остальным миром.

Обратим еще раз внимание, Бог ждал чистых сердец.

Таким образом, евангельская история, заканчивающаяся Пасхой и Воскресением стала дополнением Шестоднева, а мы продолжаем оставаться свидетелями и участниками переформатировании мира. Лишние или поврежденные кластеры удаляются вон, целые и рабочие остаются в Книге жизни, которую пишут ангелы. Главным критерием отбора является особенное состояние сердца, способное вместить в себя Бога.

Радость на Пасху – это, прежде всего, радость о самих себе. Это не Христу, после борьбы, было открыто небо на Пасху, а нам. Бог сам хозяин неба и земли и Ему ничто и ключи Ада, и узы смерти. Праздную Пасху, мы благодарим Бога, проломившего для нас путь сквозь смерть и Ад. В связи с этим необычным явлением Бога и прохождением Им странного и страшного пути, может сложиться ложное впечатление, что существовала сила враждебная Богу и могущая ставить Ему серьезные препоны. Это не так. Богу никто не смеет противостоять. Еще один не совсем корректный термин существует в богословии: «искупление». Бог не имеет нужды выкупать нас у врага рода человеческого. Сатана не смеет с Ним торговаться о человеке.  Он трепещет одного имени Господа, одного упоминания Креста. Препоны существовали для павшей человеческой природы. Бог через Себя оставил проверенное и продемонстрированное  средство их преодоления -  Свой крест. Условно говоря, дал нам средство уклонения от уз врага рода человеческого и тем самым Христос, как бы, увел нас от него.

И еще одна важная деталь. Поскольку человечество оказалось раздробленным, то и восстановление полноты замысла Бога о человеке должно происходить не в частном порядке, а соборно. Таким общим телом Христа стала Церковь, в которой и восстанавливается замысел. А так как настало время взять  в удел Господа уже не один народ, все человечество, то произошло черенкование иерусалимского храма, подобно тому, как размножается доброе дерево. И еще одна креатура – новый храм, в отличие от иерусалимского, стал местом более высокого уровня отношений Бога и человека.

Если в ветхозаветном храме человек приносил жертвы Богу, а Отец Небесный  принимал, то в новом христианском храме произошло качественно новое событие – принесение жертвы стало взаимным. В Литургии человек и Бог одновременно приносят жертву любви. Ведь любовь – это и есть взаимное стремление, взаимное радование и жертва любви. Если раньше избранный народ владел арифметикой, то теперь стал обладать высшей математикой. Любовь по сравнению с законом – это интеграл или уравнение Шредингера по сравнению с таблицей умножения.

Итак, накануне Пасхи, человечество получило ключ в Рай. В Сионской Горнице на Землю была сведена закваска, поднявшее новое тесто. Богом были оставлены Божественные Дары, повлиявшие на фундаментальное устройство тварного мира. Эти Дары снова, как когда-то в Раю, открыли человеку Бога. Открыли таким образом, что человек смог напрямую принять Бога в свою душу, а Бог смог, по желанию человека, войти в нее. Более того, если раньше Пасха бала одним днем и несколько дней попразднества, то теперь события, произошедшие в Сионской Горнице – преломление хлеба,  и причастие стало событием ежедневным. Пасхальный пир, возвращающемуся блудному сыну, Господь устраивает ежедневно. Также ежедневно мы, его нынешние ученики, мы можем возлежать с Ним и иметь с Ним часть от божественных щедрот, чего раньше не только не было, но и о чем нельзя даже было  подумать. Пасха растянулась на все дни года и дни нашей жизни.

Пасха, это менее всего память об исходе Израиля из Египта. Она день памяти нашего божественного родства. В этот день душа должна трепетать, осознавая то, что она сотворена так, что причастна Божеству. Задумаемся над тем, что мы есть Божественное творение и сами причастны Божественной природе. Мы – часть семьи Троицы. Наше сердце – это маленький дом, в котором может обитать Сам Святой Дух.  Как это трепетно для сердца:

И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас 

Сегодня вместо имени Адама мы можем подставить наши имена. Сегодня двери Рая приоткрыты доброй душе уже на земле.  Здесь и сейчас. Люди Рая живут среди нас, а мы рядом с ними и это повод задуматься: а почему мы сами не входим в Рай? Пасхальная радость, горение сердца в эту святую ночь – лишь тень радости ради которой мы созданы.  Мы, христиане, на Земле как иностранцы. Наша жизнь лишь только командировка с особенным Божиим поручением. Нас ждет наш настоящий небесный дом, подаренный нам Самим Богом и вечная Пасха.

Можно  сказать еще раз, что крестившись и уверовав,  мы совершенно убедились в том, что Иисус Христос — это осуществленный замысел Бога Творца о человеке. А проще и веселее:

- Христос воскресе!

- Воистину воскресе!

«Земную жизнь пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу,

Утратив правый путь во тьме долины…»

Кто из нас не знает это начало великой поэмы Данте в изложении Лозинского!..  Когда я был юным и глупым студентом филфака университета, я всего Данте  не читал. В попытках  прочесть весь том зараз (этого требовала подготовка к зачету)  я просто засыпал в читальном зале Красноярской краевой научной  библиотеки, под мерный тихий шум вентиляторов…

Данте я прочел, но  гораздо позже и в совсем иных обстоятельствах.  А в ту пору — всего лишь по этим трем строчкам умудрился лихо сдать зачет  по зарубежной литературе – билет был как раз о Данте,  я поразил преподавателя юной эмоциональной наглостью, бурей и натиском , и лишь долгие годы спустя я попытался разобрать те житейские, душевные и духовные, завалы, которые наломала во мне эта буря… Лишь тогда, когда пришел в Церковь Христову и узнал, что именно происходит  в храме на Страстной, в Великую Среду.

Все мы хорошо знаем эти события в изложении Евангелий… Ночь на среду Господь провел в Вифании. Здесь, в доме Симона прокаженного, в то время, когда в совете первосвященников  и старейшин было уже решено взять Иисуса и предать Его смерти, «остановить» Его, некая «жена грешница» возлила драгоценное миро на главу Спасителя и тем уготовала Его на погребение, как пояснил Он Сам. Здесь же, в противоположность ее бескорыстному поступку, родилось в  душе Иуды, одного из двенадцати учеников Спасителя, преступное намерение предать  своего Учителя и Господа.  Причем , читая, мы с вами понимаем: это намерение родилось в сердце Иуды не вмиг,  «ни с того ни с сего» — эпизод с «гибелью мирной» , нелогичный, эпатирующий поступок женщины, публично воздавшей  Иисусу царские почести (царские, да, но насколько и в самом деле — царю?! Почести, да – но ведь подобающие царю — мертвому?!…)  — стал последней каплей для Иуды. Скупые строки Евангелия дают понять: этот момент для Иуды стал переломным. Вне себя — от возмущения ли, от крушения каких-то своих планов и надежд, от чего-то еще – он решился.Решился сделать то, что, возможно, давно уже приходило ему в голову – предать Учителя в руки правосудия, «принять наконец меры»…

Мы знаем: за века есть много толкований того, почему Иуда предал Христа. Толкований самых разных: кто-то пытался оправдывать и возвысить Иуду (вспомним бурление умов вокруг повести Даниила Андреева, статьи «Два избранника» о. Сергия Булгакова, недавно нашумевшего так называемого «Евангелия от Иуды»,  и так далее), мол, Иуда  провиденциально послужил великому замыслу спасения – но мы с вами , люди простые, открыв сии толкования, пожмем  плечами, закроем их и отодвинем подальше: во-первых, такое объяснение явно отдает магизмом и эзотерикой, в которой не важны живые люди, а важны Высшие Механизмы, люди же предстают не  чадами Бога Единого, а функциями, условными пешками на шахматном поле (в этом взгляде, кстати, вслед за человеком отрицается как Отец — и Бог Единый….).

Богочеловек Христос, Иуда, ученики, первосвященники и книжники – это всё живые люди, и Евангелие – не эзотерический трактат о тайнах мироздания, не инструкция для мистагогов и «посвященных», а исторически  точное, по-человечески простое свидетельство о конкретно происшедших событиях в жизни живых людей. Живой человек – он не детерминирован, не зависим ни от богов и их великих замыслов, ни от звезд и планет, ни от «арканов таро», он, несмотря на тысячи вещей, над ним, таким смертным и слабым,  довлеющих – все-таки свободен и волен поступать как хочет… А во-вторых, мы с вами, не мудрствуя лукаво, понимаем , что мысль о мессианской роли Иуды, якобы наиболее близкого  к Иисусу, как никто понимающего Его и помогающего Ему исполнить высшее назначение, звучит, по-простому-то, по-человечески, весьма гаденько: любить кого-то и ради этой любви послать его на смерть …  это, уж простите, извращение. По крайней мере – не-христианство.

В данном контексте смысл христианства прост: ради высших соображений, ради спасения и блага многих,  я могу пойти на смерть – сам. Но там, где я готов, ради тех же высших целей, послать на смерть другого – всё спасение, благо и христианство кончаются. И весь сказ. (Об этот «сказ», как мы знаем, о его простоту и бескомпромиссность сломалось и продолжает ломаться немало «спасательных» идеологий века и мира сего…).

Есть и другие толкования, высказанные отцами церкви: что Иудой владело сребролюбие, или что им владела гордыня, в том числе – гордыня патриотическая, он мнил Иисуса – Машиахом в традиционном иудейском  смысле, что мол тот станет победительным царем Израиля, который разобьет врагов, воссядет на трон, а ученики будут  у него первыми министрами… И то, и другое толкование – вполне верны, и они вполне дополняют друг друга, укладываются в психологический портрет предателя. Они  верны и потому, в том числе, что по-человечески весьма просты и достоверны: поставим себя на место Иуды…

Ах, мы восклицаем: «Что вы, что вы! Как можно ставить нас, истинно православных, на место Иуды!…».  Мы не такие, нет? Что ж, поставим в вышеописанную евангельскую ситуацию вместо Христа – Церковь. Мы так свято веруем, что Церковь должна быть победительна, сильна, богата, что на ней должно зиждиться государство и вся, яже в нем: мораль, образование, политика, экономика, и «торжество православия» выразится в том, что все его недоброжелатели, «осквернители чувств верующих»,  будут  перевоспитываться  в лагерях  под надзором полиции.  Мы  свято ждем, что вера православная должна нам приносить уверенность в завтрашнем дне, здоровье, благополучие, успех, решение всех проблем. Мы так многого ждем от Церкви – и вдруг, к своей досаде, обнаруживаем, что Церковь Христова – это что-то совсем другое, что она далека от идолов успеха и победительности, что она идет на верную смерть и на крест…

И это для нас, для многих из нас – серьезное испытание. Испытание на зрелость. Испытание «преполовения жизни». Кризис, высшая точка, Великая Среда. День, в который Иуда, вслед за прочими учениками, видит: не остается ничего, ни силы, ни славы, ни тех же денег, ни вековечной иудейской надежды на мессианскую иудейскую победу, ничего из того, на что можно положиться, на что он надеялся, вступив в общину близких к Иисусу.  И Иуда, чувствуя себя оскорбленным и обманутым в заветных надеждах, выходит вон, идет искать выход, «спасать ситуацию» так, как он ее видит…

Тот, кто назвал себя «Учителем», оказался – не Машиахом, на Него нельзя делать ставку. Он обманул надежды. Провалил великое дело… И Иуда делает свой выбор: следуя за своей мечтой и идеей, за иллюзиями и похотями своего «я», идет предать Иисуса. Почему другие ученики не последовали за ним? Да всё очень просто: у них тоже не осталось ничего, но остался Сам Иисус. Превыше идеи о царстве Машиаха и всего прочего (хотя и они всего этого чаяли, ведь и они воспитаны как правоверные  иудеи) они полюбили Самого Иисуса. Они – такие же смертные, слабые, грешные, как все человеки, как тот же Иуда, мало понимающие великие замыслы Учителя, впоследствии, как мы знаем, в страшную гефсиманскую ночь растерявшиеся и разбежавшиеся – все-таки выбрали то, чем горело их сердце: любовь. Ту самую любовь, о которой – не о конфессиональной принадлежности и всем таком, но о любви – сказал им Учитель: по ней все будут видеть, что вы – Мои ученики…

По преданию, Иуде было примерно столько же земных лет, сколько Христу. «Земную жизнь пройдя до половины», в страшную среду, в день кризиса, один, движимый страстями самости,  пошел искать «своего», чаемого – Другой же , скорбя и стеня, прося : «Да минует Меня чаша сия..», но предавшись не Своей воле, а воле Отца,  пошел на крест и смерть, на позор и неудачу…

Данте, которого я вспомнил в начале, отправился из этой середины — в великое духовное путешествие, через ад и чистилище дойдя до лицезрения все того же – любви, движущей солнце и светила, в которой смысл и суть всего. Каждый из нас , числящих себя в Церкви Христовой, приходит к этому своему «преполовению», к тому моменту жизни, когда мы оказываемся в сумрачном лесу, и на нас, как на Иуду, бросается и волчица сребролюбия и житейского успеха, и пантера  гордыни, великодержавной и правоверной, и еще много других хищников… И мы тоже делаем свой выбор – куда именно нам идти из этого «сумрачного леса».  Понимая, что это испытание предстоит каждому из нас, именующих себя христианами, что суть страшного предательского события – не только в Иуде, но и в вере, чаянии, духовном устроении каждого из нас, выборе «единого на потребу» каждого из нас, в песнопениях  богослужения Великой Среды Церковь Христова обращается, снова и снова, к душе каждого человека — и говорит от имени каждой души: «Грехов моих множества, и судеб Твоих бездны кто изследит? Душеспасче Спасе мой, да мя Твою рабу не презриши, иже безмерную имеяй милость».

Священник Сергий Круглов 

Долгих шесть недель Великого поста мы готовились к Святым дням Пасхи Крестной, как называли древние христиане Страстную седмицу, и прошедшие великопостные дни не были для нас лёгкими, потому что это были дни труда, собирания себя, своих сил для того, чтобы мы были в состоянии пережить это напряжённое и насыщенное смыслами время, когда Господь наш грядёт к вольной страсти.

Страстная седмица — самое насыщенное время церковного года, время настолько содержательное, что мы не в состоянии воспринять всю полноту тех глубоких и таинственных знаков и откровений, которые предстают перед нами со всем своим неизбывным трагизмом и безжалостной честностью. В эти дни богослужение, как переполненная чаша, в избытке даёт нам пищу для ума и сердца: много читается текстов из Священного Писания, хор поёт пронзительные и трогательные песнопения, выносят Плащаницу, духовенство в особых облачениях совершает службу, читаются страстные Евангелия.

Так много символов, что мы не в состоянии всему прикоснуться, всё объять, исчерпать всё содержание этих служб. Именно поэтому нам следует правильно настроить себя в первый из этих священных дней и понять, что здесь мы сшествуем Христу в Его страстном подвиге, и шествие это совершается в смиренном и благоговейном изумлении перед тайной Крестной жертвы.

Приидите убо и мы, очищенными смыслы, сшествуим Ему.

Шесть недель мы занимались собой, шесть недель мы “очищали смыслы”, мы каялись в наших грехах, будили нашу душу от обычной спячки, пытались усвоить какой-то новый урок, новое знание о себе самих. И в этом нам помогал сам ритм великопостного богослужения, строй и содержание постных дней.

Но на Страстной всё будет иначе: чем ближе к дням Страданий Спасителя, тем меньше в богослужебных текстах аскетического содержания, мотивов покаяния, призывов к добродетели — всё наше внимание поглощается таинственными событиями, разворачивающимися у нас на глазах. И отмечая эту охваченность Христом, мы заметим, что все наши аскетические труды, понесённые постом, имеют значение лишь средства, но не цели: такими трудами мы “очищаем смыслы” ради участия в этом таинственном и трагичном шествии Бога по земле.

В первый день Страстной седмицы мы вспоминаем прекрасного Иосифа, вся жизнь которого есть прообраз жизни Спасителя. Невинного и целомудренного юношу, любимца отца, бросают в ров, продают за 20 сребреников в рабство, он переносит множество скорбей, но через них воцаряется над египтянами, называвшими его “спаситель мира”, и спасает от голода свой народ. Иосиф — “спаситель мира”, Иосиф — пшеницедатель!

Как очевиден образ Христа и Евхаристии в жизни этого праведника! Христос, преданный по зависти, претерпевший страдания, прошедший ад, становится Спасителем мира, утоляет нашу жажду Бога — не словами, не стройным этическим учением, но Чашей Жизни, Чашей Воскресения.

Нельзя не упомянуть здесь и пророческого смысла искушения Иосифа. В песнопениях Триоди беззаконная египтянка названа второй Евой: целомудренный Иосиф, убежавший греха, есть образ Нового Адама — Христа, проложившего иной путь истории человека — истории без греха прародителя, без наследственной порчи, человека, полного любви Божией и жизни Его.

И потому историей Иосифа — “конспектом” Страстной седмицы — мы входим в это священное время, чтобы, забывая самих себя, очистив свой ум от всех удобных и слишком понятных образов и предубеждений, честно и вдумчиво всматриваться в это таинственное и добровольное шествие Христа на Голгофу и самим сделаться участниками этого пути.

Многих вещей нам не понять — они слишком невыносимы для нас — зачем необходима была именно такая жертва и все эти унижения, как Господь спасает нас, какого ужаса смертности и тления Он нас избавил, что это за любовь, что требует страдать за неблагодарных и суетных? Как было бы всё просто и ясно, если бы Бог любил нас чуточку меньше!

Господи! Мы будем Твоими спутниками в эти страшные и таинственные дни. Может быть, нам не хватит бодрости духа и чистоты зрения. Но только Ты один подлинно знаешь всю немощь нашу и нашу неведомую нам самим красоту.Господи, Ты веси, яко люблю Тя (Ин 21:15).

 Игумен Савва (Мажуко) 

Есть в Евангелии очень странная повесть. Она — о чуде, совершенном Спасителем на пути в Иерусалим. Каждый год в понедельник Страстной седмицы эта история читается в церкви, и обычно найдется хотя бы один человек, смущенный необычным поступком Христа. Как же так? Христос — Податель жизни, Он — Сама Жизнь, как же Он может отнимать жизнь, убивать невинное дерево?

Фото: eparhiya.by

Евангелисты Матфей и Марк пишут, что это случилось на другой день после торжественного Вербного воскресенья, когда ликующий народ встречал Господа как царя и воскресителя, невиданного чудотворца, не просто поднявшего мертвеца из гроба, но и действие тления обратившего вспять.

В окружении учеников Христос шел в царский город из Вифании, где жили сестры Марфа и Мария и их брат Лазарь. На пути он почувствовал голод и подошел к покрытой листвой смоковнице, стоявшей у дороги, —«не найдет ли чего на ней, но ничего не нашел, кроме листьев, ибо еще не время было собирания смокв. И сказал ей Иисус: отныне да не вкушает никто от тебя плода вовек» (Мк 11:13–14).

Евангелист Матфей говорит, что смоковница засохла тотчас же (Мф 21:19), а Марк сообщает, что погибшее дерево ученики увидели лишь на следующий день (Мк 11:20). Как бы то ни было, совершенно ясно, что слово Христа, Его проклятие убило дерево, и этот факт очень смущает, волнует и настораживает. Как настораживает и реакция учеников: они вовсе не возмущаются смертью дерева, а, как мальчишки, восхищаются силой и ловкостью — вот здорово! тотчас и засохла! И Сам Христос вовсе не поправляет их, а говорит лишь о той силе, которой можно совершить действие, подобное «смоковничному»:«истинно говорю вам, если будете иметь веру и не усомнитесь, не только сделаете то, что сделано со смоковницею, но если и горе сей скажете: поднимись и ввергнись в море, — будет» (Мф 21:21).

Сразу — по поводу реакции учеников. Такая культурная среда. В кабалистике есть легендарный ритуал «пульса-де-нура» — «удар огня». Над неверным или врагом истины праведник способен совершить некое действие, пусть даже мысленное или словесное, которое может убить противника, обратить его в прах, навлечь на него беды или смертельную болезнь. Поэтому верующие пугливо шепчутся о «кфида» — гневе праведника и том, как опасно праведного человека обижать и доводить до такого жуткого состояния — не выводите святых из себя! Но применимо ли это ко Христу? Что же — гибель дерева была результатом гнева праведника?

Христос разозлился от голода или непокорства? Он не знал, что на этом дереве ничего не растет? Или не знал, что в это время года на смоквах не может быть плодов? Если мы верим в Христа-Человеколюбца, Воплощенную Любовь и Божественное смирение, если все благовестие Спасителя есть благовестие не силы, а любви и смирения, то нам следует искать других объяснений этого необычного жеста, но уж никак не проявления злобы или благочестивой вспыльчивости.

Для «апостолов» вегетарианства Христос — весьма неудобная фигура. Уж рыбу Он точно ел. Это факт, подтверждаемый многократными евангельскими свидетельствами. И не только ел, но и ловил и даже повелевал ей как Владыка неба и земли бросаться в сети будущих учеников. А еще Он рыбу готовил на огне, то есть жарил в огне убитую рыбу. Вспомните рассказ о явлении Воскресшего при море Тивериадском. Пораженные ученики видят Господа, который готовит им на огне хлеб и рыбу (Ин 21:9).

Тогда по повелению Господа в неводе апостолов оказалось 153 рыбы — загадочное число, если учесть, что его сообщает самый таинственный из евангелистов, ничего не упоминавший просто так. Но нигде не написано, что рыба была отпущена с извинениями, зато повсюду упоминания о трапезах с участием рыб и не только. Опуская подробные богословские апологии ловли рыбы, все-таки поставим вопрос: что такое произошло со смоковницей? Что, какой смысл скрывается за этим, безусловно, важным действием?

В проклятии смоковницы виден жест пророка. Ветхозаветные праведники неоднократно совершали такие поступки — странные и пугающие, образно, зримо воплощавшие какой-то важный смысл, сообщение, откровение, в силу своей пластичности и яркости становившийся понятным даже самым простым людям. Пророк Иезекииль проводил осаду кирпича, на котором был изображен Иерусалим (Иез 4:1–3); Иеремия торжественно прятал пояс за Евфратом в расселине скалы (Иер 13:1–7), что было знамением пленения Иуды; пророк Осия женился на блуднице, чтобы тем самым явить знамение отпадения народа от истинного Бога, и его жена — Гомерь явилась символом Израиля.

Примеры можно множить, но вот, что поражает: готовность праведников Ветхого Завета свою жизнь превратить в знак, образ, миф по воле Божией, верность Его слову и мужество до самозабвения — ведь я жизнь свою превращаю в икону некой истины, жизнь свою единственную жертвую служению Богу, забывая себя до конца, теряя в этом всепоглощающем служении, собственно, и саму жизнь, как мою личную биографию.

Подходя к Иерусалиму, Христос видит смоковницу. Она стоит на фоне царственного города, «камнями побивающего пророков» (Мф 23:37), и город выглядывает сквозь ее листву. И само дерево превратилось в «икону» города, явило собой не просто судьбу Иерусалима, но и для всякого читателя Библии стало предупреждением, знаком, символом духовного бесплодия, духовной небрежности и пустоты.

Об этом дереве помнят уже две тысячи лет и, наверное, не забудут его до самого конца истории. Сколько лет может жить смоковница, инжир, ficus carica из семейства тутовых, плодоносящее три раза в год? Максимум — 300 лет. А вот бесплодная смоковница в бесплотном состоянии намного пережила свой естественный возраст. Христос не убил это дерево. Он превратил его в слово, в миф, в символ.

Смоковнице повезло больше, чем деревьям, из которых сделаны скрипки Страдивари, ведь лучшее, на что пошла бы ее древесина это были бы дрова — тоже вещь нужная, но не такая благородная, как скажем, книги, иконы, кресты или скульптуры. Да, это так — мы возмущаемся смерти дерева, читая об этом в книге, сделанной из убитого дерева, сидя в кресле из убитого дерева, опираясь на стол… — продолжите за меня.

В Древнем Египте лодки предпочитали делать из кедра, а на Ближнем Востоке — из кипариса. Умерщвленных, конечно. Праведный Ной свой ковчег рубил из загадочного дерева гофер, а из таинственного дерева ситтим, вообще-то акации, сделали Ковчег Завета. Груша и липа хороши для резьбы, а еще из липы делают протезы и мебель. Если строите баню, лучше всего брать осину, мертвую, конечно, она не обжигает, и на пол хорошо, и совсем не важно, что осина идет на спички.

Лучшие бочки — из дуба, как и паркет, и столы. Из березы мебель тоже хороша. Орех будет подороже, но выдаст ваш изысканный вкус, а для внутренней отделки — бук, предварительно умерщвленный. Если ложки и миски у вас из клена, это еще не значит, что он не годится для скрипки, как и ель, просто этими убитыми деревьями отделывают разные части скрипки и виолончели. А если вы спорт любите, то вот — возьмите теннисные ракетки — это — лучшие, они из покойной ивы сработаны.

Смотрел ли Христос, сын плотника, на деревья, как на материал для работы? Не думаю. А если и так, что же в этом зазорного? И если Он однажды превратил дерево в слово, в символ, который уже никогда не умрет, позволил ему развоплотиться, чтобы стать образом, так что каждый из нас временами находит себя в нем, — не подивимся ли мы творению этого Чудесного Художника, не позволяющего умирать никому, особенно же тем, кто дерзает жизнь свою обратить в икону?

Игумен Савва (Мажуко)

Почему грядущее воскресенье 99% православных называет Вербным и редко кто сразу вспоминает о Входе Господнем в Иерусалим? Размышляет протоиерей Александр Авдюгин.

Православный праздник, в сути своей, всегда есть соединение двух миров — Божественного и человеческого. В церковной проповеди мы часто их обозначаем определениями «горний» и «дольний». Да что там обозначаем! Если реально, осознанно и искренне участвуешь в богослужении, то данное соединение ощущаешь сам, лично. Праздничная же служба, где торжественность воспоминаемого события усугубляется личным ликованием и пониманием, что понятие «прошлое» для данного торжества неприменимо, подчеркивает нашу собственную вечность.

Происходит то, что когда-то произошло с пушкинским пророком после его судьбоносной встречи с шестикрылым серафимом:

И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.

«Лоза дольняя» не потому у Александра Сергеевича так называется, что растет в долине. Нет. Тут она характеризует все то, что миру земному принадлежит, что материального происхождения. Она противопоставлена неземному, небесному, духовному, горнему миру. Тому, где слышно «ангелов полет».

И да простит меня поэт великий, но как только перечитываю или вспоминаю этот стих, то тут же ассоциация возникает: лоза — вербное воскресение — Вход Господень в Иерусалим.

Вот только последовательность эта во времена нынешние не по восходящей идет: от ветки ивовой (вербной лозы) к воспоминанию шествования Христа на ослице в ликующий Иерусалим, а как раз наоборот. Лоза, к сожалению, стала не праздничным атрибутом, а главным действующим символом Входа Господнего в Иерусалим.

Напомню неискушенному читателю, что за пять дней до собственной смерти и за шесть до Своего Воскресения Господь наш въезжал в древний Иерусалим. Его встречали как Царя, который, по мнению многотысячной толпы, освободит Иерусалим от римского господства и даст народу еврейскому право самим быть господами и хозяевами. Встреча царя всегда предусматривает ликование и определенные действия, его отражающие. В те годы обязательным условием встречи лиц царского рода было устилание их пути коврами, цветами и пальмовыми ветками.

Естественно, ковры стелили богатые, которых всегда мало, и не только потому, что богатство не любит многочисленность, но еще и оттого, что богатству очередная смена власти всегда прискорбна. Цветы бросали середняки, количество которых тоже невелико, да и цветы всегда в цене, независимо от века проживания. Бедным же, кроме самых красивых ветвей неприватизированных деревьев под ноги царствующей особе и бросить-то, по существу, нечего. В Иерусалиме в те дни таким деревом была пальма. Ликовали в Иерусалиме в те дни искренно, особенно бедняки, поэтому ветвей набросали много.

На Руси великой пальмы заменила верба, дерево весенней радости и надежды.

Казалось бы, антураж праздника, его внешнее украшение должны исполнять лишь свою второстепенную, оттеняющие роль, но тот, об избавлении от которого мы по нескольку раз в день молимся, то бишь лукавый (сущность хитрая и всегда современная), в очередной раз вмешался. Именно он смог сместить смысл торжества, с переживания встречи с Богом Царем, на второстепенное украшение данного праздника, на ветки вербы.

Внутренне мы понимаем, что язычество пережить нельзя, оно испокон веку было и до скончания века будет. Все века библейские с ним боролись, и два тысячелетия христианство войну данную продолжает. И все же с вербой вышло похлеще, чем с ножом и всем круглым на Усекновение или с гаданиями на Крещение.

Чего только не привнесено и не навешано на хрупкие весенние веточки с распускающимися почками! Тут тебе и сила целительная, и детей зачатие, и бури укрощение, и огня усмирение, и даже града прекращение. Ничего более для жизни не надобно. Ни молитвы, ни поста, ни труда. Просто сходи в вербное воскресенье в церковь, веток побольше набери, и все годовые проблемы решены будут.

Хотя, одна сугубая примета данного дня мне очень даже по душе: молодежь вербой данной отхлестать рекомендуется. Это вам не ремень для наказания, а вполне «святое» действо, которое ни одна ювенальная юстиция не остановит.

Наверное, каждому священнику ни один раз приходилось выслушивать по телефону просьбу: «пару веточек оставить». Спрашиваешь, а чего сам-то в храм Божий субботним вечером накануне праздника не заглянешь, или утром в воскресенье? В ответ стандартное объяснение, с Евангелия известное: быков купил, жену привел, на торжище надобно. Некогда…

Вот это «некогда» и привело к тому, что вместо веры — суеверие, что из-за отсутствия горнего в душе — земная ветка, пусть даже красивого дерева, стала главней входящего в Иерусалим и в нашу жизнь Христа.

Церковь многие добрые народные обычаи ввела в свой обряд, она заменила их языческое наполнение на добрые, человеколюбивые образы и понимания. Иначе и быть не могло, душа-то наша по природе своей христианка, но чтобы лукавый не привнес в нее разлад, нужно все же помнить, что вербное воскресение — это Вход Господень в Иерусалим, а не высокотехнологичный процесс превращения обыкновенных веток в «святые» идолы.

Поймем, и небесное соединиться с земным.

Поймем, и сможет увидеть «горних ангелов полет».

Поймем, и уже, даже через печальную Страстную седмицу увидим зарю Христова Воскресения.

Протоиерей Александр Авдюгин

Благовещение пресв. Богородицы (Лк 1:26-38). Когда по предвечному определению Божию настало время явиться на земле Спасителю мира, Архангел Гавриил был послан от Бога в Галилейский город Назарет. Сюда в дом Иосифа древодела из Иерусалимских обителей при храме в недавнем времени переселилась Богоизбранная Отроковица Мария, из рода Давидова, дочь Иоакима и Анны. Трех лет Она введена была родителями во храм, и посвящена Богу. При храме возрастала Она в богомысленном уединении. Там научилась Она рукоделью своего пола и проводила время в трудах, молитве и чтении священных книг. Самыми высокими добродетелями Ее были невозмутимая чистота мыслей и чувств, самое глубокое смирение и всесовершенная преданность воле Божией. Ее родителей уже не было в живых, когда Она достигла 14-тилетнего возраста. Она решилась всю жизнь свою провести в присутствии Божием, под кровом храма. Священники, зная Ее беспримерно святую жизнь, не могли не видеть в Ее решимости вдохновения свыше: но не имея примера, чтобы девы Израильские посвящали себя пред лицом Божиим безбрачной жизни, обручили Ее Иосифу, святому старцу, также из царского рода Давидова, с тем чтобы он в доме своем был хранителем Ее девства. Иосиф жил в Назарете и здесь пропитывал себя плотническим ремеслом. Пресвятая Дева Мария и в его доме, помогая содержанию его своими женскими трудами, продолжала благочестивые упражнения, с которыми освоилась с младенчества. Предание говорит, что Она читала книгу пророка Исаии и остановилась на словах: "се Дева во чреве приимет, и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил" (7:14). Она размышляла: как блаженна эта Дева, которая удостоится быть Материю Господа и как желала бы Я быть хотя последнею служанкою при ней! И вот является Ей Ангел и приветствует Ее: "радуйся, Благодатная! Господь с Тобою: благословенна Ты между женами". Пресвятая Дева, еще живши во храме, свыклась с обществом мира ангельского, и потому Ее не встревожило явление Ангела. Она смутилась от слов его, когда он назвал Ее благословенною между женами. Ангел поспешил успокоить Ее: "Мария! Ты обрела благодать у Бога. И вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь Ему имя Иисус. Это будет Сын Всевышнего. Господь Бог даст Ему престол Давида, отца Его; и воцарится над домом Иакова на веки, и царству Его не будет конца". Пресвятая Дева Мария сказала: "как же это будет, когда Я непричастна браку?" Ангел отвечал Ей: "Дух Святый найдет на Тебя и Сила Всевышнего осенит Тебя: почему и Рождаемое, как Сын Божий, будет свято (без греха прародительского). Вот и Елисавета, родственница Твоя, слывущая бесплодною, несмотря на старость свою, шесть месяцев уже носит во чреве сына. Так, чему быть повелит Бог, тому нельзя не сбыться. Пресвятая Дева, с детства предавшая себя Богу, со смирением повинуется Его святой воле. "Я раба Господня, сказала Она, да будет со Мною по слову твоему". Ангел после сего отошел от Нее. Событие это св. Церковь празднует 25 марта.

Приими, Всеблагомощная, Пречистая Госпоже Владычице Богородительнице, сия честныя дары, Тебе единей прикладныя от нас, недостойных рабов Твоих, от всех родов избранная, всех тварей небесных и земных вышшая явльшаяся. Понеже бо Тебе ради бысть Господь сил с нами, и Тобою Сына Божия познахом, и сподобихомся Святаго Тела Его и Пречистыя Крове Его. Темже блаженна еси в родех родов, Богоблаженная, Херувимов светлейши и Серафимов честнейши сущая. И ныне, Всепетая Пресвятая Богородице, не престай молящися о нас, недостойных рабех Твоих, еже избавитися нам от всякаго совета лукаваго и от всякаго обстояния, и сохранитися нам неврежденным от всякаго ядовитаго прилога диавольскаго. Но даже до конца молитвами Твоими неосужденных нас соблюди, яко да Твоим заступлением и помощию спасаеми, славу, хвалу, благодарение и поклонение за вся в Троице Единому Богу и всех Создателю возсылаем, ныне и присно и во веки веков. Аминь.