Я городской птенец

Я городской птенец. Легко нас судят,
меча насмешки, правильные люди:
безроден, мол, питомец городской.
Мне в детских играх рощи не шумели:
тряслась брусчатка нашей колыбели
и пела мне, любимый город мой!

Я изживал отъезды как разлуки,
в чужих краях знавал измены муки:
разрыв с тобой в моей душе горит
И каждый раз, в вагоне возвращаясь,
я жадным взглядом слёзно причащаюсь,
любя твои в потёмках фонари.

Когда брожу тобой в весенней рани,
меня неслышным шёпотом поманит
в предместье школа давняя моя.
И зашумит мой дворик так знакомо,
что память сердца хлынет снежным комом,
обетных слёз родному не тая.

Вот лавка, где тетради и чернила,
и первый свой портфель "из крокодила",
и книжки я когда-то покупал.
Вот церковь первой исповеди детства,
святой вечерни мирного соседства.
Там парк, где я шалил когда был мал.

(остались две строфы, скоро кончу)

Весенняя баллада

Какие люди, право: их печалит,
что будет завтра, после и вначале,
а души их ослепшие бедны.
Народ сады минует, чьи ограды
дрожат c кустами купно вёснам рады,
а душах смертных — беды как с войны.

Вдруг ночью диво новое родится,
из ёмких врат на волю устремится
ребячий гомон с городского дна,
два облачка сойдутся не однажды —
табачный дым и аромат оранжа,
или шанель, коль дама не бедна.

Им невдомёк и это, и закаты,
когда влачится как с войны до хаты
шеренгами устало-бедный люд.
Они не видят, как бледны ланиты
весны не ждавшей молодой бониты,
которую страшит страстей салют...

Я помню безнадёжного больного,
безумного, безногого, худого,
с душой, покорной чуду одному,
улыбчивого мартовской зарнице,
что в комнату печальную стремится
набросить золотую бахрому.

Он улыбался каждому цветочку,
чем сдавбривал пожизненную ночку,
глазниц угасших темень озарял,
и плакал от ребячьих песнопений
и погребальный аромат сирени
на одре благодарно принимал.

Даря улыбки и роняя слёзы,
он был невидным мiру дивным крёзом
в юдоли нищей злых здоровяков,
и я, держа немеющую руку,
принял добра бессмертного науку 
из бледных уст среди живых цветов.

Итак, мне чужды те, кого печалит,
что будет завтра, после и вначале,
а души их ослепшие бедны.
Народ сады минует, чьи ограды
дрожат c кустами купно вёснам рады,
а душах смертных — беды как с войны.

Антон Вильдганс
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы


Eine Fruehlingsballade

Wie doch die Menschen sind: sie sorgen,
Was morgen werden wird und uebermorgen —
Und ihre Seelen bleiben blind und arm.
An Gaerten wandern sie vorbei, an Gittern,
Die von dem Draengen junger Straeucher zittern,
Und ihre Seelen fuellt der ewig gleiche Harm.

Dass ueber Nacht ein Wunder neu geboren,
Dass aus der alten Haeuser tiefen Toren
Nun wieder Kinderlaut und Kuehle weht —
Und dass sich Woelkchen bilden in den Lueften
Von Zigaretten- und Orangendueften
Oder Parfum, wenn eine schoene Frau voruebergeht, —

Sie fuehlen dieses nicht und nicht das Neigen
Der Abende, wenn sich in langen Reigen
Mued-armes Volk die Strassen heimwaerts draengt,
Sie sehen nicht, wie diese bleichen Wangen
Der jungen Maedchen vor dem Fruehling bangen,
Der so viel Sehnsucht und Gefahr verhaengt...

In meinem Leben weiss ich einen Kranken,
Gelaehmt an Gliedern, Willen und Gedanken,
Nur seine Seele war dem Wunder heil —
Der konnte laecheln, wenn der erste Schimmer
Der Fruehlingssonne in sein traurig Zimmer
Sich leise schob, ein goldner, zarter Keil.

Der konnte laecheln ueber jede Bluete,
Dass dieses Laechelns wundervolle Guete
Dem toten Auge fluechtig Leben gab:
Der konnte weinen ueber Kinderlieder
Und tiefer atmen, wenn der Duft vom Flieder
Ihn gruessen kam in seiner Kissen Grab.

Und dieses Laecheln, diese Traenen waren
So ueberreich an jenem Wunderbaren,
Des alle darben, die so dumpf-gesund.
Und ich hielt dieses Mannes Hand im Sterben,
Und ward zu seines Laechelns Erben,
Das wie ein Bluehen lag um seinen blassen Mund.

Drum fass ich diese Menschen nicht, die sorgen,
Was morgen werden wird und uebermorgen,
Und ihre Seelen bleiben blind und arm.
An Gaerten wandern sie vorbei, an Gittern,
Die von dem Draengen junger Straeucher zittern,
Und ihre Seelen fuellt der ewig gleiche Harm.

Anton Wildgans

Весенняя баллада

Какие люди, право: их печалит,
что будет завтра, после и вначале,
а души их ослепшие бедны.
Народ сады минует, чьи ограды
дрожат c кустами купно вёснам рады,
а душах смертных беды как с войны.

Вдруг ночью диво новое родится,
из ёмких врат на волю устремится
ребячий гомон с городского дна,
два облачка сойдутся не однажды —
табачный дым и аромат оранжа,
или шанель, коль дама не бедна.

Им невдомёк и это, и закаты,
когда влачится как с войны до хаты
шеренгами устало-бедный люд. 
Они не видят, как бледны ланиты
весны не ждавшей молодой бониты,
которую страшит страстей салют...

Я знаю безнадёжного больного,
безумного, безногого, худого,
с душой подвластной чуду одному,
улыбчивого мартовской зарнице,
что в комнату печальную стремится
набросить золотую бахрому.

(последние три строфы скоро переведу)


Eine Fruehlingsballade

Wie doch die Menschen sind: sie sorgen,
Was morgen werden wird und uebermorgen — 
Und ihre Seelen bleiben blind und arm.
An Gaerten wandern sie vorbei, an Gittern,
Die von dem Draengen junger Straeucher zittern,
Und ihre Seelen fuellt der ewig gleiche Harm.

Dass ueber Nacht ein Wunder neu geboren,
Dass aus der alten Haeuser tiefen Toren
Nun wieder Kinderlaut und Kuehle weht —
Und dass sich Woelkchen bilden in den Lueften
Von Zigaretten- und Orangendueften
Oder Parfum, wenn eine schoene Frau voruebergeht, —

Sie fuehlen dieses nicht und nicht das Neigen
Der Abende, wenn sich in langen Reigen
Mued-armes Volk die Strassen heimwaerts draengt,
Sie sehen nicht, wie diese bleichen Wangen
Der jungen Maedchen vor dem Fruehling bangen,
Der so viel Sehnsucht und Gefahr verhaengt...

In meinem Leben weiss ich einen Kranken,
Gelaehmt an Gliedern, Willen und Gedanken,
Nur seine Seele war dem Wunder heil —
Der konnte laecheln, wenn der erste Schimmer
Der Fruehlingssonne in sein traurig Zimmer
Sich leise schob, ein goldner, zarter Keil.

Anton Wildgans

Иронический ландшафт

Бредут вечор облаки над горами,
как череда ярыг хожалых в рвани,
шатая спьяну серыми гробами,
блестя клинками рыжими для брани.

Но тут проснулся чернобрюхий камень-
-жандарм, чтоб привести в порядок местность,
и, злобный взмах чиня один, развёл руками:
спугнул ярыг вечерних в неизвестность.

Клабунд
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы


Ironische Landschaft

Gleich einem Zuge grau zerlumpter Strolche
Bedrohlich schwankend wie betrunkne Saerge
Gehn Abendwolken ueber jene Berge,
In ihren Lumpen blitzen rote Sonnendolche.

Da waechst, ein schwarzer Bauch, aus dem Gelaende
Der Landgendarm, dass er der Ordnung sich beflisse,
Und scheucht mit einem boesen Schuetteln seiner Haende
Die Abendwolkenstrolche fort ins Ungewisse.

Klabund

Картина

Есть в галерее девичий портрет — в столице,
в провинции? — не важно, знаю лишь, что мой.
Вся плоть её во взоре: так мокрица
тревожит грота пол сырой.

Но взгляд твой пристальный смягчит её глазницы:
зрачки вспорхнут, проклятьем зрителя не раня —
так пара юных ласточек стремится
найти свой юг разбоем крыльев ранних.

Клабунд
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы


Ein Bild

In einer Galerie ein Maedchenbild — war es in Kassel,
In Muenchen, in Berlin?— ich weiss nur, da es mir gehoert.
Ihr ganzer Leib ein Auge: eine Assel,
Die feuchte Gruefte raschelnd stoert.

Doch sah man naeher hin, so milderten die falben,
Verhetzten Blicke sich, die dem Beschauer fluchen,
Und sind wie junge, fruehgefangne Schwalben,
Die fluegelschlagend ihren Sueden suchen.

Klabund

Белые мыши

Купил он на ярмарке двух белых мышек
и устроил их в стклянном домишке.
Они, как человечки — моются лапками
и смотрят на тебя красными глазками
немного меланхолически, и вдруг
прыгнули и бешено завертелись вокруг:
одна вправо, другая влево.
И так пронзающе звенят и свистят их напевы, 
что звуки словно колья дробят застеколье,
словно обе
ещё — и
на волю,
пением резвым
стелянную стену взрезав.

Клабунд
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы


Weisse Maeuse

Er kaufte auf dem Jahrmarkt sich zwei weisse Maeuse
Und tat sie in ein glaesernes Gehaeuse.
Nun machen sie Maennchen, lecken ihre Pfoten
Und sehen dich mit ihren roten
Aeuglein ein wenig melancholisch an
Und springen ploetzlich auf — und dann
Beginnt ein tolles Laufen: die eine rechts herum, die andre links.
Und ihre feinen Stimmen pfeifen spitz, und klingts
Als splittre sich vom Glase jeder Ton,
Als wolle es den beiden
Im naechsten Augenblicke schon
Gelingen,
Mit ihrem schrillen Singen
Die Glaswand zu durchschneiden.

Klabund

Отпущены нам

Отпущены нам
пушинка-улыбка,
и парус порывный,
и тень перелеска,
и кротость созвездий.

Мы цвет сочетаем
весной. Мы сымаем
с деревьев плоды,
жмём осени гроздья.

Нам машет зима
колыханием танцев.
И ночи нас манят
матёрым вином.

Колени трясутся,
и очи померкли,
и руки поникли
пустые — мы бремя
роняем на землю:
игручую кровь.

А дети смеются
над слёзыми старых,
что вместе похоже
на отзвуки звонов:
надежда на вечер,
победа на утро.

Клабунд
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы


Uns ist gegeben

Uns ist gegeben:
Ein wolkiges Laecheln,
Ein stuermisches Segel,
Ein waldiger Schatten,
Ein mildes Gestirn.

Wir binden die Blueten
Im Fruehling. Wir heben
die Fruechte vom Baume
Und keltern den Herbst.

Und winket der Winter
Mit schwingenden Taenzen,
Und locken die Naechte
Mit toenendem Wein:

Uns zittern die Fuesse,
Uns daemmern die Augen,
Uns sinken die Haende
Die leeren, die schweren —
Verschuettet am Boden
Rollt spielendes Blut.

Die Kinder verlachen
Die Traenen der Alten.
Sie deuten das Laeuten
Verdunkelter Glocken
Am Abend als Hoffnung,
Am Morgen als Sieg.

Klabund

Иронический ландшафт

Бредут вечор облаки над горами,
как череда ярыг хожалых в рвани,
шатая спьяну серыми гробами,
блестя клинками рыжими для брани.

Но тут проснулся чернобрюхий камень-
-жандарм, чтоб привести в порядок местность,
и, злобный взмах чиня один, развёл руками:
спугнул ярыг вечерних в неизвестность.

Клабунд
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы


Ironische Landschaft

Gleich einem Zuge grau zerlumpter Strolche
Bedrohlich schwankend wie betrunkne Saerge
Gehn Abendwolken ueber jene Berge,
In ihren Lumpen blitzen rote Sonnendolche.

Da waechst, ein schwarzer Bauch, aus dem Gelaende
Der Landgendarm, dass er der Ordnung sich beflisse,
Und scheucht mit einem boesen Schuetteln seiner Haende
Die Abendwolkenstrolche fort ins Ungewisse.

Klabund

Юлия

Я так жаждал твоей плоти,
душа-услада.
Горел я. Наконец, кротко замираю:
насытила меня ты.
Теперь уйти желаю: плыву
как барк сквозь ночь.
Кровь моя улыбчива.
Всё хорошо.
Всё красиво.
Чую,
как из месива звёзд
два вечных глаза взирают на меня.

Клабунд
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы


Julie

Ich war so hungrig nach deinem Leibe,
Suesse Seele.
Ich brannte. Nun, da ich sanft verschwele:
Du hast mich satt gemacht.
Nun will ich gehn. Ich treibe
Wie eine Barke durch die Nacht.
Es laechelt mein Blut.
Alles ist gut.
Alles ist schoen.
Ich fuehle,
Wie aus dem Sterngewuehle
Zwei ewige Augen auf mich niedersehn.

Klabund

Высрал Бог

Меня на недавно высрал бог,
теперь лежу я, блин говна,
иду-не выйду из пятна.

Мой бог мне был конечно друг:
он бросил плоть мою на луг —
пестры, цветы стоят вокруг.

Я млад для вздохов, лун и роз.
Зачем вы любите меня?
Куститесь, плоть мою ценя?
Ведь я навоз! Ведь я навоз!

Клабунд
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы


Es hat ein Gott

Es hat ein Gott mich ausgekotzt,
Nun lieg ich da, ein Haufen Dreck,
Und komm und komme nicht vom Fleck.

Doch hat er es noch gut gemeint,
Er warf mich auf ein Wiesenland,
Mit Blumen selig bunt bespannt.

Ich bin ja noch so tatenjung.
Ihr Blumen sagt, ach, liebt ihr mich?
Gedeiht ihr nicht so reich durch mich?
Ich bin der Dung! Ich bin der Dung!

Klabund

Колодец

C тьмой лопочущего робко
не тревожьте дно колодца —
ароматы все и солнца
немо он впитал в коробку.

Он ни с кем казной делиться
неохотно не желает —
примет в лапы и облает
тех кто в злато устремится.

Клабунд
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы


Ein Brunnen

Ruehre nicht an diesen Bronnen,
Der im Dunkel plaetschernd stammelt,
Alle Sonnen, alle Wonnen
Hat er stumm in sich gesammelt.

Keinem wollte es gelingen,
Seine goldne Flut zu heben.
Denen nur, die selbst sich bringen,
Wird er hoch entgegenbeben.

Klabund

Sanatorium

Шагает вест, распелись воробьи,
урча, катает дождь сырые гланды,
блистает небо как свинец белил.
Он корчится на лежаке веранды,

зажаренный. Сидят две шлюхи рядом
из общества, чей сифилис оброчен,
и нежно гладят кукольный проборчик,
твердя о пользе сна с хинин-не-ядом.

Клюя на серошторенные нюни,
где морфий-чёрт натягивает сбрую,
он кашляет не раз и, может, сплюнет
отрыжкой жёлтой в склянку голубую.

Они ему оказывали знаки,
когда впервые в сад он вышел. Ночь была
как бы любви. Но с липы в буераке
Кукушка год им (вместе) предрекла.

Клабунд
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы


Sanatorium

Die Spatzen singen und der Westwind schreit,
Sachtsummend rollt der Regen seine Spule.
Der weie Himmel blendet wie verbleit,
Verrostet krmmt er sich im Liegestuhle

Auf der Veranda. Neben ihm zwei Huren
Aus der Gesellschaft, syphilitisch eitel.
Sie streicheln zrtlich seinen Schuppenscheitel
Und sprechen von Chinin und Liegekuren.

In ihren grauverhaengten Blicken duckt er,
Der Morphiumteufel hinter Irismasche.
Er hstelt, hustet, und zuweilen spuckt er
Den gelben Auswurf in die blaue Flasche.

Sie schenkten ihm freundschaftlich Angebinde,
Als er zum ersten Male in den Garten stieg,
Je eine Liebesnacht — als drueben in der Linde
Der Kuckuck einmal rief (fuer alle drei) — und schwieg.

Klabund

Весенний день

Народ смакует воздух как собаки,
которым дух весенних дней следить охота.
Горняк из шахты, солнце, длясь во мраке,
так медленно идёт из туч восхода.
И из людей оно вытягивает тени:
разбиты головы, носы и ноги...
Так мысли пресвятые во смятеньи
пред нами по полу позлут — светлы немного.

Клабунд
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы


Ein Fruehlingstag

Die Leute schnuppern in die Luft wie Hunde,
Die dieses Fruehlingstages Ruch erspueren wollen.
Die Sonne steigt sehr langsam aus dem Grunde
Der schwarzen Wolken, wie ein Bergmann aus den Stollen.
Und aus den Menschen zieht sie einen Schatten,
Verzerrt sind Kopf und Rumpf und Flanken...
So kriechen unsre heiligsten Gedanken
Vor uns am Boden, die das Licht doch hatten.

Klabund

Пролог

Сижу за письменный столом
пишу стихотворение
в сам в чернилах сохну в нём,
суша своё дарение.

За стихом стих — игра мила
на маслянистой плеши,
что... быть душевнее могла?
Спроси чего полегше.

Пишу не мук сердечных для:
с душой раздельно легше:
гола, она, себя целя,
кушетку телом тешит.

Но с ней под вечер выхожу
гулять, в петлице с далией
я, Станислав, и вам скажу,
что звать её Амалией.

Клабунд
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы


Prolog

Ich sitze hier am Schreibetisch
Und schreibe ein Gedichte,
Indem ich in die Tinte wisch
Und mein Gebet verrichte.

So giebt sich spiegelnd Vers an Vers
In oelgemuter Glaette.
Nur selten fragt man sich: Wie waers,
Wenn es mehr Seele haette?

Die Seele tut mir garnicht weh,
Sie ist ganz unbeteiligt.
Nackt liegt sie auf dem Kanapee
Und durch sich selbst geheiligt.

Des Abends geh ich mit ihr aus,
Im Knopfloch eine Dalie.
Ich selber heie Stanislaus,
Sie aber heisst Amalie.

Klabund


Уйду

Уйду средь дня —
пришёл я ненадолго.
Берёт мать на руки такого вот меня?
Я вижу батюшку родного?

Здесь много всяческих невест
мои глаза большие любят —
чудны`е, чу`дные? — два в кубе.
Я человек? Я зверь? Я лес?

Клабунд
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы


Ich kam

Ich kam.
Ich gehe.
Ob je mich eine Mutter auf die Arme nahm?
Ob je ich meinen Vater sehe?

Nur viele Maedchen sind bei mir.
Sie lieben meine grossen Augen,
Die wohl zum Wunder taugen.
Bin ich ein Mensch? Ein Wald? Ein Tier?

Klabund

Некоторые шлюхи некоторыми ночами

Парю один сквозь ночь,
никто не мил мне, ведь
свободен я: мне впредь
прошедшей ночи сочь

сытна — заря,
без плоти мужеской уж так легка,
и баба, чья рука
воцвечивает манну утра, не соря.

Клабунд
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы


Manche Dirne in mancher Nacht

Ich schwebe durch die Nacht
Und habe niemand lieb.
Ich bin ja frei: mir blieb
Noch von der letzten Nacht

Genug, dem Morgengluehn
Ganz unbeschwert vom Maennerleib,
Ein schenkend Weib
Dem Morgenmanne hinzubluehn.

Klabund


Иногда

Мне чужды дамы, их
шаги я ненавижу —
вcкользнулся б и затих,
стал ниже.

На свете только я
один особополый:
ля Мёбиус струя;
двубрежный мост, но голый.

Клабунд
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы


Zuweilen

Mir sind die Frauen fremd,
Ich hasse ihre Schritte.
Ich wuenschte, dass ich ganz
In mich entglitte.

Nur ich bin in der Welt,
Nur ich geschlechtlich einsam.
Ein Brunnen, der in sich faellt,
Eine Bruecke, zweiufergemeinsam.

Klabund

Старик

Мой взгляд от слёз тяжел,
мои стопы скребут пол.

Мои длани — дрожащие кулаки,
ищут палку: ишь дразнятся дураки.

Будь руки мои не настолько слабы,
кулак мой достал бы мальчишьей губы,

язык бы скрутил, разогнал их, задир.
Хочу, чтоб со мной развалился весь мир...

Клабунд
перевод c немецкого Терджимана Кырымлы


Der Greis

Meine Blicke sind von Traenen schwer,
Meine Fuesse tragen mich nicht mehr.

Meine Haende sind zur Faust geballt,
Die sich zitternd um den Knueppel krallt.

Waeren meine Arme nicht so schwach,
Wuerf ich ihn dem blonden Knaben nach,

Der die Zunge grinsend nach mir bleckt.
Ich wollte, dass mit mir die ganze Welt verreckt...

Klabund

Английские барышни

Английские бырышни городом длинной цепью идут
двойкой, двойкой, в своих чёрных плащах как сморчки, которых рвут в саду.  
А летом в фиолетовых ходят они
лентах. Спят в кровати одни.
---------------------------------------
Некоторые так красивы,
хочется переспать когда-нибудь с ними.
Но они так малы, малы в своих клобуках навьюженных,
что, думаю, если любить их, то сразу целую дюжину.

Клабунд
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы


Die englischen Fraeuleins

Die englischen Fraeuleins gehen in langer Kette durch die Stadt,
Zwei und zwei, in ihren schwarzen Maenteln wie Morcheln, die man aus dem Boden gerissen hat.
Aber im Sommer tragen sie violette
Schaerpen um den Leib. Sie schlafen allein im Bette.
---------------------------------------
Manche ist so schoen,
Man moechte einmal mit ihr schlafen gehn.
Aber sie sind so klein und klein in ihren schwarzen Kapuzen,
Ich glaube, wenn man sie lieben will, braucht man ein ganzes Dutzend.

Klabund

***
Хранимый у окна цветок вначале
избгеший в жуткой смерти в стуже голой
заботе вопреки меня печалит:
поник он, словно умирает долго.

Чтоб вымарать из пямяти надежду,
замок повесить на былого дверце, 
орудье выбрав острое, я режу,
секу цветок побледший с болью в сердце.

Зачем он так, зачем себя я маю?
Желал я, чтоб исчез он... но обрубки.
Я вновь глаза пустые подымаю
и в ночь пустую длю пустые руки.

Стефан Георге
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы


***
Die blume die ich mir am fenster hege
Verwahrt vorm froste in der grauen scherbe
Betruebt mich nur trotz meiner guten pflege
Und haengt das haupt als ob sie langsam sterbe.

Um ihrer fruehern bluehenden geschicke
Erinnerung aus meinem sinn zu merzen
Erwaehl ich scharfe waffen und ich knicke
Die blasse blume mit dem kranken herzen.

Was soll sie nur zur bitternis mir taugen?
Ich wuenschte dass vom fenster sie verschwaende.
Nun heb ich wieder meine leeren augen
Und in die leere nacht die leeren haende.

Stefan George

Когда меня убьют

Убьют? Прошу меня забыть,
лишь примет гроб Камбренский лес;
в Сионе горнем мне не быть —
не стерпит Грейвса Богобес,
но будь я проклят, буду рад,
не поступив в проклятый Ад!

Убьют? Прошу меня не ждать:
не выдаст тёмный коридор.
В Аду, в Раю вам не видать
меня от сих до прочих пор.
Я буду жив и мёртв в гробу
стихов под ваше "бу-бу-бу".

Убьют? Друзья, не надо слёз,
мол, молод был, да канул в прах.
Убит-забыт-зарыт без слёз,
я жив на шёпотных устах.
Вы в силах кореша спасти
из-под земли, читая стих.

Роберт Грейвс
перевод с английского Терджимана Кырымлы
См. био автора в Вики "... At the Battle of the Somme, he was so badly wounded by a shell-fragment through the lung that he was expected to die and, indeed, was officially reported as having died of wounds. He gradually recovered, however, and, apart from a brief spell back in France, spent the remainder of the war in England..."


When I'm Killed

When I'm killed, don't think of me
Buried there in Cambrin Wood,
Nor as in Zion think of me
With the Intolerable Good.
And there's one thing that I know well,
I'm damned if I'll be damned to Hell!

So when I'm killed, don't wait for me,
Walking the dim corridor;
In Heaven or Hell, don't wait for me,
Or you must wait for evermore.
You'll find me buried, living-dead
In these verses that you've read.

So when I'm killed, don't mourn for me,
Shot, poor lad, so bold and young,
Killed and gone — don't mourn for me.
On your lips my life is hung:
O friends and lovers, you can save
Your playfellow from the grave.

Robert Graves

Жестокая Луна

Над буком тенистым видна
вдали жестокая Луна,
с лица тупа, но глаз в упор —
гвоздок остёр, как лис хитёр.
Она с ума ведёт? У нянь
на языке без сказки дрянь.
Будь зла, Луна б крушила мир —
и пала б Англия как Рим.
Вися, подумай парень сам,
она какое худо нам?
Не верьте, дети, охам нянь:
трудна предальним лунам брань.

Роберт Грейвс
перевод с английского Терджимана Кырымлы

The Cruel Moon

The cruel Moon hangs out of reach
Up above the shadowy beech.
Her face is stupid, but her eye
Is small and sharp and very sly.
Nurse says the Moon can drive you mad?
No, that's a silly story, lad!
Though she be angry, though she would
Destroy all England if she could,
Yet think, what damage can she do
Hanging there so far from you?
Don't heed what frightened nurses say:
Moons hang much too far away.

Robert Graves

Овчар и рыцарь

Овчар в зелёном лонце
любимую обнял.
Сквозь ветви бука солнце
дарит отраду дня.
Те двое пьют до донца
и льют "люби меня".
Овчар кричит: "Светило,
поди ты уголь жарь:
спать в полдень хоть и мило,
но юность хороша.
Будь утренним упруго,
как майские кусты.
Сорвёт тебе подруга 
прекрасные цветы".
Но молвит мрачный рыцарь:
"Мне лес и луг не рай;
Судьба мне вдаль стремиться,
обет мой прям: дерзай.
Отдав житухи часть я
за воинский оклад,
желаю впредь не счастья,
но пущих слав и злат.
Скачи, конёк мой, прытче,
минуя зелен май:
покой могиле сыщем,
где трудным битвам край".

Фридрих де ля Мотт Фуке
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы


Der Schaefer und der Reiter

Ein Schaefer sah im Gruenen,
Sein Liebchen sa im Arm,
Durch Buchenwipfel schienen
Der Sonne Strahlen warm.
Sie kosten froh und heiter
Den Gluecklichen vorbei.
"Sitz ab und suche Kohle",
Rief ihm der Schaefer zu.
"Des Mittags nahe Schwuele
Gebietet stille Ruh.
Noch lacht im Morgenglanze
So Strauch als Blume hier,
Und Liebchen pflueckt zum Kranze
Die schoensten Blumen dir."
Da sprach der finstre Reiter:
"Nie haelt mich Wald und Flur;
Mich treibt mein Schicksal weiter,
Und ach, mein erster Schwur.
Ich gab mein junges Leben
Dahin um schoenen Sold,
Glueck kann ich nicht erstreben
Nur hoechstens Ruhm und Gold.
Drum schnell, mein Ross und trabe
Vorbei wo Blumen blueh`n,
Einst lohnt wohl Ruh im Grabe
Des Kaempfenden Bemuehn."

Friedrich de la Motte Fouque`

Лебединая песня

Поспеют яблоки в моём саду —
им солнце лета дарит летний зной
Приходит ночь, как полдень гробовой,
где призраки поют свою беду.
Горит, мигая, неба звёздный рой —
с ним феи лун смешливые в ладу.
Поспеют яблоки в моём саду —
им летний вечер веет упокой.

В саду роняют яблони мой нимб,
поспевшие по осени плоды.
Поникли ветви — смерть взывает к ним,
ласкает всласть не чуящих беды.
Меня лобзайте, ветры-полульды:
под этим небом я добра не жду.
В саду роняют яблони мой нимб,
поспевшие по осени плоды.

Христо Ясенов
перевод с болгарского Терджимана Кырымлы