Р.М.Рильке "В палисадничке", рассказ

     Подумается этакое иногда... Вчера к примеру. Сижу вот как сейчас ,рядышком с фрау Люси в её дачном палисаднике. Молодая волоокая блндинка помалкивает, созерцает атласно-белое закатное небо, обмахивается ради прохлады брюссельским кружавчиком. А нектар что щекоткой нервы мне пробирает: от платка он этого или от куста сирени того?
     "Эта пышная сирень,- молвил было я ради зачина, не более". А молчания таиственная тропинка петляла глухими думами. Итак, только не молчать!
     Она зажмурилась, и головку запрокинула так, что весь свет вечерний лёг на патинку едва различимых жилок век. Ноздри её легко трепетали что крылья мотылька пьющего от утренней росинки. Рука её покоилась на поручне моего стула ,совсем рядом с моею. Верно, я ощутил кончиками пальцев её дрожь... Не только ими. По всем членам до макушки пробрало меня - и думы ,кроме одной , прояснились... И эта одна клубилась, сгущалась что туча грозовая в раздумье: "Эта дама- другого, она не моя".
     Вот чорт! Я же знал это давно. И тот, другой даже был моим другом. Но сегодня эта странная мысль всё томила меня - и я чувствовал себя нищим деткой засмотревшимся в витрину кондитерской.....................
     "О чём задумались, моя госпожа?- вырвался я из тоски".
     Она улыбнулась: "Вы столь похожи на него!"
     "На кого?"
     Она уже очнулась от грёз: "На моего почившего братца!"
     "Вот как. Он умер в молодости?"
     Она вздрогнула: "Очень юным. Он застрелился. Бедняга! Каким он был замечательным, бравым парнем. Погодите, я ещё покажу вам его карточку".
     "У вас ещё есть братья?- уклончиво продолжил я".
     Она ,казалось, не расслышала. Его взгляд полный голубого покоя смутил и упокоил меня. Взгляд великий что всё небо.
     "Брови, ресницы, этот рот...- спросонья молвила она".
     Я постарался, глядя в её лицо, не выказать волнения. Это удавалось мне с трудом. Она долго всматривалась. Затем подсела поближе ко мне, а голос её обрёл интимное, доверительное звучание. Она говорила тихо, а я вдыхал аромат её волос. Ожившие было радостные и горькие воспоминания зажгли её взгляд, согрели лицо. Черты покойного в горячке показались мне знакомыми, будто я и был тем дражайшим покойником, которого она припоминала.
     Эти очи,... этот рот,... думал я, это  м о й  облик, только облагороженный, утончённый.................
     И когда она наконец, с дрожью в голосе, умолкла, а нежную головку утопила в брабантском кружеве, то я готов был воскликнуть: "Это я! Это я! Заживо осчастливленный, оплаканный такой вот дамой"... и ,не знаю как вышло, я легонько погладил её согретое вечерней зарёй темечко. Она не противилась.
     Затем она взглянула на меня, светло и проникновенно: "Ах, если б он не умер!"- молвила она задумчиво: "Мы бы не расставались, а я не вышла б замуж..."
     Я насторожился.
     Тогда её натура взяла своё :она расплакалась вволю, неистово.
     Я видел как умирает солнце и думал: "Она не моя".
     Но её плач заглушал её размышления.
     И прежде, чем краешек солнца полностью погрузился за фиолетовые холмы, её головка покоилась на моей груди ,а растрёпанные золотые волосы щекотали мой подбородок. А затем я сцеловывал росные слёзы белокурой фрау Люси, а с первыми бледными звёздами расцвела улыбка на её алых устах...
     ... Когда я через час встретился у садовых ворот с её супругом, то заметил как раз в тот миг, когда он протянул мне руку, былинку на своём галстуке. Эта былинка! Я не упустил её из виду и озаботился ладонью смахнуть её в то время, когда вторую поспешно протянул навстречу его...

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы