А бывает иное утро.
Когда приторным становиться вкус собственных слез и соплей. Руки в своем опущенном состоянии устали и, кажется, совсем оттекли. Начинает казаться, что ты сутул от рождения. Щеки, все мимические мышцы лица устали испытывать пятикратную гравитацию. Ты устал без улыбки, ты не улыбался сто лет. Странно. Ты останавливаешься с этой мыслью в тишине утренней гостиной. В квартире ни души. Снова пропускаешь мысль через сознание: «Я не помню, когда я улыбался?» И сначала нахмуришься. Поникнув бездумно стоишь с минуту, глядя как солнечный зайчик бесшумно впрыгнул на тапок. Ты завис. Зайчик преданно греет ногу сквозь тапок.
«За что ты любишь меня?» :спрашиваешь ты его и не замечаешь, как сам собой подымается уголок твоих губ. «За что хочешь согреть?»
И вдруг в груди загорается звезда. Прямо чувствуешь, как загорается звезда! Ты поднимаешь взгляд с тапка в залитое утренним солнцем окно. И в ответ лучам на твоем лице засияла самая искренняя настоящая широченная улыбка. Словно... сам Бог коснулся твоего сердца и вдруг рассеялся серый едкий туман, спиравший дыхание. Глубокий вдох. Сердце забилось. Словно стояло и, и забилось. «Что же это? – уже скалишься, - Что же ты не билось все это время? Ну, здравствуй!»
И все, что можно увидеть дальше покажется поначалу смешным, хотя уже в следующее мгновение понимаешь, что это не смешно, нет, это - радостно. Просто ты радуешься за этого человека, ты рад видеть, как он грустный остановился посреди гостиной, завис, и внезапно просиял, подскочил к компьютеру, включил очень громко веселую песню; как потом он летал по квартире, танцевал сам с собой, поливал цветы, бодро подтягивался на турнике, пританцовывая готовил себе завтрак, писал кому-то письмо, играл гантелями и улыбался, улыбался, улыбался… И так мило и сладко все, словно Бог прикоснулся к сердцу его и исчезло одиночество, и грусти как не бывало.
Знаешь, оно бывает, иное утро. В такое утро умирают в тысячах душ атеисты. Так сильно врывается в твою душу Большая Любовь. И душа тает, как сливочное масло на горячей утренней каше.
И ты выбился из сил сомневаться, и твоя способность горевать истощается, и больше не можешь позволить себе держаться за прошлое, и… входит в твое сердце Большая Любовь. И заливает все ослепительным белым светом. И ты готов дожить день как собственно ты. Ты сам. Настоящий. Весь день будет приятным, как свидание с давно забытым другом – свидание с самим собой…
- Привет, старина!
- Хай!
- Где ты пропадал?
- Вряд ли тебе будет интересно узнать об этом.
- Х-ха! Верю! – и хлопнет по плечу.
- Слишком насыщенный сценарий. Бюджет картины не выдержал и треснул по швам аккурат когда пытались снять хэппи-энд.
- Забудь!
- О чем?
Смеются.
- Я соскучился по тебе.
- Я и сам по себе соскучился. Скажи, что нового здесь? А вообще… Послушай, какие планы на вечер? Мне хочется музыки и… рома что ли. Давай где-нибудь у реки посидим? Пусть будут цыгане и медведи. Надышаться хочу!
- Цыганочка с выходом?
- Да, брат. Так что? Вечером? Я наберу тебя.
- Гуд. Я освобожусь уже в пять. Звони.
А потом будет много музыки, мимолетных знакомств, смех, краски, яркий свет, ритм… Вокруг будет очень громко. Захочется убежать на белый песок. Туда где уединились два шезлонга. Их двое и вас с другом двое. Такая вот рифма. И плюхнешься в свой. Друг протянет тебе какой-нибудь лонг дринк похожий на нелепо-яркого тропического попугая. Начнется и не закончится разговор. Замолчите вы в унисон завороженные извечным зрелищем заката: колоссальный огненный шар медленно сползает по белому небу в теплую реку там, прямо у ее изгиба под бором. И толи в душе, толи в бору на мохнатой сосновой лапе тихо-тихо запоет соловей. «Спасибо Господи, что спас меня. Спасибо, что я снова жив. Спасибо, что на сердце теперь снова так легко…» :молитвой отзовется соловью твоя душа и тайком отпустит на щеку чистую слезу.
Вот как заканчивается день, которому началом было иное утро…
