Почему язык не довел российскую армию до Киева?

Языковой шовинизм — обязательная и непременная составляющая российской имперской идеологии. В многовековой истории взаимоотношений России и Украины почти все значимые гуманитарные вопросы конфронтационны и вызывают разногласия — от бытового спора или бесконечной интернет-полемики и до полноценного вооруженного конфликта, грозящего перерасти в ядерную войну и похоронить всё человечество.

Речь об "общей" и "раздельной" истории, о первородстве — кто кому "старший" и "младший" брат, о православии, о моделях политической культуры, о типах власти и государственного принуждения, о славянах и угро-финнах, о том — "на" или "в" Украине, о том, чей борщ и чей Гоголь.

Но вопрос о языке всегда стоял и стоит на первом месте: классическая логика Москвы или Санкт-Петербурга не меняется столетиями — от Алексея Михайловича и до Владимира Владимировича: украинского языка нет и никогда не было, а то, на чем разговаривают "малороссийские селяне" или "колхозники УССР" — это смешная для русского уха смесь русского и польского языков.

Однако главная стратегия борьбы Московского царства / Российской империи / СССР / РФ с украинским языком заключалась не в запретах, а в навязывании массового стереотипа, что украинский язык — непрестижный, сельский, грубый, отсталый, недоразвитый, что на нем невозможно выразить тонкие чувства и философские понятия, что он тупиковый — в плане карьеры и личностного роста.

На самом деле, всё не так: на данный момент нет тем и сфер деятельности, которые бы невозможно было описать на украинском языке или перевести с русского на украинский и обратно без потери смысла. Ну а развитость, неразвитость или недоразвитость той или иной профессиональной лексики связана не с особенностями языка, а с государственной политикой. Еще в середине 1970-х первый в мире энциклопедический словарь по кибернетике был издан именно по-украински. В начале 1990-х появился даже российско-англо-украинский словарь по космической технике.

Имперский центр считал, что именно язык — основа украинского и беларусского "сепаратизмов". Многие украинские и белорусские патриоты считали так же: если ты за Украину (или Беларусь) — то должен разговаривать по-украински (по-беларусски). И наоборот: если ты разговариваешь не по-русски, значит, ты за Москву.

Так ли это или нет — в том-то и дело, что четкой привязки здесь нет и быть не может! У кого-то — так, у кого-то — иначе. Хотя Путин и Кремль считали, что это так, а потому все граждане Украины, считающие русский язык своим "первым родным", должны были, по их расчетам, радостно встречать колонны российских танков, спешащих освободить их от Бандеры, ужасов украинизации и "искусственного украинского языка".

Впрочем, есть даже единичные примеры использования украинского языка в антиукраинской пропаганде — так, недавно один пророссийский журналист недавно записал по-украински (правда, с кучей смешных ошибок) рэп-композицию о "торжестве России" в его родном Мариуполе, превращенном почитателями его журналистского "таланта" в строительный мусор. В бесконечных российско-украинских интернет-дискуссиях в социальных сетях немало виртуальных персонажей, которые на грамотном украинском языке пишут в адрес россиян омерзительные, человеконенавистнические комментарии (в духе "одесских шашлыков" и "самок колорада"), которые очень часто при внимательном изучении оказываются творчеством легендарных "ольгинских троллей". В Москве после 2014 года возникали идеи создания украиноязычного радио, которое бы вещало на Украину московскую повестку, однако не нашлось достаточного количества украиноязычных подонков.

Но российские стратеги методично, раз за разом делают ставку на языковой вопрос. Сначала российские политтехнологи, работавшие на избрание президентом Леонида Кучмы, подбросили ему еще в 1994 году идею о необходимости русского как второго государственного, но тогда эту идею украинскому политическому классу удалось эффективно похоронить.

При всем разнообразии языковых стратегий, в украинском обществе всегда сохранялось представление о том, что языковой вопрос не является актуальным, что все в той или иной степени двуязычны, и что реально актуальными являются вопросы благосостояния, экономического развития, реформ, политической конкуренции и т.д. Поэтому поднятие тем или иным политиком вопроса о статусе русского языка стало четким показателем, что с ним работают российские политтехнологи (а иногда — и кремлевские спонсоры). Присутствие этих самых моноязычных российских политтехнологов было заметно по тому, как освещалась именно языковая тема: они, писавших программы и речи украинским политикам, всегда высказывались об украинском так, словно речь не о родственном славянском языке, а как минимум, о китайском.

Некоторые из тех, кто думает о языковой политике в нынешней Украине, ссылаются на опыт Польши, Чехии, Словакии: национальное возрождение стало возможным лишь параллельно с возрождением языковым — мол, не было бы языка, поляки стали бы русскими, чехи — немцами, а словаки — венграми. Другие вспоминают опыт Ирландии и Шотландии — вот разговаривают же они по-английски, и это не помешало им культурно обособиться от Англии и жестко бороться за собственную независимость — чего стоит опыт Ирландской республиканской армии!

Поэтому, мол, и Украине надо срочнейшим образом: дружно переходить на украинский язык и тотально забывать язык русский, не изучать русских писателей в школьном курсе зарубежной литературы — по мнению одних. Или полностью прекратить любые дискуссии о языках и считать, что Украина должна быть похожей на двуязычную Канаду или тоже двуязычную Бельгию. Ну или — на четырехязычную Швейцарию.

А как правильно? Как на самом деле? Как было бы более эффективно?

А в том-то и дело, что никаких универсальных и абсолютных моделей не существует. Особенно в таком сложном, эмоционально и личностно окрашенном вопросе, как язык. Зато существует огромное количество стереотипов, неадекватных представлений, иллюзий, штампов, широко распространенных мнений, которые не имеют ничего общего с реальностью, но в которые многие почему-то воспроизводят.

Итак, главный вопрос языка: что такое язык на самом деле? Просто средство коммуникации — сообщения информации от говорящего к слушающему? Либо это средство идентификации, "дом бытия", "место обитания истины бытия", говоря словами немецкого философа Мартина Хайдеггера — часть сложнейшей идентификационной модели, которая связывает нас с "подлинным бытием", с миром предков, с "коллективным бессознательным" нашего народа, с заложенным в языке мировоззрением и мироощущением?

И основные стратегии языковой политики различаются именно в зависимости от понимания языка — то ли как средства коммуникации, то ли как средства идентификации и "дома бытия". Но в том-то и дело что язык является и тем, и другим одновременно! Поэтому какая-либо односторонность в его понимании и построении языковой политики может оказаться контрпродуктивной — как это было, к примеру, после победы Майдана и бегства Януковича в феврале 2014 года. Тогда некоторые "радетели" за украинский язык попытались отменить "языковой" закон Кивалова — Колесниченко. Да, этот закон был обречен и непременно был бы заменен на другой — в недалеком будущем. Но поднятие этой темы в критический для страны момент привело к мобилизации антикиевских сил и настроений — в Крыму и на Донбассе. И многие люди пошли воевать с Украиной "за русский язык", хотя реально его положению в украинском обществе в 2014 году ничего не угрожало.

Разумеется, внешние "доброжелатели" Украины и внутренние сепаратисты всегда играли на языковом вопросе, и им всегда очень неплохо подыгрывали (то ли по собственному неразумению, то ли из корыстных побуждений) самые большие "радетели" развития украинского языка. Однако они запутывали не только украинское общество, но и сами себя — когда надеялись, что так называемые русскоязычные будут встречать цветами путинских "освободителей": большинство русскоязычных почему-то перепутало цветы с "джевелинами".

Итак, по поводу перспектив будущих языковых реалий в Украине можно сделать несколько неочевидных выводов.

1. Русский язык — это не просто язык великорусского этноса и не просто язык Российского государства. Это достаточно сложный инструмент, созданный еще средневековым государством для целей государственного управления, поэтому изначально он развивался как сложный симбиоз украинского варианта церковно-славянского языка и великорусских (преимущественно московских) диалектов и деловой речи. Грамматический строй русского литературного языка XVII века был создан благодаря усилиям украинского ученого Мелетия Смотрицкого и его знаменитой "Грамматике" (1618–1618), а также благодаря "книжной справе" второй половины XVII века. После Пушкина русский язык перешел от стратегии "трех штилей" Смотрицкого — Ломоносова к стратегии "функциональных стилей" Карамзина — Пушкина, однако некоторое украинское и южнорусское влияние послепушкинский русский язык получил со стороны Гоголя и благодаря "Словарю живого великорусского языка" Владимира Даля. То есть, вклад Украины в русский язык имеет место быть.

2. Дальнейшая судьба русского литературного языка в Украине, а также в самой России и во всём мире будет зависеть от исхода боевых действий, начатых 24 февраля с.г. В случае военного поражения Украины и ее расчленения русский язык станет главным языком в Украине и обретет статус государственного. А украинский — будет языком песен, языком некоторых драматических спектаклей, языком некоторой части художественной литературы, языком общения некоторой части западных украинцев и сельских жителей по всей Украине — примерно такую роль играет беларусский язык в лукашенковской Беларуси. Ну а языком образования, науки (если такая сохранится), технологий, языком "серьезных и успешных людей" станет, разумеется, "великий и могучий".

3. Но в случае военного поражения России судьба русского языка может радикально измениться — и в Украине, и в мире. Из языка "старших братьев" и "успешных людей" он превратится в то, во что он превратился в Латвии, Литве или Эстонии: да, его будут знать, им будут пользоваться в той или иной степени. Но чем дальше во времени, тем его распространенность — и по людям, и по сферам хождения — будет сокращаться. Политизировать его уже станет некому, как некому будет и вкладывать средства в языковые войны в украинском обществе: из языка Путина, Брежнева, Сталина и Петра I он превратится в язык Пушкина, Толстого, Ахматовой, Булгакова, Пастернака. Только следует помнить, что в языковых процессах время исчисляется не годами и даже не десятилетиями, а поколениями. Вот, скажем, в разбомбленном Харьковском университете вместо кафедры русской филологии теперь открывается кафедра польского языка и литературы.

4. Что бы кто ни говорил про "русскоязычных украинцев", но для предков абсолютного большинства современных жителей Украины родным был именно украинский язык. Потом многие из них его потеряли: кто-то — в XIX веке, выбившись "в люди", кто-то — в 1930-х, спасшись от Голодомора где-нибудь на донбасской шахте или харьковском заводе, кто-то — в 1960–1970-х, выучившись на инженера и осев в большом городе. Абсолютное большинство жителей Украины солидарно в том, что именно украинский язык должен стать основным языком и публичного, и частного общения. Но у разных людей есть разные предрассудки: кто-то стесняется, над кем-то еще тяготеет стереотип о "сельскости" и "несерьезности", кто-то ждет, когда этот шаг первыми сделают другие люди. Как бы то ни было, одной из гуманитарных задач послевоенной Украины может стать "коллективное вспоминание" украинского языка. При этом эффективной является "позитивная пропаганда", а не "позитивная дискриминация": лучшее для украинского языка может сделать появление на нем серьезных, глубоких, интересных произведений — песен, стихов, романов, фильмов. А не запрещение или охота на русский язык и не ликвидация памятников Пушкину или Толстому.

5. Вокруг русского языка и русской культуры теперь ведется немало дискуссий — об их "отмене". Одни говорят: после Бучи и Мариуполя, после Харькова и Северодонецка русскому языку и культуре не может быть места в Украине! По крайней мере, Пушкин и Достоевский не предостерегли этих "освободителей" от варварства и нелюдских проявлений! Тогда как другие говорят наоборот: политика — отдельно, культура — отдельно! Разве Толстой и Ахматова имеют отношение к Буче? Хоть кто-то из насильников и мародеров читал их? Помнит о них? Вопрос сложный. И, похоже, консенсус по нему будет таким: использование или игнорирование русского языка и культуры — это сугубо личное дело каждого. На нынешнем этапе русский язык в повседневном общении останется еще для части украинского общества просто нейтральным "средством коммуникации", но в следующем поколении — уже вряд ли. (Хотя, конечно, не следует удивляться, если заговоривший где-то по-русски в какой-то сложной ситуации получит или демонстративное непонимание собеседника, или просто в морду. То есть, второе вряд ли возможно, но подобная логика теперь не должна удивлять.)

6. И вот тайна, защитный механизм, которые дезориентировали всех тех кремлевских стратегов, кто пытался расколоть Украину при помощи языкового вопроса. И заключается она в том, что языковой вопрос всё население Украины не разъединяет, а, как ни смешно, объединяет! И объединяет его не украинский язык и не русский язык, а украинско-русское функциональное двуязычие! Все жители Украины в той или иной степени пользуются и тем, и другим языками и именно в качестве родных, а не выученных, но в силу обстоятельств для кого-то "первым родным" является русский, а украинский — "вторым родным". Для кого-то — наоборот. Но российские "архитекторы" и "вершители" мировой политики были не в курсе, поэтому их удары в гуманитарной сфере пришлись в основном по укрепленным и защищенным местам.

В общем, если раньше роль глобального интегратора в Евразии и Восточной Европе играл русский литературный язык, то теперь, не исключено, освободится место и для языка украинского. Главное, чтобы его носители и радетели научились бы мыслить широко, креативно и раскрепощенно — создавая новые смыслы и проекты. А не пугали бы всех языковым шовинизмом-наоборот и не играли бы в старые неумные игры кремлевских политтехнологов.

Источник