Механизмы противодействия насильственным исчезновениям в Крыму

Алексей Плотников, к.ю.н., международное право

В начале сентября ООН опубликовала очередной доклад Генерального секретаря о ситуации с правами человека в Крыму за период с 1 июля 2020 года по 30 июня 2021 года [1]. Среди прочего, в Докладе констатируется, что в распоряжении ООН есть информация о 43 случаях насильственного исчезновения, которые были описаны в Крыму с марта 2014 года, в расследовании которых не было достигнуто никакого ощутимого прогресса.

Есть сведения о внесудебной казни по меньшей мере одного исчезнувшего лица, а из 30 человек, которые были освобождены, никто не получил ни компенсации. Хотя есть сведения о причастности к этим событиям «сотрудников Федеральной службы безопасности РФ» и других представителей оккупационной «администрации», ни один из виновных не был привлечен к ответственности.

«Расследования», если таковые происходили, носили формальный характер, были непрозрачными, и в их рамках родственникам жертв не предоставлялось никакой информации. Те жертвы, которые были освобождены, сталкивались с повторным риском преследования, и большинство из них вынуждены были покинуть Крым после освобождения. В докладе также содержится призыв Генерального секретаря ООН к Российской Федерации «обеспечить независимое, беспристрастное и эффективное расследование всех утверждений о пытках или жестоком обращении, насильственных исчезновениях и произвольных арестах и задержаниях в Крыму».

Когда чиновники ООН говорят о «насильственных исчезновениях», имеется в виду чёткий юридический термин. В 2006 году была принята Международная конвенция о защите всех лиц от насильственных исчезновений [2]. Согласно этому акту, «насильственным исчезновением считается арест, задержание, похищение или лишение свободы в любой другой форме представителями государства или же лицами или группами лиц, действующими с разрешения, при поддержке или с согласия государства, при последующем отказе признать факт лишения свободы или сокрытии данных о судьбе или местонахождении исчезнувшего лица, вследствие чего это лицо оставлено без защиты закона».

Хотя то, что сейчас называется насильственными исчезновениями, существовало всегда, внимание международного права этот феномен привлек в 1970-х годах в связи с практиками некоторых диктаторских режимов. Стремясь избежать ответственности за внесудебные расправы над политическими противниками, такие режимы организовывали сами или через подчиненные им негосударственные группы, тайное похищение нежелательных лиц, что, как правило, завершалось их гибелью (по истории феномена смотри [3]).

Насильственное исчезновение всегда является тайной мерой противоправной властной репрессии. Другие формы похищения человека, например преступниками с целью получения выкупа не считаются насильственным исчезновением. Главная проблема феномена насильственных исчезновений заключается в том, что лицо остается «без защиты закона», то есть его задержание и содержание под контролем властей никак документируется, из-за чего усложняется доказывание нарушения его прав, к примеру, применение к человеку пыток, или содержания с нарушением установленных законом гарантий, либо в ненадлежащих условиях. Кроме того, организация насильственных исчезновений властями позволяет избегать формального суда над задержанным.

С этой точки зрения, к примеру, аресты граждан во времена советского террора, хотя и были противоправными даже с точки зрения самого советского законодательства, но не представляли собой насильственного исчезновения, в том случае, когда они документировались, а убийству или лишению свободы человека всегда предшествовала какая-то формальная процедура, и о проведенной репрессии сообщалось родственникам. Ситуация же насильственного исчезновения характеризуется полным отсутствием формальной процедуры. Государство, властные органы не признают даже сам факт задержания лица, и не сообщают никакой информации о его судьбе.

Насильственное исчезновение отличается от просто нарушений в процедуре задержания. Такие вещи как отсутствие документирования времени и места задержания, не допуск адвоката, не уведомление родных и тому подобное, могут представлять нарушение права человека на свободу и личную неприкосновенность, предусмотренных статьей 5 Европейской конвенции о правах человека и рядом других международных договоров. Однако в таких случаях речь идет о недостатках в организации деятельности правоохранительных органов государства.

Насильственное же исчезновения является проявлением сознательной государственной политики, когда власть не просто не борется с нарушениями при задержании, но и целенаправленно пренебрегает любой процедурой. Насильственное исчезновение – настолько тяжкое деяние, что представляет собой преступление против человечности согласно пункту «i» части 1 статьи 7 Римского статута Международного уголовного суда [4].

По состоянию на начало 2021 года, Мониторинговая миссия ООН по правам человека в Украине зарегистрировала 43 случая насильственного исчезновения в Крыму, из которых 28 имели место в 2014 году, 2 – в 2015 году, 4 – в 2016 году, 7 в 2017 году и 2 в 2018 году. При этом, Миссия ООН относит к насильственным исчезновениям и те случаи, когда задержание похищенного лица регистрировалось позднее, чем оно было фактически задержано (например по делу Александра Стешенко «задержание ФСБ» было «зарегистрировано» через сутки, после фактического похищения, в течение которых похищенного подвергали пыткам).

3 сентября 2021 года стало известно, что фактически «в ответ» на призыв Генерального секретаря ООН прекратить практику насильственных исчезновений в Крыму и расследовать них, неизвестные люди, предположительно связанные с российскими «органами власти», похитили из их домов не менее пяти крымских татар, связанных с общественной деятельностью, в частности заместителя председателя Меджлиса крымскотатарского народа Наримана Джеляла [5].

Хотя позже похищенные лица были найдены в здании ФСБ в Симферополе, их похищения, судя по имеющимся сообщениям, имеют все признаки насильственного исчезновения, поскольку «задержание» происходило с грубым нарушением какой-либо процедуры, без какого-либо оформления, похищенные лица вывозились транспортными средствами без номерных знаков, а позже органы власти отказывались сообщить об их местонахождении. Эти признаки указывают на целенаправленную разработку операции по «задержанию» именно в форме насильственного исчезновения.

Таким образом, статистика Миссии ООН пополнилась еще, как минимум, пятью фамилиями, не считая тех лиц, которые были лишены свободы при попытке узнать о судьбе похищенных. В свою очередь, государство-оккупант продемонстрировало, что после длительного перерыва не собирается отказываться от практики насильственных исчезновений в Крыму. Независимо от дальнейшего развития ситуации, события 3 и 4 сентября уже составляют собой международное преступление.

Похищения 3 и 4 сентября могут рассматриваться в рамках уже существующих или новых производств в Международном суде ООН (как очередное проявление расовой дискриминации крымских татар, за которое отвечает РФ как государство), в Европейском суде по правам человека (как нарушение, по меньшей мере, статей 5 и 6 Конвенции, и, вероятно, других статей со стороны РФ как государства), в Международном уголовном суде (как преступление против человечности, совершенное конкретными должностным лицами российских государственных органов).

Параллельно с этими межгосударственными судебными процедурами, для борьбы с насильственными исчезновениями предусмотрены специальные международные механизмы. Во-первых, речь идет о Комитете ООН по насильственным исчезновениям. Этот орган образован на основании Конвенции 2006 года. Украина является стороной Конвенции, в том числе и положений относительно полномочий Комитета. Российская Федерация не является стороной этой конвенции, однако это не исключает полностью возможности обращения в Комитет из-за действий России в Крыму.

Первая возможность предусмотрена статьей 29 Конвенции, согласно которой каждое государство-участник представляет Комитету в течение двух лет с момента вступления в силу Конвенции для государства доклад о мерах принятых ею для выполнения обязательств по Конвенции. Украина является стороной Конвенции уже в течение шести лет, но информация о подаче нею доклада отсутствует. Представление такого доклада могло бы быть возможностью привлечь внимание Комитета к насильственным исчезновениям в Крыму, а также четко определить позицию Украины относительно ответственности Российской Федерации за такие исчезновения.

Второй путь устанавливается статьей 34 Конвенции, согласно которой, если Комитет получает сведения, которые, по его мнению, содержат достаточно обоснованные свидетельства того, что на территории, находящейся под юрисдикцией какого-либо государства-участника, широко или систематически практикуются насильственные исчезновения, он может, предварительно запросив у соответствующего государства-участника всю соответствующую информацию о положении в этой области, в срочном порядке довести этот вопрос до сведения Генеральной Ассамблеи ООН.

С точки зрения международного права, хотя Крым находится под контролем РФ, и именно она отвечает за состояние соблюдения прав человека на оккупированной территории, Украина не потеряла юрисдикции над полуостровом. Поэтому сообщение Украиной о ситуации в Крыму как о ситуации, происходящей под юрисдикцией Украины, вполне возможно.

Третья возможность – обращение в Рабочую группу по вопросам насильственных и недобровольных исчезновений (Working Group on Enforced or Involuntary Disappearances) – в орган ООН, который собирает информацию о случаях насильственных исчезновений и может обращаться к любым государствам, или негосударственным группам в интересах родственников жертв насильственных исчезновений [6]. В 2018 году эксперты Рабочей группы уже посещали Украину, и во время визита они не были допущены в Крым государством-оккупантом, не смогли проверить информацию о случаях насильственных исчезновений в Крыму [7].

Впрочем сам факт недопущения Рабочей группы ООН в Крым может рассматриваться как доказательство нежелания государства-оккупанта расследовать практики насильственных исчезновений, и он может использоваться в процессах в международных судах.

Вряд ли можно ожидать, что государство-оккупант прислушивается к призыву Генерального секретаря ООН и прекратит практику насильственных исчезновений. Обращение в международные органы, занимающиеся вопросами насильственных исчезновений, имеет смысл с целью получения дополнительных доказательств и оценки со стороны международного органа, обладающего специальной экспертизой, которые могут быть использованы в дальнейшем как в политическом ключе при работе с правительствами третьих стран, так и в юридическом – в качестве доказательств в международных судах.

Источник