Хотелось снега. Хотелось белого пятна на серой скатерти будней. Странное, ничем необъяснимое желание видеть, как невесомые хлопья укроют землю. Я подошла к окну и заявила хмурому небу:

- Хочу снег!

Часа через два в дверь вошел румяный от мороза папа, и радостно заявил:

- Там снег идет!

Я бросилась к окну. Действительно, первые робкие снежинки опускались на клумбу с хризантемами. Все, зима началась!

Вместе со снегом посыпались звонки и смс-ки. Звонили и писали мужчины. Бывшие и настоящие, близкие и далекие, те, о ком думала, и те, про кого давно забыла. К полудню я начала подозревать, что у меня не осталось ни одной подруги. А иначе как объяснить их молчание? Позже все прояснилось. Подруги звонили, и каждая начинала с вопроса «Ты не спишь? Я тебя не разбудила?». В голове мелькнуло насмешливое: «А мальчики лучше знают, когда я просыпаюсь».    

Дурацкий вопрос «Что тебе подарить?». А как же твоя коронная фраза «Подарок должен поражать воображение своей ненужностью?». И почему ты спрашиваешь об этом только сегодня? Вчера тебя хватило только на едкое: «Опять проведешь праздник на кухне? Лучше бы в ресторан сходили». И я не смогла (не захотела) объяснить, что ресторан, боулинг, ночной клуб – это для друзей. А родная кровь требует семейной обстановки и домашней еды. И так спасибо, что последние пару лет с меня перестали требовать домашние пироги, а ведь невестка так и печет к празднику горы печенюшек.

К вечеру легкий снежок стал ледяной крупой, Я так и знала, что пользуясь темнотой, и тем, что я слишком занята, чтобы выйти на улицу и проверить, с неба вместо драгоценных снежинок начали сыпать что подешевле. Уже ночью, провожая гостей, я провалилась по щиколотку в ледяное крошево, подняла голову в темное небо, и прокричала:

- Я просила снег! Это – уже перебор!

К утру пошел дождь. Но ведь это был уже не мой день рождения.  

P.S.  Огромное спасибо за поздравления, подарки и открытки! Именно ваши теплые слова и делают праздник праздником.  

Сострадательно-презрительный, любопытно-язвительный и даже удивленно-искренний. Один и тот же вопрос:

- Тебя что, муж побил?

Даже от тех, кто наверняка знает, что у меня и мужа-то нет. А тот, кто временно исполняет его обязанности, никогда не поднимет на меня руку. И все равно:

 - Тебя что, муж побил?

Спрашивают даже те, кто с детства прочувствовал на себе мою тяжелую руку, и знают, что побить меня нельзя. Убить – можно, а побить – нет. Старший брат научил самообороне еще в далеком и очень раннем детстве. И вот опять:

- Тебя что, муж побил?

Не выдерживаю. Задаю встречный вопрос:

- Я что, так похожа на жертву мужского рукоприкладства?

- Нуу… Ты же всегда в синяках…

Поднимаю челюсть с пола. Возразить нечего – я действительно «всегда в синяках». Не рассказывать же каждому, что синяк на мне можно поставить, просто слегка ущипнув. Шлепок по «мягкому месту» - это отпечаток пятерни еще недели на две. Во что я превращаюсь после ночи любви, рассказывать не буду, сами догадаетесь. Зимой все это (ну, или почти все), скрывается под одеждой. А вот летом… Оказывается, некоторые подруги действительно думают, что Он меня бьет (тут по смыслу идет смайлик, в истерике катающийся по полу). У кого хватает фантазии – подозревают у меня склонности к садо-мазо (смайлик бьется головой об пол). А теперь еще и это…

- Тебя что, муж побил?

А всего-то случайное (хоть и весьма болезненное) пересечение траекторий движения чужого локтя и моего лица.

Виктор

Витька-одноклассник. Мелкий, светловолосый. Мы жили в одном дворе и часто вечерами гоняли до потери сознания во всякие детские, часто нами же придуманные игры. И ссорились, и дрались даже. Девочкой я была рослой и пухлой (теперь самой странно – как я могла быть самой высокой в классе? С моими-то 160 в прыжке))). Витька был на голову ниже, и худее раза в два. И все время дергал меня за косы. Больно, кстати. Помню, однажды я разбила ему голову. Он обзывался, а я молча подняла камень и бросила в него. А потом развернулась и ушла домой. Через полчаса на нашем пороге стояла Витькина мама и высказывала моим родителям, что дочь у них растет бандитка, и  т.д. и т.п.

В пятом классе я порвала ему галстук за то, что он бросил в меня тряпкой. Ему тогда хорошо влетело от классной, но он меня не сдал.

 В седьмом я застукала его за подсовыванием в мой портфель валентинки. Витька покраснел и убежал. А потом еще долго боялся посмотреть мне в глаза.

На встрече выпускников в честь 10-летнего юбилея он в первый раз пригласил меня на танец. И признался, что я была его первой любовью. И что он никак не мог решиться пригласить меня на свидание. Я смотрела на рослого блондинистого паренька и думала «Эх, Витя, что же ты так поздно?»

Они снова сидели за своим любимым столиком. Они приходили сюда так часто, что бармен и официантка давно здоровались с ними, как со старыми друзьями. Тихий, уютный полуподвальчик. Место, где никогда не бывает знакомых. Сбегая с работы на полчаса раньше, они успевали выпить по чашке кофе, поделиться новостями, а главное, посмотреть друг другу в глаза. И ровно в шесть вечера разлететься каждый в свой дом.

Она уже и не пыталась понять, зачем приходит сюда. Просто, не видя его больше двух дней, она начинала ощущать странную пустоту там, где должно быть сердце. Зачем сюда приходит он? Этого вопроса она ему никогда не задаст. Потому что не хочет знать ответ.

Они никому не рассказывали про эти встречи. И тем самым оба обманывали человека, который когда-то их познакомил. Который любил ее, а ему был лучшим другом. Но разве это измена – только кофе, только разговоры. Зачем тогда скрывать? Затем. Потому что промолчать проще, чем пытаться объяснить то, чего и сам не понимаешь. А она не понимала. Не понимала, зачем ей, любимой и вполне счастливой, так нужен этот взгляд, этот голос.

Он так напоминал ей отца. Спокойная сила, уверенность в каждом движении, обаяние в каждом слове. Он не был красив, но в нем чувствовалось то, что она ценила в мужчинах больше всего – надежность, способность принять решение и за руку провести ее через всю жизнь.

И она желала его. Хотела не просто секса с ним. Секс – это слишком мало. Хотела не только любить его. Любить – это слишком больно. Она желала обладать им. Знать, что этот мужчина только ее, и ничей больше. Чтобы никогда не захлебываться от ревности. Чтобы никогда не делить его ни с кем. Чтобы в его мыслях, сердце и душе быть единственной. Только так. И она никогда не согласится на меньшее.

Как часто мы хотим невозможного. Хотим так много и так сильно, что причиняем боль себе и другим. И как тяжело вовремя остановиться. Как невозможно отказаться от своих желаний.

За дальним столиком в кафе сидели двое. Пили кофе и тихо разговаривали.

- Чего бы ты хотела больше всего на свете?

- Больше всего на свете я бы хотела… никогда тебя не знать.

Он достал из коробки бинты, хирургические иглы и лечебные мази, повернулся к лежащей на кровати, покачал головой:

- Глупая ты…Ну сколько можно?

Она молчала. Он бережно промыл ее раны, ловкими пальцами вправил вывихнутые суставы, зашил разорванную плоть. Она мужественно терпела боль. И только слезы текли из невероятно красивых бирюзовых глаз.

- Просил же тебя – не летай так высоко. Это опасно.

Она снова промолчала. Он закончил бинтовать ее тело, критически осмотрел свою работу.

- Зачем оно тебе надо? Ты только посмотри на себя. Едва затянулись раны от прошлых падений.

- Раз были падения, значит, были и взлеты. Лучше разбиваться насмерть, чем вовсе не уметь летать.

Она замолчала, закрыла глаза. Ее дыхание стало тихим и равномерным. Он подождал, пока она уснет, разжег камин и задымил ароматной трубкой. В голове роились воспоминания, о ней, о них. Она была непостоянна и капризна. Часто исчезала, не предупредив. Ее нельзя было удержать в руках, привязать к себе. Ее можно было только ждать, и верить. И тогда она возвращалась. Ее полет был прекрасен. Но он всегда втайне мечтал, и одновременно очень боялся, что однажды она разлюбит свободу, и станет обыкновенной домашней наседкой.

Шли дни. Он ухаживал за ней, кормил, развлекал разговорами. И постепенно она оживала. Ее оптимизм заживлял раны лучше всяких мазей. Из бирюзовых глаз уже не текли слезы. А по утрам он все чаще слышал переливы ее песен. Он был счастлив. Он уже привык думать, что так будет всегда. Но однажды она исчезла. Распахнутое окно, обрывки бинтов на полу. Его пташка снова упорхнула. Снова предпочла спокойной жизни взлеты и падения неизвестности.

Он разжег камин, подмигнул пламени и подумал, что быть Фениксом гораздо проще, чем многострадальной Птицей Счастья.

Жил-был добрый молодец. И было у него две жены – законная и гражданская. Жил он с гражданской женой, а к законной ходил в гости. Спал он с обеими или только с одной, мне не ведомо (ибо не удосужилась спросить). И встретил однажды добрый молодец девицу-красавицу (скромно так, да))). И сказал он ей «Будь моей полюбовницей!». Но была девица-красавица норовливая да вредная, и ответила она добру молодцу «А ты брось своих обеих жен, вот тогда и поговорим». Но было добру молодцу так тепло и сытно в хоромах гражданской жены, что не хотел он уходить восвояси даже ради девицы, пусть и красавицы. А был он хорош собой да пригож. К отказам не привык, и решил, что все равно девица передумает да ответит взаимностью. А девица в ответ только фыркала «Не пойду я третьей женой. Чай у нас не гарем».

Шло время, но не забывал добрый молодец свою девицу. Все названивал да письма слал. А однажды и в двери постучался. Открыла ему девица красавица и спрашивает:

- Чего пожаловал?

- Выгнала меня супружница моя. Вот я и пришел. Хочу с тобой жить.

Но ответила строптивая девица:

- Иди туда, откуда пришел. Ты мне не надобен.

Закручинился добрый молодец, да и пошел с женой мириться.

Прошло еще немного времени, и прислали друзья девице весточку, что пьет добрый молодец горькую, что спасать его надо. Пришла девица и видит, что пьян добрый молодец да невесел. И спросила она:

- Что же ты, зараза, делаешь? И зачем?

И ответил он:

- Я когда выпью, мне жизнь не такой хреновой кажется.

- А что же в жизни твоей такого хренового?

- Тебя в ней нет…

Хоть и была наивной девица красавица, а не поверила, что в ней причина. Не поверить то не поверила, а пожалела молодца. Только вот как помочь ему, она не знает.

Сказка-сказкой, а суть проблемы такова – спивается молодой красивый мужик. С тремя высшими, с хорошей работой и стабильной зарплатой. С женой красавицей и дочкой умницей. И вот как его из этого болота вытащить ,я не знаю. Советуйте. 

Странное это время. И лето уже далеко, но и зима еще не скоро, и поздней осенью не назовешь, и на бабье лето уже не тянет. Странная пауза. Безвременье. Межсезонье. В небе полный сумбур и кавардак. Синоптики это называют «переменная облачность». Рука тянется в тумбу за зонтом. Вспоминаю, что он уже третью неделю ночует у Полли в офисе. Надо бы забежать, забрать, да все нет времени. На улице вспоминаю еще и про перчатки. Пальцы зябнут. Прячу их поглубже в рукава. Лаковые сапожки, любимое розовое пальто, и неспешная прогулка по осеннему парку. На тополях пробились первые желтые листочки, как ранняя седина в шевелюре двадцатилетнего парнишки. Под голыми кленами сугробы из листьев. Мой мопс увлеченно резвиться в опавшей листве, пыхтит и старательно изображает ежика. Иногда искоса недовольно поглядывает на меня. Извини, дорогой. Это не весна, когда мы наперегонки бегали по трассе здоровья под аплодисменты первых любителей шашлыков и пикников. Да и не лето, с ежевечерним ритуалом собирания гальки по колено в воде. Ты приносил их в пасти по камешку каждый день, собрав к сентябрю внушительную коллекцию. Разноцветные кругляши катаются по полу, мы спотыкаемся и тихо поругиваемся, но ни у кого не поднимается рука выбросить все это богатство или задвинуть подальше в угол. А теперь купания под запретом до весны. И все что нам остается – это плыть в океане увядающего парка, ныряя из одного листопада в другой. Тихое блаженство. Всеобщее умиротворение. И на душе так же тихо и немного грустно. Душа ждет весну... 

- Сколько тебе лет?

Пожимаю плечами:

- А какая разница?

- Никакой. Просто любопытно.

Глаза цвета крепкого чая завораживают.

- А самому-то сколько?

- А это важно?

- Нет. Просто любопытно.

Обычные кошки-мышки. Он прекрасно знает, что мне почти тридцать. Я знаю, что ему скоро восемнадцать. Красивый мальчишка. И костюм ему очень идет. Пробегаю взглядом по его парадной рубашке. Я знаю, что под ней гибкое мускулистое тело молодого самца. Невольно вспоминается наша первая встреча пару месяцев назад. Ранним утром мы столкнулись в коридоре: я, в коротком шелковом халатике на голое тело, и он, с голым торсом, в шортах, или трусах, я не рассматривала. Все, что он тогда смог выдавить из себя, это неуверенное «Здрасте!». Я понимаю, что женщина, выходящая утром из комнаты его кузена-ботаника, явление столь же прогнозируемое и частое, как снегопады в Сахаре. Есть от чего потерять дар речи.

Зато сегодня он разговорчив. Даже слегка чересчур. И не забывает подливать мне вина. Зря. Я давно знаю свою норму, и не выпью лишнего глотка. Наши взгляды встречаются. Он подмигивает, улыбается.

- Потанцуем?

Мы выходим в центр зала. Он приобнимает меня за талию, прижимает к себе. Немного сильнее, чем требуется для танца, но не на столько, чтобы это выглядело наглостью. А двигается он хорошо. Медленно и плавно ведет меня по залу, с каждым поворотом прижимая к себе чуть сильнее, становясь чуть ближе. Завлекает. Заманивает. Я чувствую запах его кожи, биение его сердца. Лет десять назад это бы подействовало. А сейчас просто…забавно, не более того.

Музыка умолкает. А горячие губы у моего виска шепчут о продолжении вечера. Выскальзываю из его рук. Сухо прощаюсь.

Утром мы снова сидим за одним столом. Он полунамеками, и вроде бы как и не мне, рассказывает, как весело и продуктивно провел ночь. Не дождавшись реакции, начинает активно ухаживать за моей подругой. Хорошая тактика, но тоже бесполезная. Подруга двумя фразами отшивает его. Похоже, он обижен. И снова начинает ластиться ко мне. Красивый мальчик, веселый. Но я давно ценю в мужчинах совсем другие качества.

Сегодня она плачет. Миловидная блондинка, всегда такая веселая, шутящая на грани приличий, всегда первая заводила и душа компании. Всегда, но не сегодня. Сегодня от нее ушел муж. И она плачет. Тихо, не навзрыд, размазывая косметику по веснушчатым щекам. Мы отпоим ее валерьянкой, и она расскажет, как методично муж собирал свои вещи, как он цинично бросил последнее «Я давно тебя не люблю», и как от звука хлопнувшей двери она впервые в жизни потеряла сознание. И она опять будет плакать. И проплачет весь день, и завтра, и еще неделю. А потом увидит тоску в голубых глазах дочери, и поймет, что рано себя хоронить, что ее ребенок заслуживает самого лучшего детства, несмотря на уход отца, который и думать забыл, что у него есть дочь. Она покрасит свои локоны в кардинально-черный цвет, и начнет жить заново, с чистого листа. Она научится преодолевать все сама, не рассчитывая на поддержку, не прося о помощи. А мы будем радоваться ее маленьким победам. Через полгода ее волосы снова сменят цвет. Теперь на огненно-рыжий. Ее губы вспомнят, что такое беззаботная улыбка. Она заново научится флиртовать, принимать ухаживания и чувствовать себя желанной. А через год, когда ее дочь доверчиво положит свою маленькую ладошку в крепкую мужскую ладонь и спросит «Дядя, а ты пойдешь с нами в зоопарк?», она поймет, что счастье вернулось в ее дом. И все у нее будет хорошо. Ведь год – это не так и много.

Друзья бывают разные.

Есть друзья, которые делят с тобой серые будни. Ты видишь их каждый день. Ваше общение прерывается только на сон. Они часть твоей повседневности, они в курсе всех маломальских событий твоей жизни, они знают о тебе больше, чем иногда хотелось бы. С ними ты и ссоришься чаще, чем с другими. По мелочам, не в серьез. И это никак не влияет на ваши отношения.

Есть друзья, которых ты видишь раз в пятилетку. По тем или иным причинам. И расстояние не всегда является решающим аргументом. Вы можете созваниваться раз в год, пропустить очень важные события в жизни друг друга. Но в глубине души есть уверенность, что если вдруг что стрясется – они все бросят и прилетят к тебе на помощь из любой точки земного шара. И ты все бросишь по первому зову и тоже полетишь. Такая дружба не требует больших душевных и временных затрат, но от нее всегда тепло и спокойно той самой душе.

Есть друзья-жилетки. Они видят тебя в самые неприглядные моменты твоей жизни, когда даже зеркало не хочет на тебя смотреть. Но они не перестают тебя любить. К ним можно прийти поплакаться на тему «я самый несчастный Карлсон на свете!». И они пожалеют и утешат. А может, и поплачут вместе с тобой. Иногда это тоже нужно. Но лучше не злоупотреблять.

А есть друзья, которые становятся твоей совестью, твоим стержнем и волей к жизни. Только они могут сказать «Эээ, мать! Ну, ты даешь! И что это за сопли? Почему ты решила, что тебе хуже всех?». И становится стыдно за себя. И приходится брать себя в руки, а иногда и собирать по кускам. И жить. И идти вперед. И не жалеть себя, а действовать. И очень важно, чтобы такой друг в нужную минуту оказался рядом и отвесил полноценный тумак. Дабы неповадно было раскисать.

P.S.  Собственно говоря, я просто хотела сказать «Спасибо!»