Обидно и грустно это.
Стук сердца заметно тише.
Когда-то он был поэтом.
А нынче агитки пишет.

Мечты в никуда уплыли.
Исчез бесшабашный вызов.
Когда-то имел он крылья,
Но тянет желудок книзу.

Приятная тяжесть брюха.
Ну, чем не мечтам замена...
Когда-то был сильным духом,
А нынче от духа - пена.

Шагренево сжались темы.
Зато в словоблудьи прыткий.
Когда-то писал поэмы,
А ныне строчит агитки...

Спецназ отстреливал собак.
Ведь на носу чемпионат.
А несогласных в автозак
Швырять скомандовал комбат.

А остальных - прогнать взашей,
Усердно применяя газ.
Спецназ отстреливал бомжей,
Ведь скоро первенство у нас.

Коль скоро первенство у нас,
Не лезь в герои, ешь да спи.
На то и нужен он, спецназ,
Чтоб на людей спускать с цепи.

Спецназ отстреливал людей.
Ведь на носу большой турнир.
Чем больше вырежешь идей,
Тем наверху прочнее мир.

Хрустящая корочка льда
С утра разбросалась по луже.
У города нынче беда:
Морозом слегка он простужен.

Закутавшись, спрятав тела
От ветра, от стужи, от дрожи,
Несемся к истокам тепла
В надежде, что это поможет.

Безлики декабрь и февраль,
Январские игры унылы.
Морозна бесснежная даль.
И все безнадежно простыло.

Продрогли Венера и Марс.
Собака вдали жалко воет.
Какой-то бессмысленный фарс,
Что только зовется зимою.

Луны подмороженный взгляд
Из серости облачной дымки.
И как же ты трепетно рад
Упавшей в ладони снежинке...

Бесцветны и хмуры дома.
И эта тоска неизбежна,
Когда к нам приходит зима
Такою уныло-бесснежной.

Проходят стандартно годы.
Сгорают в бесславный пепел.
Рабам не нужна свобода.
Рабы воспевают цепи.

Свобода же так не близко...
А тут и тепло, и сыто.
Была бы похлебки миска
И прочая сладость быта.

Приятно быть в гуще стада,
Мычать, как хозяин скажет.
А всяких иных укладов
Не надо и с маслом даже.

Не речи, а жалкий лепет.
Не мысли, а подтанцовка.
Одеждою стали цепи,
В них действуешь очень ловко.

За рабство тебе назначат
Кусочек от булки сдобной.
А тех, кто живет иначе,
Облаивать будешь злобно.

Две руки, две ноги.
Мысли.
Мы так много могли.
Скисли.

Потеряли ключи
К Богу.
И сейчас лишь ворчим
В блогах.

Гордо шли я и ты
К счастью,
Трансформируя рты
В пасти.

Каждый смотрит кругом
Зверем.
За надежным замком
Двери.

Не ищи в массе злой
Друга.
Нас отправили в строй
К слугам.

С ними рабству поешь
Оды,
Сделав сладкую ложь
Модой.

Две руки, две ноги.
Мысли.
Мы так много могли.
Скисли.

Тихие улочки. Эхо шагов.
Стены, одетые в тени.
В сон погружается медленно Львов,
В сон из любви и забвений.

Улочкам вновь о любви прошепчи,
В дымку уйди по брусчатке,
Чтоб обнаружить внезапно в ночи
Старых времен отпечатки.

Улицы помнят безумия смут,
Песни и старые страхи.
Рядом с тобой во тьме оживут
Рыцари, ксендзы, монахи...

Где-то в окне вздрогнет отблеск огня,
Где-то ребенок заплачет.
И из тумана, трясясь и звеня,
Выедет старый трамвайчик.

Черной громадой старинный костел,
Старый, в морщинах, фонарщик
Рядом с тобою устало прошел
Город подсвечивать дальше.

Ночь пролетит, смыв следы прежних лет.
Мрак растеряет оковы.
В окна лучисто влетит яркий свет.
Город изменится снова.

Старые тени из призрачных снов
Тихо растают на солнце.
И переполнится утренний Львов
Бурями новых эмоций.

Свет пробежит от окна до окна,
Делая тени короче.
Спрячется в темных углах старина
До наступления ночи.

Город с рассветом забудет про сны
И в новый день устремится.
И только тенью у серой стены
Тихо замрет старый рыцарь.

Губки трогала помадой
Так изящно, так прелестно.
Потому что быть ей надо
Яркой, светлой, интересной.

Так старательно и мило
Тушью красила реснички,
Бросив в дело все, что было,
Из волшебной косметички.

Перед зеркалом кудряшки
Аккуратно расчесала.
Вышла в город, и тотчас же
В мире больше света стало.

  Шановний респонденте, запрошуємо Тебе взяти участь в опитуванні, яке проводить слухач секції журналістики Львівської обласної Малої академії наук, Соломія Буй.

Мета: визначити українські телеканали-лідери та найпопулярніші жанри телепрограм серед глядацької аудиторії; з’ясувати роль телевізійного нарису у вітчизняному медіапросторі.

https://docs.google.com/spreadsheet/viewform?formkey=dHJWdldhS2FVM2xUeTFhZE9wWTJ3dkE6MQ

Он патокой вымазал льстивые строки,
Сто раз поклонился. прогнулся сто раз.
Он слизывал пыль с самой грязной дороги,
Которою следовал барин за час.

Но время пришло - за теплом стало зябко.
В седины его облачила судьба.
И выброшен был, как ненужная тряпка
Из свиты. Печальная участь раба.

Теперь он ворчит всякий раз на рассветы.
Они же не те. как в его лучший час.
как был изначально он рабским поэтом,
Поклонником рабства остался сейчас.

Подачка и милость хозяина - боги.
Огонь в этом сердце от злобы погас.
Он патокой вымазал льстивые строки,
Прогнувшись под барином тысячи раз.

Он брызжет слюной, а считает, что пламя
Несет его мысли. Он жалок и слаб.
Но против свободных за пазухой камень
Хранит и старея заброшенный раб.

Нет вдохновения.
Сломаны строчки.
Рифмы-бродяги
Убого бедны.
Мысли в какой-то
Чужой оболочке,
Словно нечеткие,
Рваные сны.

Слово за словом
Стираешь со вздохом.
Все они вялы,
Банальны до слез.
Нет вдохновения.
Пишется плохо.
Не до полетов.
К дивану прирос.

Злой паутиной
Музыка лени
Давит на мысли
И глушит слова.
Небо бесстрастно.
Нет вдохновенья.
Только намеки
Щекочут едва.

Мыслям созвучно
Так одиноко
В небе унылом
Тоскует луна.
Нет вдохновенья.
Сломаны строки.
Муза гостит
У чужого окна.

Рифмы-бродяги,
Скука метафор.
Мысли все круче
Сплетаются в бред.
Стертые строки.
Творчество краха.
Нет вдохновенья.
Поэзии нет.