Осколки

Разбиваясь на осколки
Летят вдребезги
Года юные прошлые
Мысли темные гложут
Сохраняя в себе главное
Пространство для нового

Иван зашел в магазин, в винный его отдел. Разгребая ботинками занесенную с улицы слякоть, пробрался к прилавку. Комкая в руках потрепанную трешку, просит продавщицу: - Дайте чего-нибудь, плохо мне… Бутылочка исчезает в глубинах ватника, на лице Ивана трепетная улыбка.
Иван нежно проводит рукой по ее мягкой коже, пальцы путаются в волосах, язык касается губ. Влажные ладони пробуют упругость юного тела. Тихо шепчет на самое ушко: - Сегодня звезды светят ярче… Гаснет свет.
Утром Иван не проснулся ото сна и поэтому вынужден был собирать осколки сновидений, чем и развлекал себя оставшееся время. Было бы противоестественным заглядывать в чужие сны или тем более читать чужие мысли, но кто в праве наложить запрет на собственные грезы, какими бы противоестественными они не были.

I

- ... зашли мы, значит, тогда в подвал, а там темнота - хоть глаз выкалуй. Димыч подсветил зажигалкой, а там по полу крысы шныряют во все стороны! Я Димычу говорю - иди, мол, первым, у тебя свет - дорогу освещать будешь, как Данко светил слепым людям. Слепым он не светил - отозвался Димыч. Ну, тогда незрячим - поправился я...

... и вот новоиспеченный Сократ, Платон этакий, Пифагор в штанах думает, что он самый умный только по причине полного отсутствия каких-либо знаний...
- А что вы с Димычем в подвале делали?, - перебила монолог Катерина. Ей сначала показалось, что у Боба имеются шизоидные наклонности и только потом Катя заметила, что юноша был в довольно сильном подпитии.
- Это я специально заманил Димыча в подвал, сказал что там строители пооставляли кирпичи и цемент. Его потом крысы загрызли, - глупо пошутил Боб.
- А за чем Димыч перед тобой провинился, что ты погубил его таким страшным образом, - поддержала разговор Катерина, так как других возможных собеседников в округе больше не наблюдалось. Со стороны костра доносился звон стаканов.
- Он не передо мной провинился, а перед Родиной виноват, все человечество подставил фактом своего существования. Что жизнь его стоит, теперь уже стоила? Лучше бы ничего, но нет - вся его деятельность была направлена на подрыв общественного менталитета в космополитических масштабах...
- Кто тебя судьёй поставил, чтоб от всего человечества обвинение выдвигать, - вставила Катя, не давая диалогу деградироваться до монолога.
- Я не судья, я - палач. Судья ответственный за приговор, моё дело маленькое - чик! и нет человечка. А обвинение он сам себе выдвинул, тяжелое обвинение, такое, что оно его и раздавило. Он уже мертвым в подвал входил, он живым из него вознесся...
- Что, хоть, за обвинение?, - Боб упорно скатывался в словесную бездну и Катерина старалась время от времени разбивать словесный поток первыми пришедшими на ум вопросами.
- Он не хотел жизни, не видел смысла в осуществлении обмена веществ на уровне индивидуума. Небо для него было черно даже в самый солнечный день, - Боб облизал пересохшие губы, - а ночи были еще темнее. Дни его были похожи один на другой и оттого сочтены. Да и в подвал он полез только для разнообразия. Не нужны были ему кирпичи, цемент ему не нужен был...
- И его похоронили потом на кладбище?
- Нечего было хоронить. И ремешка от него не осталось, так что никаких следов - все шито-крыто. Исчез человек и всё тут, был и нету...
- И родственники не знают, что произошло?
- У него не было родственников...
- А знакомые?
- У него не было и знакомых, у него был только лишь я, да и я был, собственно, им, так что он был совсем один. Один на один со всем миром и один на один с собой. Вот он и не выстоял, поэтому и нет теперь его...
- А ты остался?
- Да я остался. Я живучий, как кошка, оттого и крысы меня боятся. Его съели, а меня даже коготком не тронули. Я знал об этом, поэтому и повел Димыча  в подвал, но самое страшное, то, что он тоже об этом знал и все-таки пошел, потому, как приговорил себя, нашел виновным и без смягчающих обстоятельств...
- И как же ты без него?
- Как без рук. Как без правой руки и без левого полушария - жить можно, но не стоит...
- А ты себя не приговорил?
- Я не могу приговорить. Я палач, а не судья. Судья мертв, он признал себя виновным, и палач привел приговор в исполнение. Палач жив, он не может вынести себе приговор, как и судья не может покарать сам себя. Весь вопрос в том кто будет первым. Но если приговорить палача и он покарает сам себя, то теряют смысл дальнейшие приговоры судьи. Палач же не мучим ни чем. Нет приговоров - нет виновных и совесть его чиста. Димыч принял единственное правильное логически обоснованное решение, хотя я виновен в той же степени, что и он. Все определяла должность. Быть судьей ему казалось безопасней и вот я жив, а он мертв...