Голосом, цепким, как новая бандерилья
- 17.01.12, 23:17
Голосом, цепким, как новая бандерилья,
он вопрошает: "Где твои крылья?"
и щурит бездонный глаз
(левый, что характерно...)
Разговор, сплетённый из общих фраз,
отдаёт не то, чтобы серой — скверной,
и словам там тесно,
и душно мне
от шестой ментоловой сигареты,
но в его кармане ключи от лета
и проект на рай безо всяких смет.
Он сегодня снова иной совсем
и спиной прямою на цифру семь
так похож,
что хочется взбелениться,
но вокруг мелькают года и лица,
и я слушаю перечень всех дилемм.
Он пускает кольцами белый дым.
Ядовито думаю: "Вечный мим,
как же ты состарился в одночасье..."
Он читает мысли и, сжав запястье,
шепчет гулко: "Глупая, смерти нет,
я бессмертен, видишь?"
Конечно, вижу — вероятно,
выставлен плохо свет,
или мы сегодня гораздо ближе?
Как бы ни было, вечер идёт на спад,
обнимает тьма непрестольный град,
и неспешно пальцы его скользят
по моим коленям навстречу ночи,
и от жара рук тяжелеет взгляд...
— Хочешь, девочка?
... Очень-очень?... —
и с ухмылкой смотрит, как я горю.
Проведя по стрелке несмятых брюк,
разминает пальцами сигарету.
Он меня волнует, но к чёрту это —
так ему, понятно, и говорю.
Он уходит; вечность идёт за ним,
прижимаясь псом; неотрывней тени.
Запоздало думаю: "В самом деле,
крылья — где?",
разгоняя постылый дым.
он вопрошает: "Где твои крылья?"
и щурит бездонный глаз
(левый, что характерно...)
Разговор, сплетённый из общих фраз,
отдаёт не то, чтобы серой — скверной,
и словам там тесно,
и душно мне
от шестой ментоловой сигареты,
но в его кармане ключи от лета
и проект на рай безо всяких смет.
Он сегодня снова иной совсем
и спиной прямою на цифру семь
так похож,
что хочется взбелениться,
но вокруг мелькают года и лица,
и я слушаю перечень всех дилемм.
Он пускает кольцами белый дым.
Ядовито думаю: "Вечный мим,
как же ты состарился в одночасье..."
Он читает мысли и, сжав запястье,
шепчет гулко: "Глупая, смерти нет,
я бессмертен, видишь?"
Конечно, вижу — вероятно,
выставлен плохо свет,
или мы сегодня гораздо ближе?
Как бы ни было, вечер идёт на спад,
обнимает тьма непрестольный град,
и неспешно пальцы его скользят
по моим коленям навстречу ночи,
и от жара рук тяжелеет взгляд...
— Хочешь, девочка?
... Очень-очень?... —
и с ухмылкой смотрит, как я горю.
Проведя по стрелке несмятых брюк,
разминает пальцами сигарету.
Он меня волнует, но к чёрту это —
так ему, понятно, и говорю.
Он уходит; вечность идёт за ним,
прижимаясь псом; неотрывней тени.
Запоздало думаю: "В самом деле,
крылья — где?",
разгоняя постылый дым.
