Настоящий Мюнхаузен

Мюнхгаузенов очень много! С XII века на родословном древе собралось почти 1300 персон, около 50 сегодня здравствуют. По Нижней Саксонии разбросано десятка полтора замков, некогда принадлежавших или принадлежащих сегодня членам этого почтенного рода. А род и вправду почтенный. В XVIII и XIX веках он дал восемь персон в ранге министров разных германских земель. Тут и такие яркие личности, как известный в XVI веке ланд-скнехт Хилмар фон Мюнхаузен, добывший себе мечом немалые деньги на покупку или перестройку полдюжины замков. Тут и основатель Геттингенского университета Герлах Адольф фон Мюнхаузен, и ботаник и агроном Отто фон Мюнхаузен. Есть с полдюжины писателей, а среди них — "первый поэт Третьего рейха" Беррис фон Мюнхаузен, чьи стихи скандировали подростки гитлерюгенда, маршируя по улицам. А весь мир знает только одного — Карла Иеронима Фридриха фон Мюнхаузена, по генеалоги ческой таблице номер 701. И, наверное, оставаться ему номером 701, если бы еще при его жизни два литератора — Р. Э. Распе и Г. А. Бюргер — не пустили по свету то ли слышанные от Мюнхаузена, то ли придуманные ими самими забавные истории, которые вот уже два века вызывают улыбку у самых разных людей во всех уголках земли. Если иметь в виду литературного героя, то он, собственно, и не немец, а скорее гражданин мира, о его национальности говорит только имя.Первая же строка в миллионах книг, на которых это имя стоит, гласит: "Я выехал из дома в Россию в середине зимы..." И миллионы читателей уже третий век воспринимают Россию по его рассказам как страну, где "волки на бегу пожирают лошадей, где снег покрывает землю до маковок церквей и где струя мочи застывает прямо в воздухе".

Иероним Карл Фридрих барон фон Мюнхгаузен родился 11 мая 1720 года в поместье Боденвердер недалеко от Ганновера. В его родном доме теперь размещаются контора бургомистра и небольшой музей. Карл был пятым ребенком среди восьмерых детей в семье.

Двести шестьдесят пять лет назад границу Российской империи пересек семнадцатилетний юноша из Германии. Юноше предстояло служить пажом в свите другого знатного гостя России – принца Антона Ульриха Брауншвейгского. Остальные пажи отказались ехать в Россию – она считалась далекой, холодной и дикой страной. Рассказывали, что по улицам городов там бегают голодные волки и медведи. А стужа стоит такая, что слова замерзают, их приносят домой в виде ледышек, в тепле они оттаивают, и тогда звучит речь... «Лучше уж замерзнуть в России, чем пропасть от скуки во дворце герцога Брауншвейгского!» – рассудил наш герой. И в феврале 1738 года юный барон Иероним Карл Фридрих фон Мюнхгаузен прибыл в Санкт-Петербург. Иероним давно вырос из коротких штанишек пажа; он мечтал о славе своих предков. Ведь основателем их рода был рыцарь Хейно, который в XII веке участвовал в крестовом походе под знаменами императора Фридриха Барбароссы. Другой его предок, Хилмар фон Мюнхгаузен, уже в веке шестнадцатом, был знаменитым кондотьером – полководцем войска наемников; военной добычи ему хватило на строительство нескольких замков в долине реки Везер. Ну а дядя юноши, Герлах Адольф фон Мюнхгаузен, – министр, основатель и попечитель Геттингенского университета, лучшего в Европе...Милый мальчик! Он еще не знал, что ждет его в России, не предполагал, что волки и медведи – не самые страшные здешние обитатели. Что замерзающие на морозе слова – не самое большое диво; ему предстояло увидеть Ледяной дворец!.. В те годы Россией правила императрица Анна Иоанновна, племянница Петра I. Она во многом продолжила дело своего великого дяди. Но Анна презирала потомков Петра и Екатерины – ведь Екатерина была из «подлого сословия». Потомки Ивана, рано умершего брата и соправителя Петра, за глаза называли Екатерину «портомоей», то есть прачкой. Значит, власть должна принадлежать «ивановичам» и только! Вот только у самой Анны Иоанновны детей не было, она рано овдовела. Поэтому чтобы передать власть по ивановской линии, Анна Иоанновна задумала выдать свою племянницу Анну Леопольдовну замуж за какого-нибудь европейского принца и завещать трон их ребенку – своему внучатому племяннику. Принц Антон Ульрих Брауншвейгский был одним из возможных женихов. Он был знатным и образованным молодым человеком, знающим и храбрым офицером. Но его сватовство затянулось почти на семь лет! Потому что Антон Ульрих, при всех своих достоинствах, ничего не смыслил в политике, не умел скрывать своих чувств и плести интриги. Уж чего-чего, а интриг хватало: всесильный фаворит императрицы Бирон, фельдмаршал Миних, канцлер Остерман, многие другие царедворцы, иностранные дипломаты – все играли «свою игру», заключали временные союзы и предавали вчерашних друзей. В этой драме юный Мюнхгаузен оказался лишь статистом. Он не знал «пиесы» в целом. Он видел только отдельных действующих лиц и слышал лишь некоторые их реплики. Но даже то, чему он был свидетелем, рождало ощущение тревоги, неминуемой беды.  В 1738 году фон Мюнхгаузен впервые понюхал пороху. Он сопровождал принца Антона Ульриха Брауншвейгского в походе против турок. В то время воевали только летом. К тому же «театр военных действий» находился далеко на юге, нужно было пересечь пол-России. Армия шла через степи. Крымские татары – союзники турок – подожгли степную траву; их летучие конные отряды появлялись из дыма и пламени, словно черти из преисподней, и нападали на колонны и обозы русских. Войску не хватало чистой воды, продовольствия, боеприпасов... Но, несмотря на тяготы и опасности похода, Мюнхгаузен решил: его место в армии. Еще с полгода юноша исполнял обязанности пажа: всюду сопровождал принца Антона Ульриха, бывал с ним на приемах, балах и маневрах. Как-то раз на параде в Санкт-Петербурге у одного солдата случайно выстрелило ружье. А шомпол тогда держали в стволе. Паж Мюнхгаузен услышал выстрел, что-то просвистело возле самого его уха. Шомпол, как стрела, вонзился в ногу лошади принца Антона Ульриха. Лошадь и всадник упали на мостовую. К счастью, принц не пострадал. «Нарочно не придумаешь, – подумал Мюнхгаузен. – Будет о чем рассказать дома...» Наконец, после долгих и настойчивых просьб принц Антон Ульрих отпустил своего пажа на военную службу. В 1739 году Иероним фон Мюнхгаузен поступил корнетом в кирасирский полк.Кирасирские полки незадолго до того появились в российской кавалерии. Они могли противостоять и легкой турецко-татарской коннице, и тяжелой кавалерии европейцев. Кирасиры могли «пробить» даже пехотное каре, ощетинившееся сотнями штыков. Потому что кирасиры носили металлический нагрудник – кирасу, их оружием в сражениях был тяжелый палаш. В кирасиры набирали только дюжих молодцов, и кони были им под стать, их покупали за границей. Через год Мюнхгаузен уже поручик, командир первой, считай, гвардейской роты полка. Он оказался толковым офицером, быстро вошел в курс дела. «Благородный и почтенный господин поручик» заботится о рядовых кирасирах и лошадях, требует у начальства денег на фураж и амуницию, пишет рапорты, составляет отчеты: «Покорно прошу прислать для вспоможения мне корнета, ибо... для содержания в чистоте людей и лошадей одному справиться невозможно». «При сем о получении на сей февраль месяц сего 741 году провианта и фуража людям и лошадям две ведомости прилагаются». «Упалая лошадь... отчислена и об оной по форме ведомость при сем посылаеца»... Но вот войны для поручика Мюнхгаузена не нашлось. С турками Россия заключила мир, а во время шведской кампании 1741–1743 годов его рота не участвовала в боевых действиях. А без войны – как продвинуться по службе офицеру?

А вскоре пришла беда в брауншвейгское семейство. События в Санкт-Петербурге развивались стремительно. Антон Ульрих и Анна Леопольдовна наконец поженились, у них родился первенец, нареченный Иваном. Императрица Анна Иоанновна незадолго до смерти провозгласила его наследником престола Иоанном III, а регентом при нем – своего фаворита Бирона. Но Бирон не удержался и нескольких месяцев – его ненавидели все и всегда. Родители младенца-императора составили заговор, фельдмаршал Миних арестовал Бирона. Мать императора Анна Леопольдовна сама стала «правительницей России» при малолетнем сыне, а отец Антон Ульрих получил звание генералиссимуса. Все бы хорошо, но... Анна Леопольдовна была никудышной правительницей, а ее супруг при обычных обстоятельствах, пожалуй, не поднялся бы выше полковника. Власть в России была слаба как никогда. И не замечали этого только те, кто и стоял у власти.А в это время Золушкой при дворе жила-была цесаревна Елизавета, дочь Петра Великого. Нет, не замарашкой, наоборот: она была первой красавицей и модницей в России. Но «дщерь Петрова», лишенная власти, – эта участь, пожалуй, горше, чем сиротская доля. Может, за то ее и любили в гвардии, и жалели в народе. К тому же Елисаветъ – так она подписывалась – никогда не чувствовала себя в безопасности. «Ивановцы» всегда хотели избавиться от нее: выдать замуж за какого-нибудь иноземного герцога, например, или постричь в монахини. Разве что прикончить не решались. Тучи над головой цесаревны сгущались: стало известно о ее тайных переговорах с французским посланником, а через него – и со шведами. Дело запахло изменой! Осенью 1741 года поступил приказ гвардии выступить из Санкт-Петербурга. В этом не было ничего удивительного – ведь началась война со Швецией. Но Елисавет испугалась, что гвардию уводят нарочно, чтобы легче было с ней расправиться. У цесаревны не оставалось выбора, она явилась в казармы Преображенского полка, а затем во главе отряда из 300 гренадеров отправилась к Зимнему дворцу – за властью и короной. Вся «брауншвейгская фамилия» и ее сподвижники были отправлены сначала в крепость, потом в ссылку... Некоторое время знатных узников содержали в Рижском замке. И поручик Мюнхгаузен, охранявший Ригу и западные рубежи империи, стал невольным стражником своих высоких покровителей. Опала не коснулась Мюнхгаузена (все-таки вовремя он ушел из свиты), и, тем не менее, поручик надолго потерял покой, стал осторожнее в словах и поступках. А следующий чин – ротмистра – получил лишь в 1750 году, притом последним из представленных к повышению. Это был дурной знак: военная карьера складывались не блестяще, и покровителей наверху больше не было.Но жизнь и служба шли своим чередом и приносили немало встреч и впечатлений. В 1744 году две царственные особы пересекали границу Российской империи: княгиня Анхальт-Цербстская Елизавета и ее дочь Софья Фредерика Августа – будущая императрица Екатерина Великая. Их встречал почетный караул русских кирасиров, которыми командовал статный поручик барон фон Мюнхгаузен. Эх, знал бы поручик, что ему помахала лилейной ручкой из окошка кареты будущая императрица Екатерина Великая, небось, еще больше бы приосанился. А мать-княгиня записала в своем дневнике: «Я очень хвалила виденный мною кирасирский полк, который действительно чрезвычайно красив». У молодого и общительного барона было много друзей в Санкт-Петербурге и Риге. Один из них, прибалтийский дворянин фон Дунтен, пригласил Мюнхгаузена в свое поместье на охоту. Поручик настрелял много дичи и сам оказался сражен наповал – влюбился в красавицу-дочь хозяина Якобину фон Дунтен. В том же, 1744 году Иероним и Якобина обвенчались в местной церкви. Получив долгожданный чин ротмистра, Мюнхгаузен попросил отпуск на год и уехал с женой в Германию. Ему надо было уладить с братьями наследственные дела. Поместий у Мюнхгаузенов было два, Ринтельн и Боденвердер, а братьев трое – поди-ка раздели!.. Барон продлил отпуск еще на год, но и он истек, а с новым прошением ротмистр к военному начальству не обратился. В это время один из братьев был убит на войне. Двое оставшихся наследников просто бросили жребий – и вскоре Иероним Карл Фридрих барон фон Мюнхгаузен вступил в законное владение родовым поместьем Боденвердер близь Ганновера, на реке Везер. То есть вернулся хозяином туда, где и появился на свет 32 года назад, 11 мая 1720 года. Вернулся из России, словно с Луны или с Северного полюса. Из России ведь немногие возвращались: одни погибали, а другие – оставались там жить, становились русскими немцами. Притом уехал он недорослем, а воротился мужем – в прямом и переносном смыслах этого слова.А в это время в кирасирском полку случилась поверка. Где ротмистр Мюнхгаузен? Нет ротмистра Мюнхгаузена. И уважительных причин его отсутствия тоже нет. А посему в 1754 году барон Мюнхгаузен, он же Минихгаузин, он же Менехгоузен (так коверкали его фамилию штабные писари), был отчислен из полка и российской армии.

Выйти в отставку было бы выгоднее и почетнее, и Мюнхгаузен жалел о своей беспечности, но его запоздалые прошения остались без ответа. Правда, это не мешало Мюнхгаузену до конца своих дней рекомендоваться ротмистром русской императорской армии. И барон зажил барином. Поначалу привел в порядок запущенный парк, построил павильон в модном стиле «грот». Но довольно скоро хозяйственный пыл Мюнхгаузена угас, а может быть, просто деньги кончились. На скромные доходы от поместья жить по-барски не получалось. И, наконец, барону сделалось скучно. Ведь смолоду Мюнхгаузен всегда был в центре большой компании: среди сверстников-пажей или товарищей-офицеров. А теперь оказался один в своем прелестном, но захолустном Боденвердере, вдалеке от прежних друзей и родственников... Иероним и Якобина фон Мюнхгаузены любили друг друга, но детей им Бог не дал. Пожалуй, только на охоте барон расцветал – он был страстным и искусным охотником. А на привале соседи-помещики обращались в слух: звучали удивительные истории Мюнхгаузена. Он и желал бы рассказать правду, и ему было что поведать о пережитом... Но лица слушателей сразу становились скучными – что им до того, что почти четырнадцать лет Мюнхгаузен провел в России при двух императрицах и младенце-императоре, был свидетелем стремительных взлетов и сокрушительных падений, заговоров и переворотов, сам едва избежал кары... Нет, не о том хотели услышать его приятели: «А верно ли, что русские и под снегом могут жить?» «Верно, – подхватывал Мюнхгаузен. – Однажды я привязал лошадь к колышку и лег спать прямо на снегу. Утром проснулся уже на земле, а моя лошадь – висит на кресте колокольни. Оказывается, вся деревня была погребена под снегом, а поутру он растаял!..»

И пошло, и поехало. Тут кстати припомнился и шомпол-стрела (только в рассказе барона он пронзал стаю куропаток), и множество других невероятных случаев, увиденных, услышанных, прочитанных и придуманных. Известность рассказов Мюнхгаузена быстро распространилась по округе, а потом и по всей Германии. Казалось бы, что в них было особенного? Ведь и прежде передавались из уст в уста разные враки и байки; некоторые даже попадали в журналы и книжки. И все же рассказы Мюнхгаузена были на особицу. В них появился герой, и этот герой был сотворен рассказчиком из самого себя. У героя было то же имя, тот же титул, та же биография, что и у автора – знатного дворянина с необычной судьбой. Все это придавало выдумкам Мюнхгаузена некоторую достоверность, и рассказчик словно играл со слушателем в «веришь – не веришь». Ну и, само собой, это были веселые рассказы, над которыми смеялись от всего сердца. К тому же барон оказался превосходным рассказчиком-исполнителем своих историй, вроде нынешних писателей-сатириков, которые сами читают свои сочинения со сцены. Мюнхгаузен умел, что называется, завладеть вниманием публики. Причем не только своих приятелей на охотничьем привале, не только гостей в своем поместье; он не стеснялся и большой аудитории. Современник из Геттингена вспоминал о выступлении Мюнхгаузена в ресторации гостиницы «Король Пруссии»: «Обычно он начинал рассказывать после ужина, закурив свою огромную пенковую трубку с коротким мундштуком и поставив перед собой дымящийся стакан пунша... Он жестикулировал все выразительнее, крутил руками на голове свой маленький щегольской паричок, лицо его все более оживлялось и краснело, и он, обычно очень правдивый человек, в эти минуты замечательно разыгрывал свои фантазии». Очень правдивый человек! Да, именно правдивым человеком, человеком слова и чести был Иероним Карл Фридрих барон фон Мюнхгаузен. К тому же – гордым и вспыльчивым. И вот, вообразите, к нему прилепилось оскорбительное, несправедливое прозвище «lugenbaron» – барон-лжец. Дальше – больше: и «король лжецов», и «врун вранья всех вралей»... Репутация Мюнхгаузена особенно пострадала, когда его рассказы появились в печати.

В 1781 году первые рассказы за прозрачной подписью «господин M-h-s-n» появились в журнале «Путеводитель для веселых людей». А через несколько лет немецкий ученый и литератор Рудольф Эрих Распе, вынужденный бежать в Англию, вспомнил байки своего земляка и написал веселую книжку «Рассказ барона Мюнхгаузена о его удивительных путешествиях и походах в России». При этом Распе остался анонимом, а герой, от имени которого ведется повествование, впервые предстал перед читателями как откровенный враль и хвастун. Сборник вышел в 1785 году и за три года выдержал пять изданий! Уже на следующий год в Германии появилась книга на немецком языке знаменитого поэта Готфрида Августа Бюргера под длинным, по моде того времени, названием «Удивительные путешествия на суше и на море, военные походы и веселые приключения барона фон Мюнхгаузена, о которых он обычно рассказывает за бутылкой в кругу своих друзей» (1786, 1788). Бюргер вернул Мюнхгаузена в Германию, дополнил фантастические приключения сатирой, включил новые сюжеты (например, охота на уток с кусочком сала и бечевкой, спасение из болота, полет на ядре). И в художественном отношении книга Бюргера, конечно, более совершенна.Так появился другой, вымышленный Мюнхгаузен. Этот другой полностью заслонил настоящего, из плоти и крови, и наносил своему творцу удар за ударом. Иероним фон Мюнхгаузен был взбешен. Он не понимал, как можно было так извратить смысл его фантазий? Он забавлял своих слушателей и сам при этом забавлялся. Да, его герой дурачит слушателя, но – совершенно бескорыстно! И всеми своими подвигами утверждает: нет безвыходных положений, не надо только отчаиваться, или, как говорят русские, будем живы – не помрем!.. Между тем именно популярность сыграла с бароном злую шутку.Фантазии Мюнхгаузена прекрасно понимали те, для кого он их сочинял: родные и близкие, друзья и соседи, знакомые литераторы и ученые – все люди, как говорится, его круга. Но «истории М-х-з-на» очень скоро попали в среду бюргеров, ремесленников и крестьян, а они их восприняли немного иначе. Нет, тоже смеялись, конечно. Может, даже громче дворян. Но, отсмеявшись, качали головами: ну и врун, а еще барон! Лгать грешно, так сызмальства учили и муттер с фаттером, и Майн Готт на небесах, и пастор в кирхе. А кто врет и кто сочиняет – поди разберись, нам не до тонкостей. Это пусть бароны рассуждают, им делать больше нечего, а нашему брату от знатных господ – одни обиды и притеснения... Ко всем бедам, в 1790 году умерла жена Мюнхгаузена, Якобина, с которой он прожил в любви и согласии 46 лет. Барон почувствовал себя совсем одиноким. Он вдовел четыре года, и вдруг... Как часто это слово мелькает в его рассказах! Но там герой всегда принимает единственно верное решение. А в жизни... В поместье Мюнхгаузена гостил его приятель, отставной майор фон Брун с женой и дочерью. Мюнхгаузену очень, ну просто очень понравилась юная Бернардина фон Брун. А семейству фон Брунов больше понравилось имение Мюнхгаузена. Имение небольшое, четыре гака земли – но какой земли! На берегах «тихого Везера» палку в землю воткнешь – она зацветет. А дом? Он еще триста лет простоит. (Так и есть, в нем сейчас расположены бургомистрат и небольшой музей Мюнхгаузена.) Это даже к лучшему, что хозяин в почтенном возрасте: долго ли ему осталось людей смешить? Похоже, только сам барон не замечал – или не хотел замечать – того, что видят и понимают все вокруг. Это было словно наваждение: граница между явью и фантазией стерлась, и автор вообразил себя героем своих рассказов – вечно молодым и несокрушимым... Как и следовало ожидать, этот брак принес всем одни неприятности. Бернардина, настоящее дитя «галантного века», оказалась ветреной и расточительной. Она с самого начала пренебрегала супружескими обязанностями, да и сам барон оказался... эх, старость не радость! Поэтому когда Бернардина забеременела, Мюнхгаузен отказался признать ребенка своим. Начался скандальный бракоразводный процесс, окончательно разоривший Мюнхгаузена.От пережитых потрясений он уже не сумел оправиться.Барон умирал один в пустом, холодном доме. За ним ухаживала только вдова его егеря, фрау Нольте. Однажды она обнаружила, что у барона нет двух пальцев на ноге, и вскрикнула от неожиданности. «Пустяки! – успокоил ее барон. – Их откусил на охоте русский медведь». Так, с последней шуткой – как с прощальным вздохом – на устах, умер Иероним Карл Фридрих барон фон Мюнхгаузен. Это случилось 22 февраля 1797 года. Его долги выплатило только второе поколение наследников. Но он оставил после себя бессмертного Мюнхгаузена – комедию, созданную ценой личной драмы. Этот – другой – Мюнхгаузен еще при жизни своего создателя отправился в бесконечное путешествие через границы и века: то верхом на половине лошади, то в брюхе чудовищной рыбы, то оседлав пушечное ядро. Вернулся он и в Россию – туда, откуда начал свое путешествие реальный барон Мюнхгаузен и без которой не было бы его удивительных рассказов. Но это уже совсем другая история.

Похоронили барона в семейном склепе Мюнхаузенов в деревне Кемнаде, рядом с Боденвердером. В церковной книге он назван "отставным российским ротмистром". Спустя века в церкви вскрыли полы и склеп, хотели перенести покоящиеся там останки на кладбище. Очевидец (будущий писатель Карл Хензель), бывший тогда еще мальчиком, так описал свои впечатления: "Когда гроб открыли, у мужчин выпали инструменты из рук. В гробу лежал не скелет, а спящий человек с волосами, кожей и узнаваемым лицом: Иероним фон Мюнхаузен. Широкое круглое доброе лицо с выступающим носом и немного улыбающимся ртом. Ни рубцов, ни усов". По церкви пронесся порыв ветра. И тело вмиг распалось в пыль. "Вместо лица выступил череп, вместо тела — кости". Гроб закрыли и не стали переносить на другое место.Ну а для нас он конечно же вот такой :Умное лицо - это еще не признак ума господа. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица. Улыбайтесь господа, улыбайтесь. (с)

источник