Райнерт Эрик. Как богатые страны стали богатыми

Книга о том, чем плохи современная экономическая теория и
основанная на ней политика сильных мира сего, а также о том, почему
богатые страны — богаты

«Сегодняшнее коллективное понимание мира погрязло в экономических
заблуждениях, рожденных холодной войной, когда существовали
экономические теории, основанные на иллюзорной системе Давида Рикардо, и
каждая рисовала собственную утопию — утопию плановой экономики и утопию
свободного рынка». Эта цитата выражает одну из главных идей книги Эрика
Райнерта.

Наверное, многие читатели и не вспомнят, кто такой Давид
Рикардо. Разве что скажут, что это известный экономист, писавший до
Карла Маркса и оказавший на него влияние. Но именно в Рикардо направлена
основная часть теоретических стрел Райнерта. Достается также Адаму
Смиту, Полу Самуэльсону и Полу Кругману. При этом автор знает, о чем
говорит: труды атакуемых он внимательно прочитал. Настолько внимательно,
что берется утверждать: «невидимая рука рынка» в самой известной работе
Смита «Исследование о природе и причинах богатства народов» упомянута
только один раз и не совсем в нынешнем контексте.


Так в чем же виноваты отцы-основатели современной экономической
науки? Если кратко, то они, по мнению автора книги, предложили концепцию
«сравнительного преимущества» — когда каждый субъект специализируется
на том, что у него лучше всего получается, потом на свободном рынке все
обмениваются результатами своего труда, и в итоге наступает равновесие.
Именно эти идеи — свободного рынка и специализации — предлагают нынешние
советники из Международного валютного фонда (МВФ) и Всемирного банка
развивающимся странам.

В реальной жизни, утверждает Райнерт, зажиточные государства
богатели совсем по иным схемам. Например, Великобритания начала богатеть
еще при Генрихе VII, который, взойдя на трон в 1485 году, ввел налог на
вывоз необработанной шерсти, подрывая сырьевую базу флорентийских
производителей шерстяной ткани. А их английских конкурентов он
освобождал от налогов и давал временную монополию на торговлю в
определенных регионах. Англичане следовали примеру голландцев. А вот
Испания, в которую во времена Конкисты хлынуло золото, пошла другим
путем. В результате и собственную экономику загубила (резко взлетели
цены), и богатство удержать не смогла — всё золото ушло в Венецию и
Голландию, где как раз была сосредоточена промышленность. Потом
английским путем пошли освободившиеся от опеки британской короны Штаты,
которым до того не разрешали развивать свое производство. И даже в
послевоенной Европе схема была та же.

По Райнерту, стране лучше иметь неэффективную собственную
промышленность, чем не иметь никакой. И надо сперва дать ей развиться
(прикрыв рынок с помощью тех или иных форм государственного
вмешательства), а уж потом начинать свободную торговлю. Ибо именно
промышленность создает богатство. Потому что это, как правило,
деятельность с возрастающей отдачей или, иначе говоря, с возможностью
экономии на масштабах (при увеличении объема производства каждая новая
единица продукции обходится дешевле). А вот в сельском хозяйстве или
добыче полезных ископаемых — наоборот. При росте спроса, например, на
зерно приходится осваивать всё менее плодородные участки.

В послевоенной Европе был поставлен жесткий эксперимент.
Тогдашние правители прекрасно понимали значение промышленности и
пытались деиндустриализовать Германию (План Моргентау). Даже шахты
пытались заливать водой и цементом. А потом поняли, что это может плохо
кончиться. «Существует заблуждение, что новую Германию… можно превратить
в сельскую страну. Это невозможно сделать, не уничтожив или не вывезя
из нее 25 миллионов жителей», — заявил в 1947-м бывший президент США
Генри Гувер. В итоге был запущен План Маршалла, наоборот, поднимавший
промышленность послевоенной Европы.



В итоге сегодня, как утверждает Райнерт, богатые страны
специализируются на видах деятельности с возрастающей отдачей, а бедные —
на деятельности с отдачей убывающей, фактически — на бедности. В
этом-то и состоит главная ошибка классических экономистов: они
сосредоточились на торговле, на обмене, выпустив из виду производство,
качественные отличия видов деятельности и появление инноваций, меняющих
экономическую структуру.



При всем при этом автор — вовсе не кабинетный ученый. Он
объездил 49 стран, изучая тамошнее экономическое положение — от Перу до
Монголии, от Эстонии до Танзании. И, судя по его наблюдениям, везде
следование рекомендациям МВФ приводило к плачевным последствиям. В
Монголии, которую Райнерт именует лучшей ученицей Всемирного банка среди
бывших коммунистических стран, 90% промышленности было уничтожено всего
за два-три года. Выпуск хлеба снизился на 71%, книг и газет — на 79.
Росли только производство алкоголя и сбор птичьего пуха. А затем Джеффри
Сакс (один из авторов концепции шоковой терапии, некогда советник
украинского и российского правительств, с 2000 года — специальный
советник Генерального секретаря ООН по борьбе с бедностью) предложил
монголам со страниц The Economist специализироваться на производстве
компьютерных программ. Выпустив при этом из виду, что за пределами
столицы Улан-Батора электричество в стране есть только у четырех
процентов домохозяйств.

А первые консультанты из Всемирного банка, прибывшие в Эстонию,
советовали ей закрыть свои университеты. «В будущем, — объясняли они, —
Эстония будет иметь сравнительное преимущество в таких видах
экономической деятельности, для которых университетское образование не
потребуется». Эстонцы обиделись: Тартуский университет был основан еще в
1632-м. И хотя эмиссары Всемирного банка с тех пор таких рекомендаций
не дают, своих позиций, как доказывает автор книги, принципиально не
поменяли.