Священник Антоний Скрынников: Записки молодого священника

Меня рукоположили недавно – год назад. За это время моя жизнь очень переменилась и в духовном и даже просто в бытовом плане. Это не значит, что я стал жить лучше, моя зарплата журналиста была в 2-3 раза больше, чем сейчас. Это говорит о том, что став священником я не имею права жить как раньше. Английский писатель Честертон верно заметил: «Самым сильным доводом против христианства, являются сами христиане». Но гораздо сильнее эти слова относятся к духовенству. В заметках под этим грифом, я буду делиться своими мыслями о своем духовном пути. Это будут, прежде всего, мои переживания и размышления, которые не будут носить информационного характера.  *** Время перед рукоположением всегда особенное. Ты понимаешь, что еще несколько дней и твоя жизнь круто изменится. Сегодня ты исповедуешься сам, просишь совета у священника. А уже завтра совета будут просить у тебя. Каждому ставленнику запоминается свой, какой-то особенный момент службы. Для меня этим моментом стали слова владыки: “Прими залог сей и сохрани его цел и невредим до последнего твоего издыхания, о немже имаши истязан быти во второе и страшное пришествие Великого Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа”. Это очень страшные слова, они делят жизнь человека на ДО и ПОСЛЕ. После рукоположения меня часто спрашивали, что именно я испытывал в момент хиротонии. И первое время мне было стыдно сказать, что ничего. Нет, конечно было волнение, было осознание нереальности происходящего в этот момент. Но в тоже время, начитавшись перед рукоположением воспоминаний разных священников, о их необычных впечатлениях, мне было стыдно сказать, что у меня все прошло «обычно». А потом я понял, что этого не стоит стыдиться. Главное, что ты годами шел к своей хиротонии, готовился к ней и через апостольское преемство своего архиерея ты ее получил. А все остальное придет позже. Первые недели это время привыкания к внешним атрибутам. Ты получаешь возможность дотрагиваться до престола, тебя называют отцом, целуют руку. И для меня важно было понять, что каждый раз прикасаясь к престолу, ты должен осознавать, что это престол и сохранять к нему такое же трепетное отношение, как до рукоположения. А когда тебе целуют руку, то должен помнить, что целуют ее не тебе, не за твои ничтожные заслуги, а руку, благословляющую людей именем Христа. 

***

Первые службы - это всегда страшно. Ты стоишь у престола смотришь в служебник и пытаешься разобраться, что же там написано. Ты не знаешь никаких возгласов, читаешь молитвы с ошибками, заходишь не в те двери, выходишь кадить с потухшим углем.

Я был дьяконом совсем недолго – 1 неделю. Это и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что у меня нет музыкальных данных и честно говоря, диаконское служение меня никогда не привлекало. Плохо потому, что у меня нет и уже не будет диаконского опыта служения. А значит, мне пришлось гораздо труднее. Ведь дьякон не служит сам, рядом всегда священник, у которого можно спросить порядок службы. А став священником, мне какое-то время пришлось служить одному.  

Первую самостоятельную службу я не забуду никогда. Наверное, гораздо легче, когда рукополагают кандидата с клироса. Он знает службу, ее порядок, особенности. А будучи иподиаконом много лет, я знал досконально, когда нужно подать трикирии, вынести жезл, забрать мантию, подать кадило. Но эти знания для меня оказались практически бесполезны. Так случилось, что сразу после рукоположения в священники я, отслужив одну единственную службу вместе с настоятелем, был вынужден подменить заболевшего священника. Мне, отслужившему всего 1 литургию и то не самостоятельно, нужно было отслужить всенощную и литургию. Это был просто кошмар. Я позвонил своему другу по семинарии и превратил свой служебник в тетрадь первоклассника. На каждой странице на полях, между строчек и где только было свободное место, не занятое издательским отделом, были расписаны мои подробные действия. Мне пришлось буквально пошагово расписать ход службы. Но все равно, прокола избежать не удалось. Выйдя на полиелей, я с ужасом вспомнил, что забыл заложить Евангелие. Хотя слово забыл, наверное, не совсем удачно, учитывая, что это первая служба. На размышление было несколько секунд. Идти в алтарь смотреть календарь и пытаться заложить Евангелие в первый раз, потратив много времени и затянув богослужение? Или открыть Евангелие наугад и прочитать первый попавшийся отрывок? Я выбрал последнее. Литургия прошла более чинно, хотя и гораздо дольше. Потом была проповедь. И хоть на службе было не больше 15 человек, волнение было колоссальное. Гораздо большее, чем во время моих университетских лекций перед аудиторией в 200 и 300 человек. Беседуя со студентами, ты привыкаешь к вольному стилю беседы, передвигаешься по аудитории, имеешь возможность облокотиться на кафедру. А здесь ты вынужден стоять на одном месте и говорить не просто теорию, а слова, которые должны быть подкреплены церковной, духовной практикой. А потом было страшное искушение. Действительно ли я отслужил литургию, все ли правильно я сделал? Пресуществились ли просфора и вино в Тело и Кровь Христа?

Мое первое причащение мирян. Сзади стоит владыка и помогает мне советами.

***

Наверное, не зря в Греции есть обычай, когда исповедуют людей только опытные священники по благословению архиерея. В России другая ситуация. Большинство наших приходов одно штатные, Россия гораздо больше Греции, и ее опыт здесь сложно применить. Когда ты идешь исповедовать в первый раз, то тебя обуревают мысли, что сказать человеку. Это позднее я осознал, что исповедь - не беседа со священником. Священник не обязан говорить что-то на исповеди. Он обязан слушать, обязан понять искренне ли кается человек и лишь в каких-то случаях давать совет. Прихожане, видя нового священника, стремятся исповедоваться у него. Он менее строг, первое время не дает епитимий, а главное, ему не стыдно исповедоваться в повторяющихся грехах. Ведь он не знает, что ты каешься в этом грехе на протяжении последних 5, 10, 15, 20 (нужное подчеркнуть) лет. Ранее я уже писал о том, что священник - это не ходячая энциклопедия на все случаи жизни. Безусловно, он должен быт грамотным, но знать все он не может. И нужно уметь преодолеть свои страхи и на сложный вопрос ответить: «Простите, я не знаю». Приснопамятный митрополит Антоний Сурожский говорил в своем слове об исповеди: «А иногда честный священник должен сказать: “Я всей душой болел с тобой во время твоей исповеди, но сказать тебе на нее ничего не могу. Я буду молиться о тебе, но совета дать не могу”. И это очень правильно. Не нужно городить от себя, вспоминая лишь прочитанное в книгах, сухую теорию. Если ты не имеешь детей, то не нужно рассказывать об их правильном воспитании. Лучше посоветовать какую литературу прочесть и к какому священнику обратиться. В настольной книге священнослужителя говорится, что «мирской поп» да не постригает в монахи, так как он не сможет дать того, чего не имеет сам. Также и здесь, не надо говорить того, что не пропитано, не прочувствовано собственным жизненным опытом. Иногда, приходя на исповедь, возникает ощущение, что часть прихожан играет с тобой в прятки. Не поняв всю важность этого таинства, и не услышав страшные слова предисповедальных молитв: «Аще ли что скрыеши от мене, сугуб грех имаше». Вместо искреннего раскаяния тебе говорят о нарушении 5 заповеди, 39 правила святых апостолов, 12 постановление Антиохийского собора. Блуд и воровство облекают в «невоздержание», каются в грехах своих родственников, соседей, в убийстве царской семьи, но только не в своих настоящих делах. Что интереснее, гораздо искреннее исповедуются представители малых народов. Возможно потому, что они пришли к вере своим трудом, своим подвигом. И подошли они к крещальной купели не потому, что православие было их национальным достоянием и воспринималось как обязательный ритуал и традиция, а потому, что искали Бога.

***

В представлениях многих невоцерковленных людей, священники - это всегда люди зажиточные. Этот образ, как правило, формируется наличием иномарок у многих священников, «золотыми крестами», наличием приличного живота, или «аналоя», как шутят сами священники. Но все эти представления разбиваются очень легко, если ты начинаешь судить о священниках, побывав в глубинке. Иномарка плавно сменяется на «шестерку», золотой крест местами облез. В русской Церкви свыше 20 000 священников, служащих в десятках странах мира. Мне всегда хочется задать вопрос критикам, неужели вам удалось повидать их всех, чтобы оценить объем живота и стоимость автотранспорта? Эти два утверждения (живот и машина) наиболее распространенные мифы о Церкви. Даже если судить только по мне, то уже выяснится, что я среднего веса и не имею даже старого советского Жигули. Хотя отчасти они правы, в Церкви достаточно много полных священников. Две основные причины этого явления – пост и ненормированный график жизни. Основная еда в пост среднестатистического священника и мирянина - это картошка, макароны и хлеб. Думаю, вы сами в состоянии подсчитать, насколько калорийны эти продукты. С другой стороны любой диетолог вам скажет, чтобы похудеть есть нужно часто, но понемножку. А теперь представьте, что у священника в неделю несколько литургий. Он уходит на службу в 6 утра, после литургии у него молебен, отпевания, беседы с прихожанами. В лучшем случае он сядет за стол в 3-4 часа. И, естественно, тут уже не до маленьких порций, потому что неизвестно, когда снова удастся перекусить. Если день насыщенный требами и встречами, то зачастую первый прием пищи может наступить глубоко вечером или даже ночью. Что касается дорогих машин, то в чем, собственно говоря, проблема? Если священник построил храм, организовал воскресную школу и сделал многое другое, то почему он не может ездить на иномарке? Церковь не проповедую нищету, как обязательное условие для спасения. Кроме того, есть множество случаев, когда иномарка - это оправданный выбор. Я много лет жил на Кавказе. В ставропольскую епархию, для примера, входит 6 регионов страны, в том числе такие проблемные регионы как Чечня, Ингушетия и другие республики. И чтобы передвигаться по этой территории, особенно в 90-е годы, когда все дороги были распаханы гусеницами танков, хороший джип был просто насущной реальностью, а не роскошью. В регионе, где тебя могут в любой момент обстрелять или попытаться взять в заложники, хорошая машина - это гарантия безопасности для священника. Или другой пример. У моего знакомого священника есть очень состоятельный спонсор, который подарил батюшке дорогую AUDI. В это время священник практически заканчивал строительство храма, не хватало средств на колокольню. Он продает машину и заканчивает строительство. Через некоторое время об этом узнает спонсор и снова дарит настоятелю дорогую иномарку. При этом он ему сказал: «Батюшка, если вам нужны деньги на колокольню, попросите их у меня. Я дарю вам машину в знак уважения, а не как неприкосновенный запас, чтобы вы его продали в трудные годы». И попросил так больше не делать. Что делать батюшке? Написать краской на двери машины телефон спонсора, чтобы все злопыхатели могли позвонить и проверить? Если говорить о перегибах, то они тоже встречаются. Покойный патриарх Алексий II не раз делал выговоры священникам, у которых храм находится в запущенном состоянии, зато есть несколько иномарок. Но говорить о том, что это массовое явление, мы не можем.

***

Зарплаты у священников, как правило, очень сильно разнятся. И здесь на величину оклада влияет сразу несколько пунктов. Во-первых, епархия. Понятно, что зарплата клирика в Санкт-Петербурге будет на порядок выше, чем зарплата в Майкопе. Во-вторых, играет роль статус священника, хотя, наверное, не очень удачное слово. В смысле является ли он настоятелем или вторым, третьим (иногда и 20) священником в многоштатном приходе. Если он настоятель, то получает ту зарплату, которую себе назначит. Штатному же приходится довольствоваться тем, что дадут. В-третьих, важен вопрос треб, то есть различных мелких богослужений в виде освящений домов, квартир, молебнов, соборования и т.д. В каких-то приходах фиксированная оплата (что неправильно), или любое пожертвование идет через свечную лавку, и деньги уходят в общую кассу. В других приходах, требные пожертвования остаются священнику. Если брать лично меня, то я, ни в коем случае не жалуясь, скажу, что получал больше, работая журналистом. Став священником, я получил один ценный совет от другого собрата, касающийся совершения треб. Те деньги, которые мы получаем за освящение квартир и другие требы неоправданно большие. Поэтому любое пожертвование (за последнее освящение квартиры бабушка дала 100 рублей, и это совершенно нормально), за совершение требы, я воспринимаю, как обязанность молиться за этих людей, поминать их на литургии. В последнее время я ввел для себя новую практику, согласно которой ни одна треба не должна стать просто требой, или просто заработком денег. Поэтому совершая крещение, освящение и другие требы я делаю две обязательные вещи: говорю проповедь и предлагаю людям пригласить меня в свободное время на чашечку чая. Особенно хорошо это предложение встречают после крещения детей. Родители приглашают в гости, готовят вопросы, и таким образом удается провести хороший миссионерский вечер. Наиболее «тяжелые деньги» - это деньги за отпевания. Порою их просто не хочется брать. Ведь ты не можешь придти, просто помахать кадилом, вычитать положенные молитвы и уйти. Ты должен что-то сказать матери, жене, мужу и другим родственникам, стоящим у гроба. И сделать это бывает очень сложно. Не хочется говорить банальностей или сложных предложений с цитатами из святых отцов. Тут другая ситуация, когда нужно сказать просто и от чистого сердца, показать свое искреннее соучастие. Я никогда не считал, что слезы священника на любом Богослужении являются чем-то плохим или слабостью. Скорее наоборот, если мы способны прочувствовать так глубоко горе незнакомых нам людей, то наше сердце еще живо, и мы не превратились еще в требоисполнителей. С другой стороны, отпевание, наверное, самая полезная треба для души священника. Видение смерти разных людей, разного пола и возраста, не может не дать пищу для размышлений: а ведь когда-то на его месте буду я, матушка, родители. С чем придем мы к Богу, и что представим ему на суд? Особенно духовно тронуло меня последнее отпевание мужчины, когда к нему, простите за грубую подробность - смердящему трупу, подходит супруга, целует его в губы и говорит простые и правильные слова: «Спи спокойно, мой любимый, мы скоро снова увидимся с тобой и будем вместе». Дай Бог такой веры каждому батюшке!

***

Вот почему-то нет среди христиан дружбы. Дружат отдельные люди: Таня с Колей, Даша с Машей. А вот увидеть по-настоящему дружный приход, где все друг друга знают, и друг о друге заботятся, очень непросто. Читаешь книги по истории Церкви и удивляешься, как раньше жили христиане. Реальная взаимопомощь, общая трапеза после службы. А сейчас, каждый сам по себе. Как было бы хорошо, если бы священник перед литургией обращался к народу и говорил, что произошло нового в жизни общины. Например, у Оксаны родился мальчик, Виктор Иванович находится в больнице, А Тамара Ивановна уехала в паломничество. Чтобы вся община знала беды и радости своих сопричастников по общему делу. Как-то один знакомый священник объявил на литургии, что такого-то числа состоится приходское собрание, на котором будет обсуждаться жизнь прихода на ближайший год. Все, кто считает себя прихожанами храма, могут и должны придти. На службе стояло больше 250 человек, пришло 40. Что с остальными 210? Они не считают себя общиной и прихожанами? Кто-то работал, кто-то еще не смог по объективным причинам. Но было большинству просто безразлично. Бывает, наоборот, вместо того, чтобы облегчить человеку приход в Церковь, в общину, мы его затрудняем. Дикие надписи в храмах вроде таких: «Без платка в храм не входить», «Женщинам в брюках вход запрещен», или когда на весь храм один туалет с надписью «Вход только для священнослужителей и работников храма» (сам видел) просто убивают. Человек пришел к Богу, а мы говорим, что Бог обидится на штаны. Да, несомненно, есть культура поведения в храме. Но навязывать ее невоцерковленным людям просто преступно. Они уйдут из храма и пойдут в секту, где их примут даже в трусах. Страшно, что мы сами создаем себе гетто, куда вход только для избранных и строго по билетам, даже в обычный туалет. P.S. Мы на приходе, помимо бесед с прихожанами после литургии в субботу и воскресенье, решили попробовать создать службу взаимопомощи. На дверях храма повесим два списка: «Приму в дар» и «Отдам даром». У кого-то есть ненужная детская кроватка, он запишет свой контактный номер в один список, а кому-то нужен старый компьютер, он запишет себя в другой. Удобство этой системы в том, что нам не нужно места для сбора вещей, которые будут так же храниться у своих владельцев, пока их не заберут.

***

Принимая священный сан, ставленник должен осознавать, что жить, так как он жил раньше уже нельзя. Это касается не только его молитвенного правила или каких-то других духовных вещей. Это касается и внешних сторон жизни. Например, внешнего вида. Хождение в подряснике или рясе везде, где это позволительно – мой образ жизни. Это не значит, что вынося мусор или делая ремонт, я должен ходить в подряснике. Хотя и в этом, в принципе, нет ничего зазорного. Внешний вид священника - это уже миссия, проповедь. Ведь часто бывает, что именно твоя ряса становится тем толчком, после которого человек идет в храм. Десятки раз ко мне подходили на улице люди, задавали вопросы, просили совета и даже предлагали помощь. Недавно мне на глаза попалась речь Екатеринодарского митрополита Исидора на одном из епархиальных собраний. И в ней, владыка сказал очень точные и мудрые слова: «Обретённая же чистота души может быть по опыту только в благообразном облике священнослужителя. Таким он должен быть всюду. У Престола Божия «во святая святых», в храме и вне храма. В пути к дому и в доме и среди близких людей. Его должны видеть отличным от мирских в обществе и в домашней обстановке. Особенно родные дети, для которых отец, в первую очередь, священник. Лёгкий домашний подрясник для священника – есть просто необходимая вещь. Немаловажным является чистота и простота одежды и даже обуви в обиходе. Ухоженные волосы, борода. Благородство в походке, манерах. Спокойная, грамотная речь в проповеди и беседах, в разговоре с прихожанами, в общении с родными. А как же омрачает иной, не соответствующий достоинству священнического звания, облик пастыря. Увы, таковые есть, и их можно встретить всюду. Едущими в иномарках и просто бегущими по супермаркету или по рынку. Бывает, можно увидеть, так говорят, и в ресторане в обществе друзей, и в прибрежных заведениях. Увы»! Современный образ священника, сформированный средствами массовой информации и, к сожалению, самими священнослужителями, далек от идеала. Чаще всего нас ассоциируют с иномарками и золотыми крестами. У меня есть знакомый священник, который, имея возможность купить хорошую иномарку, в течение многих лет продолжает ездить на Жигули. Не потому, что он боится общественного мнения, а потому, что он помнит слова Писания: «Не давайте повода, ищущим повода» (2 Кор. 11, 12). 99% процентов своего времени он ходит в подряснике. Будь то вечерняя прогулка с женой или поход с детьми в парк на качели. И это правильно. Люди должны видеть и знать, что большинство священников такие же люди, которым не чужды семейные радости жизни.

***

Жизнь священника всегда полна впечатлениями, эмоциями, переживаниями. Бывают такие дни, когда утром тебе приходится сталкиваться с человеческим счастьем. Ты венчаешь красивую пару. Влюбленные смотрят друг на друга и молятся о своем счастье. Ты присутствуешь на радостном событии и, смотря на них, радуешься вместе с ними. Ты говоришь теплые слова, желаешь им семейной мудрости и помощи Божией. Перед этой семьей открываются новая жизнь. Они еще не знают, что семейная жизнь, это не только улыбки, поцелуи и юбилеи. Они еще не догадываются, что слово брак происходит не от слова брать, как «расшифровывают» это слово некоторые псевдо филологи. А брак – это значит отдавать. Отдавать самого себя, свою жизнь, свои чувства ради другого. Потом ты идешь на соборование больного или умирающего человека. Здесь радости уже меньше. Почти нет. Есть надежда на Бога. Соборуя, ты объясняешь смысл таинства, ты сопереживаешь больному, стремишься утешить. Иногда беседа с больным после соборования затягивается на час или два. Больные, заточенные в четыре стены люди, всегда чувствуют недостаток внимания и общения. Особенно пенсионеры. Когда они были молоды и красивы, они нужны были всем: друзьям, детям, родственникам. Сейчас, не всегда, но очень часто, от них ждут только одного – чтобы они скорее умерли. Чтобы можно было спокойно продать квартиру, дом, дачу. Чтобы закончились бесчисленные приходы врачей, капельницы, уколы. Помню разговор с пожилой больной женщиной, которая в советское время умудрялась работать на четырех работах, чтобы обеспечить достойную жизнь единственной дочери – эгоистке. И вот дочь выросла, получила лучшее платное образование. И мама предложила дочери сходить вместе в кино. И плача старая женщина рассказывала, с каким презрением единственное чадо окинуло одежду матери, и сквозь зубы сказала: «С тобой? В таком виде? Никогда»? Потом у тебя отпевание. Скорбное здание морга или тесная комнатка набитая множеством людей с горящими свечами в руках. Плачь и неприкрытая скорбь родственников и друзей. Тут нет места радости. Христиане уже не те. Они не воспринимают смерть, как начало другой, иной, лучшей жизни. И вот ты скорбишь вместе с ними, пытаешься сказать слово, которое не всегда слышат. И так целыми днями. Священнику приходится все проносить через свое сердце. Нельзя скорбеть и утешать людей ради проформы. Нельзя улыбаться молодоженам и не радоваться за них в сердце. Если этого нет, то это несчастный священник. Это требоисполнитель, который пришел на работу.

***

Все чаще на исповеди приходится слышать глагол «дай». Люди просят у Бога здоровья, счастья, благополучия. Вроде бы в этом ничего нет плохого. Но с другой стороны есть. Потребительское отношение к Богу проникло даже в исповедь. А ведь на исповеди нужно употреблять не глагол «дай», а совершенно другой: «прости»…. Потребительское отношение к Богу стало нормой. Но самое интересное, что, получив просимое, человек зачастую забывает поблагодарить. Хотя в этом нет ничего удивительного. Еще в Евангелии мы с вами читали, что Христос исцеляет 10 прокаженных людей, обреченных на смерть, муки и полное отчуждение. И какова была их благодарность? Лишь один вернулся назад, чтобы просто сказать «спасибо». Или другой пример. Человек рожден инвалидом, 38 лет он валяется в грязи у источника. Он никому не нужен, никто не интересуется, чем он живет. По логике вещей до конца жизни он должен целовать ноги Спасителя исцелившего его и быть преданным учеником. Но он поступает иначе. Предание донесло до нас имя этого глупца - Иар, который в благодарность за исцеление бьет Спасителя по лицу, когда Тот находится под стражей. Прошло 2000 лет. Но люди все так же неблагодарны. Недавно пришла в храм молодая девушка, со страшными новообразованиями на коже. Сначала появились несколько штук. Она ходила по врачам, но никто не брался сказать, откуда они появились. Потом ей кто-то посоветовал облиться святой водой. Образования запеклись и исчезли. Вот оно чудо. Спрашиваю ее, как изменилась твоя жизнь после такого явного знамения? Стала ли ты ходить в храм, причащаться, хотя бы пришла в храм, чтобы поблагодарить Бога? Конечно же, нет. Когда они появились снова, но в гораздо большем количестве, она снова вспомнила Бога и пришла снова потребить благодать. А вообще служить при больничном храме очень своеобразно. Раньше мне редко приходилось бывать в больнице. Теперь я вынужден чуть ли не каждый день видеть горе и смерть людей. На днях крестил умирающую женщину, беседовал со старушкой, у которой нет обеих почек и т.д. И каждому нужно что-то сказать, чем-то утешить. Общение с больными всегда тяжелое, но благодатное служение. Это не дает тебе забыть, что ты смертный. И священный сан не спасет тебя от болезни, смерти, не гарантирует спасения.

http://ierey-antoniy.livejournal.com/