Чанышев А.Н Борьба христианского и языческого мировоззрений в IV в Победа христианства Ариане и афанасьевцы

Однако диоклетиановы гонения на христиан были если не последними, то предпоследними. У самого Ди¬оклетиана и жена, и дочь приняли христианскую веру. Христианизация Римской империи была исторической необходимостью. Империи нужна была универсальная абсолютная религия, которая могла бы сплотить все ее столь различные народы. Империи нужна была и сверхклассовая религия, которая могла бы смягчить про¬пасть между свободными и рабами, ту пропасть, в кото¬рую в конце концов и упала империя. Такой абсолютной религией и было христианство с его проповедью, что перед Богом все равны: и варвары, и эллины, и рабы, и свободные. Империя нуждалась в такой религии и в такой церкви. Ей нужна была иллюзия равенства. Импе¬ратор нуждался не только в военно-бюрократическом аппарате. Он нуждался и в идеологической силе. Культ императора оказался неэффективным. Христианство же давало новую систему ценностей, новую единую для всех народов и классов систему страха и на¬дежды.

Диоклетиан и соправитель Максимиан догово¬рились между собой, что когда они оба одновременно откажутся от власти, то их места автоматически займут «цезари», которые станут «августами». Однако когда они оба 1 мая 305 г. отреклись, то начались беспорядки. Сменившие «августов» «цезари» Констанций Хлор и Га-лерий вскоре умерли. Итак, империя сразу лишилась обоих новоявленных «августов». Умершего Галерия сменил его соправитель, «цезарь» Лициний. Но западно¬му «цезарю», бывшему соправителю Констанция Хлора, не повезло. Восставшие западные легионы провозгласи¬ли «августом» сына Констанция Хлора Константина. Лициний признал Константина в качестве западного «августа». Однако Константину пришлось выдержать войну с неожиданно вернувшимся к политической жизни Максимианом и его сыном Максенцием. Константин разбивает войско и Максенция в сражении под Римом в 312 г.

Победа христианства. Согласно легенде, перед сра¬жением будущий победитель видит на небе знамение – крест, на котором было написано по-гречески: «туто ника», т. е. «сим победиши».

Новые «августы» Константин и Лициний резко изме¬няют политику государства по отношению к христиан¬ской религии и церкви. Эпоха гонений на христианство заканчивается. Согласно Медиоланскому (Миланско¬му) эдикту (313 г.), христиане получают право свобод¬ного исповедания своей религии (впрочем, свободное отправление богослужений было разрешено христианам в восточной половине империи еще «августом» Галерием, предшественником Лициния). Но христианство все еще не стало государственной религией. Оно было всего лишь уравнено в правах с продолжавшей оставаться государственной языческой религией с ее культом импе¬ратора. Однако прохристианские реформы продолжа¬лись. Эдикт от 315 г. гарантировал свободу молитвенных собраний христиан. Их было запрещено привлекать к военной службе. Но христианство — все еще не госу¬дарственная религия.

Ситуация меняется в 324 г., когда Константин в борьбе за власть разгромил своего соправителя Лици¬ния, затем умерщвленного, и стал единоличным прави¬телем громадной империи, восстановив единоначалие и вернув империю от политического дуализма к полити¬ческому монизму. Вот тогда-то христианство и получает приоритет над язычеством. Последнее не запрещается, но уже ему, а не христианству разрешается существо¬вать. В 324 г. в «Эдикте о-веротерпимости» Константин провозглашает: «Чтобы сохранить ненарушимый мир в народе, я объявляю, что все, кто еще остается в за¬блуждении язычества, могут пользоваться таким же спокойствием, как и верующие (т. е. христиане.— А. Ч.). Пусть те, кто уклоняется от послушания богу, сохраня¬ют свои храмы, посвященные лжи, если они этого хотят». Итак, язычники отныне не «верующие» (в Хри¬ста), а лица, находящиеся в заблуждении. Язычество уже только-только терпят. В разрешении на его суще-ствование таится угроза. Да, эпоха гонений на христиан сменяется эпохой гонений христиан на античную культу¬ру!

В остальном Константин продолжал политику Ди¬оклетиана. Хотя тетрархия (два «августа» и два «цезаря») была упразднена, деление империи на четыре части осталось, но это были уже четыре префектуры, управля¬емые непосредственно подчиненными монарху префек¬тами претория. В консистории (государственном сове¬те) император имел право решающего голоса, члены этого совета стояли, а император сидел. При Константи¬не происходит дальнейший упадок городов. Центр жиз¬ни все более перемещается в деревню, в поместья. Происходит упадок торговли, денежного обращения и рост натурального продуктообмена. При Константине и звания, и должности стали наследственными. Место и обязанности каждого человека были строго определе¬ны законом. Происходит закрепление населения по месту приписки. Это относилось и к ремесленникам, и к колонам, и даже к членам городской курии (куриаам). Последние были закреплены в своей должности навечно и несли материальную ответственность за сбор налогов. Ремесленники были прикреплены к своим кол¬легиям, в случае побега их клеймили каленым железом, их дочери стали выдаваться замуж только внутри колле¬гии. Было запрещено покидать свои участки и колонам. Был издан эдикт о вечном прикреплении колонов к их земле. Вместе с тем смягчилось отношение к подоро¬жавшим (вследствие невозможности вести далее завое¬вательные войны) рабам. Господа были лишены права самолично казнить своих рабов. Было запрещено при продаже рабов разбивать семьи. Посаженных на землю рабов разрешалось продавать только с землей. Был узаконен отпуск рабов на волю.

При Константине происходит очередное «падение» Рима. Если при Диоклетиане Рим, хотя он и не был уже резиденцией ни «августов», ни «цезарей», все же номи¬нально оставался столицей, то Константин переносит общую столицу всей империи далеко на восток, на гра¬ницу между Европой и Азией, на Боспор, в Византии, переименованный в Константинополь и заново роскош¬но отстроенный. Новую столицу освящали и языческие, и христианские жрецы. В ней воздвигаются и христиан¬ские, и языческие храмы.

Отныне император опирается на армию, бюрократию и церковь, на вселенскую (католическую) церковь всей империи.

Это была уже не та церковь, какой она была при возникновении христианства. Богатая церковь победила бедную, епископская — апостольскую. Новая цер¬ковь — церковь-собственница. Она владеет имуще¬ством, землей, рабами (церковные рабы). Она обю¬рокрачивается. Она иерархична («иерархия» — «лестница власти»). В основании церкви лежат церков¬ные общины, организующие рядовых верующих. Общи¬ны возглавляют пресвитеры. Над пресвитерами стоят рядовые епископы с епархиями, а над епископами — архиепископы и митрополиты, а над ними далее — патриархи (римский, александрийский, константино¬польский, антиохийский, иерусалимский). Римский и александрийский патриархи титулуются «папами».

Не все христиане были согласны с такими порядками в церкви, возникшей как община униженных и оскор¬бленных. В Северной Африке началось движение дона-тистов. Начинаются ереси и расколы.

Ариане и афанасьевцы. Новая иерархия оказалась и сама расколотой по вопросам веры. На первое место вышел вопрос о том, как следует понимать главное в христианской догматике — догмат Троицы. Здесь столкнулись два александрийца: епископ Афанасий (ок. 295—373 гг.) и пресвитер Арий. Последний учил, что бог-отец и бог-сын не равны, не едины по своей сущности, что Христос не «единосущен» с богом-отцом, а лишь «подобносущен» ему и что Христос не существо¬вал извечно, он творение бога-отца. Так же и святой дух — третье «лицо» Троицы — не извечен, он, как и Христос, был сотворен, но не богом-отцом, а богом-сыном — Христом.

Все это напоминало неоплатонизм с его «троицей»: единым, космическим умом и космической душой, которые последовательно друг за другом происходили от единого. Арианский бог-отец соответствовал едино¬му, бог-дух — космической душе, а бог-сын — не столь¬ко космическому разуму, сколько логосу, который в не¬оплатонизме был посредником между космической ду¬шой и космосом. Так что прямой аналогии между учением Плотина и учением Ария нет, но идея о том, что низшее происходит из высшего, а то из еще более вы¬сшего, которое безначально, присутствует и у Плотина, и у Ария.

Афанасий же учил, что бог-сын существует извечно, а не сотворен богом-отцом, что он не «подобносущен», а «единосущен» с богом-отцом. Так как по-древнегрече¬ски «единосущий» звучит как «хомоусиос» (оцооиоюс), а «подобносущий» как «хомойусиос» (6цоюЪ010$) О-чк что эти два слова отличались только тем, что во втором в середине была буква «йота», а в первом слове ее не было), то отсюда и возникло выражение «ни на йоту не отступать». Ариане не хотели уступать «йоту», афанась¬евцы не хотели ее принимать.

Со святым духом дело обстояло сложнее. Не случай¬но, что позднее православие и католичество разделило «филиокве» — православные считают, что святой дух происходит только от бога-отца, тогда ,как католики думают, что он происходит и от бога-отца и от бога-сына (а так как на латинском языке «и сына» звучит как «Ш^о^ие», то и говорят о «филиокве»).

Императора Константина обеспокоили эти споры. Он искал в христианстве опору, видел его преимущество в единстве, но оказалось, что это единство мнимое, что

само христианство раскололось на враждебные партии. Константин стремится восстановить единство церкви. Для примирения христиан и для выработки новой еди¬ной догматической платформы Константин созывает в 325 г. н. э. в малоазийском городе Никее на съезд всех христианских епископов Востока и Запада.

Никея (ныне турецкий городок Изник) некогда (и в древности, и в средние века до турецкого его завое¬вания) была богатым и цветущим городом (турки разрушили ее лучшие здания, а церкви обратили в мина¬реты). Свое название этот город получил от диадоха Лисимаха, который назвал его в честь своей жены Никеи.

На этом съезде, который вошел в историю как Никейский собор, председательствовал император Кон¬стантин (хотя к этому времени он сам еще не принял христианства и не крестился). Константин поддерживал афанасьевцев. Поэтому победа Афанасия и поражение Ария были не случайны. Арий был проклят и сослан, арианство объявлено ересью. На Никейском соборе был выработан Никейский символ веры («символ» от древ-негреч. «симболон» — «знак»), или Никейское кредо (от лат. «кредо» — «верую»). Однако борьба между афанасьевцами и арианами не прекратилась. И в конце концов чаша весов склонилась в пользу Ария. Его воз¬вратили из ссылки, отправив туда на этот раз Афанасия. Сам император Константин принял перед смертью христианство, крестил его проарианский епископ. Пре¬емник Константина император Констанций также был арианином.

Между арианами и афанасьевцами существовали промежуточные партии. К ним принадлежал Евсевий Кесарийский, или Памфил (263—340). Будучи родом из Палестины, он учился в Иерусалиме и в Антиохии. Как участник Никейского собора, он в своем проекте симво¬ла веры уклонился от прямого осуждения арианства. Его сочинения: «Приготовление к Евангелию» и «Цер¬ковная история» (доведена до 324 г., т. е. до Никейского собора). «Церковная история» (или «Хроника») изве¬стна в пересказе Иеронима. Правда, в 1792 г. был найден ее армянский перевод.

Константин в своем завещании разделил империю между своими сыновьями, из которых вышеупомянутый Констанций, истребив своих братьев, стал единоличным императором (351—360 гг. правления).

Юлиан. Ему наследует случайно уцелевший от побо¬ища его двоюродный брат Флавий Клавдий Юлиан (331—363 гг.), который вошел в историю как «Юлиан-отступник», поскольку он отступил от христианства и попытался вернуть языческой религии и культуре монополию. Несмотря на победу христианства, языче¬ская культура в IV в. была еще сильна. Она имела выдающихся представителей.

Историк Аммиан Марцеллин (330—400 гг.) написал историю Римской империи за 282 года (с 96 по 378 гг.) в тридцати одной книге, из которых сохранилось во¬семнадцать книг, в которых рассказывается о событиях с 353 по 378 г. Знаменитый ритор Гимерий (315— 386 гг.) в своей полемической борьбе с христианами восхвалял героическое прошлое античного мира. Его одногодок ритор Либаний (315—393) стремился ожи¬вить античную религию. Нравственному идеалу христи¬ан — идеалу покорности, терпения и смирения он проти¬вопоставлял греко-римскую гражданскую героическую добродетель. Либаний был вдохновителем Юлиана и его «отступничестве».

Ритор и философ Фемистий (317—388 гг.) стремился противопоставить христианскому мировоззрению древ¬негреческую философию, которую он популяризировал. Известны его переложения (парафразы) Аристотеля. Фемистий отстаивал духовную свободу, не отделимую от свободы дискуссии, от плюрализма мнений и точек зрения, от разногласий. Обращаясь к одному из римских императоров, Фемистий писал, что приходит в упадок все то, что не затронуто человеческими страстями и спорами, что своей высотой и изяществом искусства обяза¬ны именно расхождениям во вкусах художников, их состязательности. В отличие от скептиков, которые из факта разномыслия философов делали вывод о несосто¬ятельности философии, Фемистий видит именно в раз¬ногласиях философов причину расцвета философской мысли. «Да и сама философия, мать всех достохвальных художеств, возникнув почти что из ничего, разве не благодаря разногласиям ученейших людей так разви¬лась, что нечего, кажется, прибавить к ее совершен¬ству?» — задает философствующий ритор свой ритори¬ческий вопрос. Общий вывод таков: «Вообще дело обстоит так: соревнование между людьми и споры уси¬ливают их трудолюбие и разжигают рвение. Напротив, вялость и душевную косность приносит привычка соглашаться во всем и ни по какому поводу не приходить в столкновение с противоположными взглядами» '.

Став императором, ученик Либания Юлиан отрекся от христианства. При нем происходит последнее в Рим¬ской империи гонение на христиан. Юлиан выступает против христианства и политически, и публицистически. Как политик, Юлиан лишает христианскую церковь государственных дотаций. Христианам запрещается преподавать в школах, занимать высшие посты в армии. Юлиан пытался реформировать языческую религию, которая пришла в полный упадок. Языческие храмы опустели и обеднели. Когда Юлиан в своем путешествии в Антиохию посетил город Дафну с его некогда знамени¬тым храмом Аполлона, то оказалось, что храм пуст, а его жрец нищ. Не из чего было принести жертвоприно¬шение богам по случаю посещения храма императором. Жрецу для такого неожиданного торжества пришлось заколоть своего собственного гуся. Юлиан пытается объединить языческое жречество, ввести в него иерархи¬ческую структуру, создать языческое монашество, ввести обычай раскаяния, практику благотворительно¬сти, нравственно усовершенствовать жречество. В од¬ном из своих писем к высокопоставленному жрецу император писал: «...убеждай каждого жреца, чтобы он не посещал театра, не пил в харчевне и не занимался каким-либо искусством или ремеслом, пользующимся дурной славой» .

Как писатель, Юлиан — автор гимна в честь Солнца («К царю Солнцу»), наивной попытки введения вос¬точного культа Солнца в Римской христианизированной империи.

В своем сочинении «Против христиан» Юлиан крити¬чески относится не только к христианам, но и к языче¬ской мифологии. И эллины сочиняли небылицы о богах, когда Крон якобы поглотил своих детей, а затем их изверг, когда Зевс сочетался с собственной матерью и с дочерью от своей матери (имеется в виду орфический мотив), однако иудейско-христианская мифология, ут-верждает Юлиан, еще более нелепа и безнравственна. Иудейский бог не ведает, что творит. Он творит Еву как жену и помощницу Адаму, но та ни в чем Адаму не помогла, а, напротив, обманула Адама и стала причиной изгнания того из рая. Иегова вспыльчив, гневлив и за¬вистлив. Своему созданию — человеку — Иегова отка¬зывает в познании добра и зла. Но «может ли быть что-либо неразумнее человека, не умеющего различить добро и зло?» — спрашивает Юлиан. Ведь ясно, что не зная, что такое добро и что такое зло, человек не сможет избежать зла и не будет стремиться к добру! Таким образом, делает вывод Юлиан в своем сочинении «Про¬тив христиан», «не знать, что созданная как помощница станет причиной гибели, и запретить познание добра и зла, каковое, по моему мнению, есть величайшее до¬стояние человеческого разума, да еще завистливо опа¬саться, как бы человек не вкусил от древа жизни, и из смертного не стал бессмертным,— все это присуще лишь недоброжелателю и завистнику» '.

Таково отношение Юлиана к иудаистской части христианства. Что же касается собственно христианских мифов, то Юлиан видит в образе Христа как человекобога обожествление человека, но, возражает император, никакой бог не может быть человеком и никакой человек не может быть богом.

Василий Шукшин Артист Федор Грай

     Сельский кузнец Федор Грай играл в драмкружке "простых" людей.

     Когда  он выходил  на клубную сцену,  он  заметно бледнел и говорил так

тихо, что даже  первые ряды плохо слышали. От напряжения у него под рубашкой

вспухали тугие бугры мышц.  Прежде чем сказать реплику, он  долго смотрел на

партнера, и была в этом взгляде такая неподдельная вера в происходящее, что

зрители смеялись, а иногда даже хлопали ему

     Руководитель драмкружка,  суетливый  малый  с  конопатым  неинтересным

лицом, на  репетициях кричал на  Федора, произносил всякие  ехидные слова --

заставлял говорить громче. Федор тяжело переносил этот крик, много думал над

ролью... А когда выходил на сцену, все повторялось: Федор говорил негромко и

смотрел на  партнеров исподлобья. Ре-жиссер за кулисами  кусал губы и громко

шептал:

     -- Верстак... Наковальня...

     Когда Федор,  отыграв  свое, уходил со сцены, режиссер набрасывался  на

него и шипел, как разгневанный гусак:

     -- Где у тебя язык? Ну-ка покажи язык!.. Ведь он же у тебя...

     Федор слушал и  смотрел в сторону. Он не любил  этого вьюна, но считал,

что понимает в искусстве меньше его... И терпел. Только один раз он вышел из

себя.

     -- Где у тебя язык?.. -- накинулся, по обыкновению, ре-жиссер.

     Федор  взял его  за грудь  и  так  встряхнул, что  у  того глаза на лоб

полезли.

     --  Больше не  ори  на  меня,  --  негромко  сказал  Федор  и  отпустил

режиссера.

     Бледный руководитель не сразу обрел дар речи.

     -- Во-первых, я  не ору, -- сказал он, заикаясь. -- Во-вто-рых, если не

нравится здесь, можешь уходить. Тоже мне... герой-любовник.

     -- Еще вякни раз. -- Федор смотрел на  руководителя, как на партнера по

сцене.

     Тот не выдержал  этого  взгляда,  пожал  плечами  и ушел. Больше он  не

кричал на Федора.

     -- А погромче,  чуть погромче нельзя? --  просил он  на  ре-петициях  и

смотрел на кузнеца с почтительным удивлением и интересом.

     Федор старался говорить громче.

     Отец  Федора, Емельян  Спиридоныч, один  раз  пришел в клуб  посмотреть

сына. Посмотрел и ушел, никому  не сказав ни  слова. А дома во  время  ужина

ласково взглянул на сына и сказал:

     -- Хорошо играешь.

     Федор слегка покраснел.

     -- Пьес хороших нету... Можно бы сыграть, -- сказал он негромко.

     Тяжело  было   произносить   на  сцене   слова  вроде:  "сельхознаука",

"незамедлительно",  "в сущности говоря"...  и т. п. Но еще  труднее,  просто

невыносимо трудно и  тошно  было  говорить  всякие  "чаво", "куды",  "евон",

"ейный"...  А режис-сер  требовал, чтобы  говорил  так,  когда  речь  шла  о

"простых" людях.

     -- Ты же простой парень! -- взволнованно объяснял он. --  А как говорят

простые люди?

     Еще  задолго  до  того,   когда  нужно  было  произносить  какое-нибудь

"теперича", Федор, на беду  свою, чувствовал его впереди, всячески готовился

не  промямлить, не "съесть"  его, но когда подходило время  произносить  это

"теперича", он просто шептал его себе под нос и краснел. Было ужасно стыдно.

     -- Стоп!  --  взвизгивал режиссер.  --  Я не слышал,  что было сказано.

Нести же надо слово! Еще раз. Активнее!

     -- Я не могу, -- говорил Федор.

     -- Что не могу?

     -- Какое-то дурацкое слово... Кто так говорит?

     -- Да  во-от же! Боже ты мой!.. -- Режиссер  вскакивал  и совал ему под

нос пьесу. -- Видишь? Как  тут говорят? Навер-но, умнее  тебя писал человек.

"Так не говорят"... Это же художественный образ! Актер!..

     Федор  переживал неудачи как личное  горе: мрачнел,  за-мыкался, днем с

ожесточением работал в кузнице, а вечером шел в клуб на репетицию.

     ... Готовились к межрайонному смотру художественной самодеятельности.

     Режиссер  крутился  волчком,  метался  по сцене, показы-вал,  как  надо

играть тот или иной "художественный образ".

     -- Да не также!.. Боже ты мой!  -- кричал он, подлетая  к Федору. -- Не

верю! Вот смотри. -- Он надвигал на глаза кепку, засовывал руки  в карманы и

входил  развязной  походкой в "кабинет  председателя  колхоза". Лицо  у него

делалось на редкость тупое.

     -- "Нам, то есть молодежи нашего  села, Иван Петрович, необходимо нужен

клуб... Чаво?"

     Все вокруг смеялись и смотрели на режиссера с восхище-нием. Выдает!

     А Федора  охватывала глухая злоба и отчаяние. То, что  делал  режиссер,

было, конечно,  смешно,  но  совсем  неверно.  Федор  не умел  только  этого

сказать.

     А режиссер, очень довольный произведенным эффектом, но всячески скрывая

это, говорил деловым тоном:

     -- Вот так  примерно, старик. Можешь  делать по-своему. Копировать меня

не надо. Но мне важен общий рисунок. Понимаешь?

     Режиссер хотел на этом  смотре  широко доказать,  на что он способен. В

своем районе его считали очень талантливым.

     Федору же за все его  режиссерские дешевые выходки хо-телось дать ему в

лоб,  вообще выкинуть его отсюда. Он играл все равно  по-своему. Раза два он

перехватил взгляд  режиссе-ра,  когда  тот  смотрел  на  других  участников,

обращая их вни-мание на игру Федора: он  с  наигранным страданием закаты-вал

глаза и разводил руками, как бы желал сказать: "Ну, тут даже я бессилен".

     Федор скрипел зубами, и терпел, и говорил "чаво?", но никто не смеялся.

     В   этой  пьесе  по  ходу  действия  Федор  должен  был   прихо-дить  к

председателю колхоза, махровому бюрократу и воло-китчику, и требовать, чтобы

тот  начал  строительство клуба  в деревне. Пьесу  написал местный  автор и,

используя свое "знание жизни", сверх  всякой меры нашпиговал  ее  "народ-ной

речью": "чаво", "туды", "сюды" так и сыпались из уст  действующих лиц.  Роль

Федора  сводилась,  в  сущности,  к  по-ложению  жалкого просителя,  который

говорил бесцветным, вялым языком и уходил ни с чем. Федор презирал человека,

которого играл.

     Наступил страшный день смотра.

     В клубе было битком набито. В переднем ряду сидела мандатная комиссия.

     Режиссер в репетиционной комнате умолял актеров:

     --  Голубчики,  только не волнуйтесь! Все будет хорошо...  Вот увидите:

все будет отлично.

     Федор сидел в сторонке, в углу, курил.

     Перед самым началом режиссер подлетел к нему.

     --  Забудем  все наши  споры...  Умоляю:  погромче.  Больше  ничего  не

требуется...

     --  Пошел ты!.. -- холодно вскипел Федор. Он уже не мог больше выносить

этой бессовестной пустоты и фальши в че-ловеке. Она бесила его.

     Режиссер испуганно посмотрел на него и отбежал к дру-гим.

     -- ... Я уже не могу... -- услышал Федор его слова.

     Всякий  раз,  выходя на  сцену, Федор  чувствовал себя очень плохо: как

будто проваливался в большую гулкую яму. Он слушал стук собственного сердца.

В груди становилось горячо и больно.

     И на этот раз,  ожидая за  дверью сигнала  "пошел", Федор почувствовал,

как в груди начинает горячо подмывать.

     В самый  последний момент он  увидел взволнованное лицо режиссера.  Тот

беззвучно показывал губами: "громче".  Это решило все. Федор  как-то странно

вдруг успокоился, смело и просто ступил на залитую светом сцену.

     Перед  ним сидел  лысый бюрократ-председатель.  Первые слова  Федора по

пьесе  были: "Здравствуйте, Иван Петрович.  А  я  все  насчет  клуба, ххе...

Поймите,  Иван Петрович,  моло-дежь нашего  села..."  На что  Иван Петрович,

бросая  телефон-ную трубку, кричал: "Да  не до  клуба  мне сейчас!  Посевная

срывается!"

     Федор прошел к столу председателя, сел на стул.

     -- Когда клуб будет? -- глухо спросил он.

     Суфлер в своей будке громко зашептал:

     -- "Здравствуйте, Иван  Петрович! Здравствуйте, Иван Петрович! А я  все

насчет..."

     Федор ухом не повел.

     --  Когда клуб будет,  я спрашиваю? -- повторил  он  свой вопрос, прямо

глядя в глаза партнеру; тот растерялся.

     -- Когда будет, тогда и будет, -- буркнул он. -- Не до клу-ба сейчас.

     -- Как это не до клуба?

     --  Как, как!.. Так. Чего ты?..  Явился тут --  царь Горох! -- Партнера

тоже уже понесло напропалую. -- Невелика пти-ца -- без клуба поживешь.

     Федор положил тяжелую руку на председательские бу-мажки.

     -- Будет клуб или нет?!

     -- Не ори! Я тоже орать умею.

     --  Наше  комсомольское  собрание  постановило...  Наше   комсомольское

собрание постановило... -- с отчаянием по-вторял суфлер.

     -- Вот что... -- Федор встал. -- Если вы думаете, что  мы  по  старинке

жить  будем, то вы сильно  ошибаетесь! Не вый-дет! -- Голос Федора  зазвучал

крепко  и  чисто. -- Зарубите это  себе на  носу, председатель. Сами  можете

киснуть  на  печке  с  бабой,  а нам  нужен  клуб. Мы  его  заработали.  Нам

библиоте-ка тоже нужна! Моду взяли бумажками отбояриваться... Я их видеть не

хочу, эти бумажки! И дураком жить тоже не хочу!

     Суфлер молчал и с интересом наблюдал за разворачиваю-щейся сценой.

     Режиссер корчился за кулисами.

     -- Чего ты кричишь тут? --  пытался остановить председа-тель Федора, но

остановить его было невозможно;  он  неза-метно для себя перешел на  "ты"  с

председателем.

     -- Сидишь тут, как... ворона, глазами хлопаешь. Давно бы уже все  было,

если бы  не такие  вот...  Сундук старорежим-ный!  Пуп земли... Ты ноль  без

палочки -- один-то,  вот кто. А ломаешься, как  дешевый пряник. Душу из тебя

вытрясу, если клуб не построишь! -- Федор  ходил  по  кабинету  -- силь-ный,

собранный, резкий. Глаза его сверкали гневом. Он был прекрасен.

     В зале стояла тишина.

     -- Запомни мое слово: не начнешь строить клуб, поеду в район, в край...

к черту на рога, но я тебя допеку. Ты у меня худой будешь...

     -- Выйди отсюда моментально! -- взорвался председа-тель.

     -- Будет клуб или нет?

     Председатель мучительно соображал,  как быть. Он пони-мал, что Федор не

выйдет отсюда, пока не добьется своего.

     -- Я подумаю.

     -- Завтра подумаешь. Будет клуб?

     -- Ладно.

     -- Что ладно?

     --  Будет  вам  клуб. Что  ты делаешь  вообще-то?.. --  Пред-седатель с

тоской огляделся  -- искал  режиссера, хотел что-нибудь понять  во всей этой

тяжелой истории.

     В зале засмеялись.

     --  Вот это  другой разговор.  Так  всегда  и отвечай. -- Федор встал и

пошел со сцены. -- До свиданья. Спасибо за клуб!

     В зале дружно захлопали.

     Федор, ни  на  кого  не  глядя,  прошел  в  актерскую  комнату  и  стал

переодеваться.

     -- Что ты натворил? -- печально спросил его режиссер.

     --  Что? Не по-твоему? Ничего...  Переживешь. Выйди от-сюда --  я штаны

переодевать буду. Я стесняюсь тебя.

     Федор переоделся и  вышел из клуба, крепко хлопнув  на прощанье дверью.

Он решил порвать с искусством.

     Через три дня сообщили результаты смотра: первое место среди участников

художественной самодеятельности двадца-ти районов края завоевал кузнец Федор

Грай.

     -- Кхм... Может, еще какой Федор Грай есть? -- усом-нился отец Федора.

     --  Нет.  Я один Федор Грай, -- тихо сказал  Федор и побаг-ровел.  -- А

может, еще есть... Не знаю.

Алексей Кунгуров Киевской Руси не было Кто выдумал татаро-монгольское иго

Люди ни во что не верят столь твердо, как в то, о чем они меньше всего знают.

Мишель Монтень

История — это не только научная дисциплина, но и оружие.

Для всякого завоевателя первейшей задачей было установить свою церковную гегемонию над побежденными, а уж потом можно постараться вытравить всякую память о том, что завоеванный народ когда-то имел собственную государственность, своих королей и славных воинов

Трудно ли создать нацию? На бумаге — легко 

Сегодня редко вспоминают о том, что украинизация проводилась помимо Украины еще и в РСФСР (Кубань, Ставропольский край, часть Северного Кавказа, Курской и Воронежской областей). Но там она вообще никакого результата не дала. И слава Богу, иначе сегодня географической реальностью была бы украино-грузинская граница. Одновременно украинские власти выдвигали территориальные претензии к РСФСР, требуя включения в состав УССР значительной части Курской, Воронежской, Брянской областей. Главным лоббистом территориальных приращений был «гетман» советской Украины Лазарь Каганович. В 1925 г. состоялся пересмотр границ, однако аппетиты официального Харькова были удовлетворены лишь в самой малости.

... термин «Киевская Русь» появился в обиходе очень недавно — в начале XIX в. его ввел в оборот русский историк Николай Михайлович Карамзин. 

Кто выдумал татаро-монгольское иго? 

Несмотря на то, что эта версия истории признается официальной до сих пор, считать ее достоверной могут только «профессиональные» ученые. Действительно, версия о том, что высокоразвитое государство начисто разгромлено какими-то дикими степняками, не способными создать армию в соответствии с техническими и культурными достижениями того времени, выглядит бредово. 

Почему, спрашивается, монголы тотально зачистили именно Киевщину? Следует учесть, что киевская земля — это не какая-нибудь малозначимая окраина, а якобы ядро русского государства по версии того же Ключевского

Совершенно никак не объясняют историки и мотивы мифических монголов. Во имя чего они участвовали в столь грандиозных походах? 

Какова была официальная религия монголов? А выбирайте любую, какая вам нравится

Какой в империи был государственный язык? Во всех концах империи говорили на разных языках и писали по-своему: где арабской вязью, где китайскими иероглифами, а в Золотой Орде, например, пользовали русскую азбуку. Собственно монгольская письменность была впервые создана только в 1943 г. на основе кириллицы, да и литературный монгольский язык сложился на основе халхасского диалекта примерно в то же время. Древнемонгольский язык не известен даже историкам.Была ли у монголов финансовая система, без которой, как известно, не обходится ни одно государство? 

...У монгольских оккупантов с элитой была напряженка. Завоевали Русь и оставили править ею династию Рюриковичей. Сами же, дескать, ушли в степь.

Словообразование «монголо-татарское иго» употребил первым в 1817 году немецкий историк Герман Крузе[40], книга которого в середине XIX века была переведена на русский и издана в Петербурге. В 1860-х годах глава русской духовной миссии в Китае архимандрит Палладий приобрел рукопись «Сокровенного сказания монголов», сделав ее достоянием научной общественности. Никого не смутило, что «Сказание» написано по-китайски. Это даже очень удобно, ибо любые несоответствия позволяет объяснить ошибочным транскрибированием с монгольского на китайский. Мол, Юань — это китайская транскрипция династии Чингизидов. А Шуцу — это хан Хубилай. При таком «творческом» подходе, как нетрудно догадаться, любую китайскую легенду можно объявить хоть историей великих монголов, хоть хроникой крестовых походов.

Начало же легенде о Киевской Руси было положено изданным в 1674 г. «Синопсисом»[41] — первой известной нам учебной книгой по русской истории

 Так вот, именно «Синопсис» начинает активно популяризировать легенду о Киевской Руси, татарском нашествии и борьбе с Польшей.

Остается лишь констатировать — пользуемую поныне редакцию русской истории составили исключительно иностранные авторы, по преимуществу немцы. Труды русских историков, пытавшихся им противостоять, были уничтожены, а под их именами выпущены фальсификаты. 

... основоположник исторической школы в фольклористике Всеволод Миллер[43] сообщает очень любопытную информацию: «…лишь немногие былинные сюжеты с именем Ильи Муромца известны за пределами губерний Олонецкой, Архангельской и Сибири. 

Сергей Соленый  Встань, Святогор! 

Ой, да о чём медный колокол жалобно плачет?

Ой, да о чём он тревожно призывно звонит?

Как по земле всё круша всадник огненный скачет,

Мир черным пламенем адским горит.

Пламенем адским горит.

Колокол древний сзывает народ не к обедни,

Душу рвёт колокол, стонет, зовёт и гудит.

 Воины Света и Тьмы встали в битве последней,

Вот он вопрос - кто кого победит.

Кто кого победит.

         Встань Святогор, из могилы продавней,

       Землю родную в ладонях своих удержи,

       Грязь отряхни с неё, пусть никогда в ней.

       Места не будет насилью и лжи!

   

      Наша Земля – это сердце Вселенной,

   Встань мой народ, в лютой битве не трусь,

       Вечно была, есть и будет нетленной

       Наша святая великая Русь!

   

Русь, Украина, Белая Русь и Россия –

Дружбы и братства земли единый оплот

Встаньте скорее с колен, на пороге мессия,

Птицы свободы взлетайте с болот.

С коварных болот.

Дух Святогора, Дух Ра – дух единого сына,

Плечи расправь, и всю тьму над Землёю развей,

Мрак отступает пред силой могучего клина,

Благославляет отец сыновей!

Всех своих сыновей!

   Встань Святогор, из могилы продавней,

   Землю родную в ладонях своих удержи,

   Грязь отряхни с неё, пусть никогда в ней.

   Места не будет насилью и лжи.

   

   Наша Земля – это сердце Вселенной,

   Встань мой народ, в лютой битве не трусь,

   Вечно была, есть и будет нетленной

   Наша святая великая Русь!

   Наша святая великая Русь!

   Наша святая великая Русь!

Калиниченко Н. Н. Открытие истины Парадоксы науки Большой взрыв

5. ПАРАДОКСЫ НАУКИ Физика Лекция 4

БОЛЬШОЙ ВЗРЫВ

Односторонность и субъективную слепоту В.И.Ленин приписывал идеалистам. Знал бы он, как всем этим страдают материалисты!

По идее, физики – это материалисты. Во всяком случае, те из физиков, которые считают себя таковыми. Но посмотрите, какую идею они выдвинули по поводу возникновения Вселенной!

Первоначально, говорят они, Вселенная была сжата чуть ли не в точку. При этом она была до ужаса примитивной: бесконечно большая плотность и такое же давление. А потом как ба–бахнуло!!!  И полетело во все стороны, и по се два дня летит, и никто не знает, сколько ещё будет лететь и что с нами дальше будет. Такая себе очень строгая научная картина мира.  

Откуда она взялась?

Из фактов и комментариев. И тех, и других – немного, и они до примитивного просты.

Факт первый. Наблюдаются красное и синее смещения в спектрах далёких звёзд и галактик.

Первый комментарий. Смещения указывают на то, что Вселенная расширяется.

Факт второй. В вакууме обнаружено слабое электромагнитное излучение, источник 

которого не обнаружен.

Второй комментарий. Обнаруженное излучение – реликтовое, т.е. остаточное, сохранившееся 

от той эпохи, когда Вселенная лишь зарождалась.

Факт третий. Расчёты говорят о том, что возраст наблюдаемой Вселенной – около двадцати 

миллиардов лет. 

Без комментариев, поскольку этот факт и есть комментарий.

Теория, обобщающая и объясняющая факты и комментарии. (А по сути это –  комментарий на 

комментарии, как и любая научная теория).  Реликтовое излучение, сохраняющееся в вакууме 

уже двадцать миллиардов лет, а также расширение Вселенной говорят о том, что двадцать 

миллиардов лет назад произошёл Большой Взрыв, отголоски которого мы и наблюдаем как в 

виде реликтового излучения, так и в виде расширения Вселенной. 

Здесь сколько комментариев, столько и ошибок. Но мы начнём с той ошибки, которую могут 

сделать только взрослые дяди–физики. Маленькие дети просто не посмеют. Во всяком случае, 

автор этих строк в детстве, начитавшись книжек о фотонах, думал: а куда же деваются 

фотоны света, когда лампочка гаснет? И можно ли их задержать в комнате, если покрыть и 

стены, и пол, и потолок зеркалами? И, почитав ещё книжки и узнав, что фотоны поглощаются 

даже зеркалом, он понял, что сохранить свет в комнате ему не удастся. А когда вырос, вдруг 

читает, что уважающие себя физики всерьёз говорят о сохранении излучения в течение 

двадцати миллиардов лет в пустоте, без каких бы то ни было зеркал. У этого “реликтового” 

излучения скорость всё та же – около трёхсот тысяч километров в секунду. С этой скоростью 

“реликтовое” излучение постоянно покидает то место, где возникает, т.е. Вселенную. 

Представляете, где находится то излучение, которое возникло в нашей Вселенной двадцать 

миллиардов лет назад?  За двадцать миллиардов световых лет отсюда. От нашей Вселенной.

Парадокс? Если бы!

Да, но как быть с наблюдаемым излучением? Источник  ведь не найден.

Найден. “Реликтовое” излучение – это свечение самого вакуума. Вакуум и есть источник 

излучения. И не только излучения. Вакуум, с латыни, – это пустота. А пустота, говорили 

древние греки, это – источник движения. И не только потому, что место не занято. Всё – из 

пустоты. И движение тоже. Правда, это означает, что всё – из ничего. Но где доказательства 

правоты физиков, утверждающих, что из ничего ничего не бывает?  Жёлудь – ничто по 

сравнению с трёхсотлетним дубом, но дуб – из него. 

А смещения?

Вакуум не просто светится, он порождает микролептоны. Имя этим частицам дали сами физики. И физики наблюдают появление и исчезновение микролептонов в вакууме. Им осталось лишь сообразить, что не все лептоны исчезают. Из двадцати миллиардов один, может быть, всё же остаётся. Но сколько их остаётся внутри электрона за один оборот его вокруг ядра? А 

сколько лептонов уцелевает в нейронах головного мозга физика за всю его жизнь? Не 

сосчитать. Однако то, что они всё же уцелевают, можно наблюдать на примере не только 

роста Вселенной, понимаемого пиротехническим мышлением физиков лишь как разлетание 

после взрыва, но и роста Земли. Геологи уже давно заметили, что земные материки почти 

складываются в один общий материк. Но вот совсем сложить не получалось до тех пор, пока 

кто–то из самых отчаянных не посмел увидеть в них сплошную поверхность земного шара. 

Точнее, маленького земного шарика. У нас ведь всё бывает маленьким. И особенно – Большие 

Взрывы.  Зато всё растёт, и как–то развивается. И как показывает теория Большого Взрыва, 

физика развивается так же, как и прочие уходящие науки.