Первый поцелуй с Танькой.

            Последняя тренировка по боксу в ДСО «Спартак», что на ул. Большой Морской в Севастополе, заканчивалась  поздно вечером, около  половины десятого. А уже через полчаса,  тяжелый, напоминавший громоздкий утюг,  белый пассажирский катер «Норд» медленно и мягко, дружелюбно урча, утюжил Севастопольскую бухту, плавно перемещал припозднившихся  пассажиров к светящимся разноцветными огнями портопунктам Голландия, Троицкая, ГРЭС, Инкерман. Сорокапятиминутное четырехкопеечное путешествие по пахнущей  йодом, водорослями и корабельной солярой Севастопольской (Ахтиарской) бухте доставляло неимоверное умиротворение, слипало веки, убаюкивало. Бывало, что прикимарив в кубрике, Пашка проходил весь маршрут и просыпался вновь на городском причале. Возвращение домой на  дежурном катере затягивалось тогда до двух или трех часов ночи.  Обычно же малец выходил на Малом Инкермане и чапал с бананоподобной коричневой спортивной сумкой за плечом в течение ещё 40 минут на Сахарку. Крымская большущая  Луна и  ярко мерцающие звезды в этих случаях были постоянными спутниками этого лоботряса. Грунтовая, вся в ухабах,  дорога вдоль игривой Черной речки, пылила под кедами спотыкающегося от усталости путника, а кусты ажины (ежевики), ветвистые вербы и неровные ночные тени от них нагоняли жуткие мысли и ощущения. Волосы дыбарем вставали на коротко стриженом затылке, когда ночная птица с криками  срывалась с дерева и уносилась в мрачную темень, вызывая своей стремительностью дрожь и мурашки по всему телу.

               Иногда он менял маршрут и брел по тропе  вдоль высоких серых скал, нависающих с одной стороны над старой заброшенной довоенной дорогой.  Огромные черные зева древнего Инкерманского Свято-Климентовского пещерного мужского монастыря озарялись  лунным светом, подчеркивая  неровные грани породных пустот и казались местом обитания сказочных чудовищ. Эти образы дополняли ночные посетители пещер, чьи контуры то и дело маячили в ночном небе, или на фоне серо-голубых скальных возвышений, или по краям обители. Множество летучих мышей суетливо рассекали  кривыми молниями знойный воздух, звенели отчаянно неутомимые цикады и лишь со стороны далёкой нефтебазы сторожевые псы ленивым лаем напоминали о поселке.

              Однажды, прогуляв занятия, Пашка исследовал тогда незаселенную дальнюю монашескую пещерную обитель. Тайны веков витали в этих стенах. В глухой темноте он увидел  тонкий, как школьная указка, солнечный луч, который пробился сквозь скальную трещину и упирался во что-то ярко белое, прозрачное, удивительно притягательное. Подумалось, вот оно, древнее сокровище! Рванув к драгоценности, пацан схватил её рукой и… обомлел. Оказалась использованная тетрадная страничка, изрядно помятая, аккуратно прикрывавшая сухую фигурную какашку…  Оставленную, видимо, таким же любопытным прогульщиком.

              Вот так нарабатывались навыки преодоления страхов и отвращений будущего защитника Отечества, рядового любителя истории Руси.

               И так в течение шести лет, с  двенадцати и до восемнадцати. Разумеется, пехом только с весны до глубокой крымской теплой осени. В непогоду – автобус.

             А дома всегда встречала Мама.  Мама…  Милая, любимая моя Мама…. Сколько же тебе я принес тревог, переживаний, бессонных ночей… На всю жизнь остались в памяти слова укора за выбранный вид спорта, за разбитые вдребезги губы, за полуночные явления потным, в синяках и ссадинах…  И не всегда эти травмы были получены на ринге… В давней заметке про Сясю я описывал одно событие, которых на самом деле было немало. Прости…

            Про первый поцелуй хочу поведать. Дело было так. Шел семнадцатый. Уже хотелось любви не шуточной. А  соседка Танька,  с весны до осени,  спала под навесом у себя в саду, и думать не думала о Пашкиных самых смелых намерениях – прижать её мордаху к подушке и поцеловать крепким киношным поцелуем. На цепного Барбоса, видимо, надеялась. Не защитил, скажу сразу. Задумано – сделано. С месяц готовился. Пса кормил, как на убой. И как-то, возвращаясь с тренировки, решился. Дело было около  полуночи. Подошел к забору. Отдал обсосанный леденец барбариски Полкану.  Перемахнул через забор. Кроме шума цикад и хруста сладкого леденца ничто Пашку не тревожило. Подкрался к спящей Таньке. Резко прижался губами к её теплой, пахнущей маминым молоком щеке и попытался как-то осуществить этот роковой поцелуй. И тут началось. Сначала с жутким воем вскочила с кровати совсем не Таня, а ее младшая 15-летняя сестренка. Потом откуда-то со стороны веранды раздался отчаянный визг Таньки. Зашелся в лае цепной пес. Я летел из сада напролом сквозь кусты роз как взбешенный поросенок. Уже на безопасном расстоянии услышал свирепый голос отца этих  перепуганных девченок. Домой явился оборванный, поцарапанный,  как пацан-побирушка из фильма «Республика ШКИД».

               Долго потом мне многозначительно улыбалась Танькина сестра. Да и сама Татьяна насмехалась, пока я её все-таки не зажал в этих же околозаборных розах и не зацеловал (обслюнявил) основательно, несмотря на две неожиданные пощёчины.

              Дружим,  по сей день. Но по судьбе идем раздельно.

              Вот и вся сказка юности про первый поцелуй.

А это тот самый пещерный монастырь: