хочу сюди!
 

Киев

49 років, рак, познайомиться з хлопцем у віці 42-53 років

П.Б. Шелли "Освобождённый Прометей", драма (отрывок 4)

Прометей:
Смешна мне ваша власть и тот, кто
послал сюда вас для подлейшей мести.
Испейте кубок боли.

Первая фурия:
                                      Полагаешь,
что мы по кости да по нерву рвём,
что словно пламя мы нутро палим?

Прометей:
Моя стихия - боль, твоя - свирепость;
Терзайте же меня-- мне всё равно.

Вторая фурия:
Ты думаешь, мы только посмеёмся
тебе в глаза без век?

Прометей:
                                    Я не о казни,
я вот о чём: вам больно злыми быть.
Веленье ,вызвавшее вас, жестоко,
оно ж всё низкое влечёт на свет.

Третья фурия:
Ты думал, что мы жить поочерёдно
в тебе способны, будто звери; что
пусть пылающую душу не затмим,
да прикорнём мы рядом, праздным сбродом,
что гамом огорчает самых мудрых:
мы станем страшной думой в донце мозга,
осадой сердца озадаченного, грязным
желаньем вкруг него; в вен лабиринте
отравим кровь агонией ползучей?

Прометей:
А что ещё? А всё ж, я --царь себе,
повелеваю пытками и ссорой
внутри себя, так и Юпитер вами
распоряжется в Аду, коль гиль там.

Хор фурий:
Из окраин земли, из окраин земли,
где ночь тянется в гроб, дня рождается клин,--
к нам, к нам, к нам!
Вы, что криком смеётесь, холмы теребя,
видя смерть городов; вы, без крыл, чья гульба
море го`рбит, смыкая его поверх мачт,
голод травите на обессилевших с тем,
чтобы выжили те из ума на песке,
к нам, к нам, к нам!
Прочь могилок кровь и хлад,
что погибшим только в лад;
Бросьте злобу, пусть потлеет
словно полымя да в пепле,
кровью та да вспыхнет лепо,
как вернётесь в ваши клети.
Бросьте ваш разврат в умах
юных, самоедства крах,
болям топливо оставьте.
Бросьте Ада полувзмах
маниа`ку,-- больше страсти
в ожиданьи страшных драм,--
к нам, к нам, к нам!
Мы разливом бурлим из широких
Ада врат, виснем гирями бурям на шеи,
только зря мы мятёся: уроки
не исполним без вас, о! пришелиц.

Иона:
Сестра, я слышу новый грохот крыльев.

Пантея:
Основы гор дрожат от шума, будто
трусливый воздух, тени их темнят
мне взор укрытый крыльями, что ночь.

Первая фурия:
Ваш зов был точно колесницей,
ведомой вихревой десницей,
он вырвал наз из моря крови
войны, увлёк к неясной нови.

Вторая фурия:
Прочь из городов голодных;
  
Третья фурия:
Стоны уж едва слышны;
кровь? напились мы, тошнит.

Четвертая фурия:
Сколько дел царям доходных:
кровью полные мошны!

Пятая фурия:
Добела где жарит печка,
мы оттуда...

Одна из фурий:
                             Хватит речи,
знаю всё, что ты промолвишь--
только ковы рассупонишь
Непокорному, что собран;
Он покуда силы Ада отбивает в обороне.

Фурия:
Порви его покров!

Другая фурия:
                           Готово.  

 

Хор:
Бледная звезда рассвета
светит горю, ро`дит беды!
Что, ты слабеешь могучий Титан? Нам же смешон ты, унижен, негоден.
Что, ещё хвалишь то знание чистое, что пробудил ты в народе?
С мудростью жажда близка, а она порождает
пагубу водную, жажду презлой лихорадки,
также-- надежды, любви, колебаний, желаний,
что навсегда умудрённых собой поглощают.
Некто шел себе беспечно улыбаясь
по земле цветущей край от края;
словно быстрая отрава, речь пережила бояна,
иссушая правду, мир и состраданье.
Глянь, вдали сколь видит око
миллионных градов столько,
небо ясное коптят.
Слышишь вопли: что хотят?
Ах, отчаялись. Тот милый
призрак благородства
стонет по добру, что сплыло;
глянь: огня короста
остывает в углях пыла.
Все, кто выжил, вкруг пожарищ осязают только дно.
Слава! Слава! Слава!
На тебе -- столетий иго, но всяк помнит лишь одно,
а грядущее темно,
настоящее -- подушка из колючек голове твоей без снов.

Первый полухор:
Капли кровавой агонии --градом
с белого лба его; дро`жи отрада.
Дайте ему передышки, так надо.
Гляньте, народ, первозмогший позоры,
днём восстаёт из ночного разора;
Правде тотчас, не таясь, присягает,
Волей ведо`м, только им и внимая;
вот легионы тех братьев содружных,
названых деток Любви...

Второй полухор:
                                      Воля кру`жит!
Видите: брат убиваемый братом--
смерти, греха горемычная жатва;
кровь что вино молодое богато
бродит; метелит Отчаянье млатом
мир неспокойный, что буйных рабам
вместе с тиранами равен гробам.
(Все Фурии пропадают, кроме одной.)

Иона:
Чу, сестро! снова слышен тихий стон,
что непокорно рвётся вон из сердца
Титана доброго: так ураган
издалека пугает рёвом моря
пещерных тварей. Ты готова видеть,
как брата мучают его враги?

Антея:
Увы! Видала дважды я, довольно.

Иона:
Что ж видела?

Пантея:
                          Ужасное! Прибитый
к кресту млад муж, чей взгляд сосредоточен.

Иона:
Ещё что?

Пантея:
                А вокруг -- лишь небо; земли--
внизу, населены смертями густо,
ужасно всё, сработано руками
людскими, нечто выглядит как будто
работой человеческих сердец,
ведь смертные помалу гибнут
от взглядов и усмешек; а иные
созданья, те живут и странствуют,
мерзавцы, слова не достойны даже.
Не станем искушать сильнейший страх
своими взглядами: тех стонов вдосталь.

Фурия:
Усвой урок: людской заступник тот,
кто злом сугубым мучим, и цепями,
презреньем также, он лишь громоздит
тысячекратные страданья на себя,
на подопечных -- также.

Прометей:
                                           Убери
из взора своего пылающего злобу;
сомкни поблёкшие уста; да кровь уйми
с израненного терниями лба,
она с твоими смешана слезами!
Пусть, пусть глаза казнимые глядят
спокойно в смерть, да не тряси уныло
распятье это, да персты твои
не теребят запёкшуюся кровь.
О, жуткая! чьё имя не скажу,
оно проклятьем стало. Вижу, вижу,
как мудрых, добрых, справедливых,
возвышенных твои рабы клеймят:
иные изгнаны нечистой ложью
из собственных твердынь сердечных,
что смолоду обжи`ты ими, позже
оплаканы вотще; так олени`цу
прочь гонит стая барсов; в клетях гиблых
иные скованы цепями; те же...
то ль слышен мне удалый хохот толп?...
над медленным огнём висят на дыбах;
и мощные империи сплывают
у стоп моих, смываемые морем
под корни, острова, чьи сыновья
суть втоптаны в общественную кровь
багровым пламенем усадеб отчих.

Фурия:
Ты видишь кровь, огонь; ты слышишь стоны;
но худшего не слышно, не видать.

Прометей:
Что худшее?

Фурия:
                     Во всех людских сердцах
переживают страхи ворона,
который их терзал; страх самый высший--
в презреньи к выстраданной правде:
так лицемерие с привычкой клонят
умы невольные к изношенным богам.
Убогие добра желать не смеют
людскому роду, и при том не знают,
чего не смеют. Силы бы добру,
опричь бесплодных слёз. Способен
могучий коллектив богов желать
лишь худшего для "этих".  Мудрость ищет
любви, а те, кто любят, ищут знаний;
всё лучшее замешано для хворей.

Суть много сильных и богатых, что
могли б и правду чтить, да прижили`сь
среди страдальцев-братье, и что толку:
не знают, что творят.

Прометей:
                                     Твои слова
что облако крылатых змей, и всё ж,
мне жаль тех, кто не мучим ими.

Фурия:
                                                            Ты их
жалеешь? Всё, теперь молчу.
(Пропадает.)

Прометей:
                                                     О, горе!
Увы мне! Горе! Муки навсегда!
Исплаканные очи затворяю--
и всё яснее разум, светел болью,
твои деянья зрит, хитрец-тиран!
В могиле мир (the peace). Таит могила всё
прекрасное и доброе. Я ж-- Бог,
и не могу разрыть её, а также
не смею попытаться, ибо,
на месть ужасную не глядя, это
моё лишь пораженье, не твоя
победа, царь свирепый. Те виденья,
насмешливо которыми терзаешь
томленьем новым душу ты мою,
действительны до часа избавленья.

перевод с английского Терджимана Кырымлы heart rose
оригинальный текст драмы см. по сылке: 
http://www.bartleby.com/139/shel116.html
перевод К.Бальмонта см. по ссылке: http://az.lib.ru/b/balxmont_k_d/text_0380.shtml

1

Коментарі