Священники большого города. Отец Алексий Гостев

Почему осложнились отношения интеллигенции и церкви. О чем нужно помнить христианину, если его смущают высказывания некоторых иерархов. Почему реабилитация нужна не только наркоманам, но и их родственникам

Александр Борзенко

Возраст: 45 лет.
Образование: русское отделение филологического факультета МГУ.
Работа: настоятель храма Святителя Николая села Аксиньино Одинцовского района Московской области.

Про свой путь в церковь

Систематически ходить в храм я начал в 1980-х годах. Я тогда занимался с репетиторами, ездил на какие-то курсы в университет, и мой маршрут пролегал через станцию «Кропоткинская». Там находится замечательный храм Ильи Обыденного, один из лучших московских приходов того времени. В нем служили прекрасные священники, регулярно звучали проповеди, что, надо сказать, тогда было редкостью — во многих московских храмах проповедовали только по большим праздникам. А в Обыденском и проповеди были, и прекрасный хор, и сама атмосфера была удивительно одухотворенная и интеллигентная. Позже я узнал из литературы, что в этой церкви служил свои первые после рукоположения литургии отец Сергий Булгаков. В двадцатые годы философ Лосев здесь звонил в колокола. Я очень благодарен Богу за то, что оказался, скажем так, в духовном поле этого храма.

После школы я поступил на русское отделение филологического факультета МГУ. Постепенно оформлялось мое желание посвятить жизнь церкви. Занимался я изучением Достоевского, что немало способствовало обращению к богословским проблемам. После защиты диплома возник вопрос: идти в аспирантуру или в семинарию. На пятом курсе я пришел в церковь Троицы в Хорошеве — это уже было в перестройку. Читал, помогал в алтаре — и так провел полный церковный год. После этого хотел просить у духовника благословение для поступления в семинарию.

В этот момент храмы в массовом порядке стали отдавать церкви, и стало очевидно, что если РПЦ не начнет присылать туда священников, то эти храмы могут оказаться в руках у сектантов или будут использоваться не по назначению. Тогда стали рукополагать не только тех, кто закончил семинарию, но всех, кто был более или менее готов и имел рекомендацию духовника. Так и получилось, что вместо поступления в духовную школу я сразу стал священником. Мне было тогда 23 года.

Про служение в разрушенном храме

Я часто вспоминаю, как мы с моим товарищем впервые приехали в Аксиньино. На месте храма были руины, помещение занимал совхозный склад, где хранилось сено, а вокруг была такая буйная растительность, что поначалу у меня сложилось ощущение, что мы просто-напросто ошиблись адресом и прибыли не в то село.

В течение месяца я служил молебны и панихиды, а потом выдали антиминс, и я стал совершать литургию — в условиях, близких к походным. За год до этого остов шатра колокольни снес ураган, и он упал прямо на крышу храма. И сперва пришлось заниматься восстановлением кровли, потому что иначе дожди и снег привели бы к тому, что обрушился бы свод. Так понемногу началась реставрация, одновременно проводились богослужения, и жизнь прихода стала постепенно возрождаться.

Первые годы мы с женой снимали жилье у прихожан на Николиной Горе. Это был старинный дом, который, к слову, был построен композитором Мясковским. Представлял он из себя сруб на лесном участке, вода была в пятидесяти метрах в одну сторону, туалет — в пятидесяти метрах в другую. Словом, жизнь в таких условиях сложно было назвать комфортной, но я помню ощущение счастья, когда мы проснулись после первой ночи в этом доме: небо, сосны, выпал первый снег.

Так мы жили два года, потом перебрались в помещение бывшей крестильни при храме. В советские годы этот дом занимал сельсовет. В данном случае проявилась паразитарная сущность советской власти: за семьдесят лет в селе ничего не построили, и даже для сельсовета использовали церковную крестильню! А дом священника был преобразован в клуб, который тогда, в начале 90-х, работал, что называется, на износ. Так что когда нам этот клуб передали, дом фактически уже не подлежал восстановлению. Лишь через десять лет удалось построить на этом месте дом причта. К слову о церковном доме. Изначально он принадлежал протоиерею Георгию Колоколову, бывшему настоятелем храма до начала тридцатых годов. Это был выдающийся пастырь, законоучитель ряда учебных заведений округи, член краеведческого общества. В 1931 году его отправили строить Беломорканал, а после краткого освобождения вновь арестовали, обвинив в контрреволюционной пропаганде, и расстреляли на полигоне в Бутове. На Архиерейском соборе 2000 года протоиерей Георгий Колоколов был причислен к лику новомучеников российских.

Церковь и интеллигенция

Интеллигенция в некотором смысле уникальное русское явление. В европейских языках отсутствует само понятие интеллигенция. Она возникла именно в России в конце девятнадцатого века как слой людей из самых разных сфер жизни, живущих идеями, культурных и творческих, иногда оторванных от действительности и слабо связанных с жизнью других классов общества. Формирование этого слоя, как правило, происходило под знаком либерализма и свободомыслия. С духовенством у интеллигенции до определенного времени было мало точек пересечения. Ситуация меняется на рубеже столетий, когда лучшие представители интеллигенции разочаровываются в революционной идеологии и обращаются к религиозным ценностям. Некоторые из них становятся священниками, как, например, Павел Флоренский и Сергей Булгаков. Этот процесс был отчасти запечатлен в сборнике «Вехи», столь раздражавшем, и не случайно, в свое время Ленина.

В советские годы появляется так называемая советская интеллигенция, но также сохранялись традиции интеллигенции подлинной, и, как правило, это были глубоко верующие люди: Сергей Фудель, Алексей Лосев, Сергей Аверинцев и многие-многие другие. Под гнетом советских гонений и общей культурной и духовной дегенерации лучшие представители интеллигенции и духовенства солидаризировались и сплотились. В целом, к сожалению, как духовный уровень интеллигенции, так и уровень интеллигентности духовенства в этот период существенно понизился. И нельзя сказать, что после перестройки эта ситуация изменилась кардинально.

Новое время принесло новые проблемы и новую поляризацию. В начале 90-х наметилась тенденция к сближению всех сравнительно здоровых сил общества и возникли надежды на духовное, культурное и социальное возрождение, особую роль в котором должна была играть Русская церковь. В действительности все оказалось сложнее и печальнее. Романтизм иссяк. Огромный кредит доверия, которым пользовалась в обществе церковь, постепенно уменьшается. Увы, нам не удалось встать во главе нравственного и социального возрождения, которое остается величиной скорее искомой, чем данной и даже заданной. И духовенство оказалось в этой ситуации не впереди общества, но внутри его, разделяя его проблемы и весь извилистый путь последних десятилетий. Интеллигенция и духовенство сегодня вновь входят в фазу отчуждения, как это было до революции и в целом продолжалось в советский период. История показывает нам, что это не идет во благо ни обществу, ни церкви. Необходим диалог. Гордыня, сознание исключительности и нетерпимость не украшают ни представителей интеллигенции, ни представителей духовенства. Диалог неизбежно предполагает доброжелательность, открытость, готовность слушать и понимать. К этому должны мы стремиться — как в общем, так и на уровне личных контактов и взаимодействия.

Страницы: 1 2