хочу сюди!
 

Кристина

34 роки, діва, познайомиться з хлопцем у віці 30-40 років

Невинные жертвы проигранной войны. Часть 2

Продолжение. Начало Здесь

Галина  Пырх

В Новосибирской области продолжается суд над бабушкой-опекуном внучек-сирот …

  А теперь перейдем собственно к самому рассказу о том, что стоит за «частным» случаем изъятия у бабушки из далекой сибирской деревни двух внучек, и почему решение суда по делу Елены Борисевич настолько важно для всех российских  родителей и опекунов.

«Мама-бабушка»

Выносить семейные секреты на обсуждение широкой публики — дело не похвальное. Поэтому я не стану посвящать читателей во все хитросплетения взаимоотношений покойной дочери Елены Викторовны с ее гражданским мужем, таджиком по национальности. Суть не в этом, а в том, что после смерти при родах жены он отбыл в неизвестном направлении, и, до недавнего времени, его теща понятия не имела, где искать следы зятя. Трехлетняя Фатима и новорожденная Ульяна оказались на попечении 49-летней Елены Борисевич, и с тех пор она заменила им мать. Так они ее до сих пор и называют.

Ульяна появилась на свет значительно раньше срока, с «букетом» заболеваний, которые могли бы серьезно сказаться на ее физическом и умственном развитии, но не сказались — благодаря добрым рукам и мудрости мамы-бабушки, которая полностью посвятила себя детям.

Елена Викторовна — невысокая, крепко сбитая, с простым русским лицом, не блещет образованностью и интеллектом. Это обычная деревенская баба, «ломовая лошадка», которую жизнь никогда не баловала, но, тем не менее, не озлобила, не заставила сломаться и опустить руки. Сдержанная, молчаливая, даже сейчас, высиживая долгие часы на судебных заседаниях, временами больше напоминающих аутодафе, она ничем не выказывает свою боль и тоску по родным кровинушкам, которые с конца августа находятся в бердском Центре социальной помощи семье и детям, то бишь приюте, «Юнона».

Его директор Татьяна Качан рассказывала на суде, что все воспитатели восхищаются выдержкой этой простой женщины. Фатима и Ульяна, по словам Татьяны Алексеевны, живут только ожиданием встречи со своей «мамой». При виде нее девчушки кидаются к ней и засыпают бесхитростными вопросами о том, когда же, наконец, они вернутся домой, и в этот миг трудно удержаться от слез, не прижать их к груди, не заголосить: «Ой вы бедные мои сиротинушки! Да как же теперь вы жить будете, у чужих людей!» — ведь одним бесстрастным росчерком пера главы Искитимского района Елена Викторовна  отстранена от обязанностей опекуна, и, собственно говоря, только до тех пор, пока длится суд, она имеет еще право видеть своих внучек. Но — ни одного горького слова обиды, ничего, что могло бы смутить их души, ранить неокрепшую детскую психику. Ровным, спокойным тоном она объясняет девочкам, что пока они поживут («погостят») здесь, а потом она их заберет.

Фатима должна была 1-го сентября пойти в первый класс  деревенской школы, куда бабушка ее несколько лет водила на подготовительные занятия. Волею сотрудников опеки она пошла в школу в Бердске, в ту самую, куда ходят все «приютские». И «мама Лена», не жалуясь на судьбу, не ропща, несмотря на то, что к школе все было давно готово, купила для нее необходимые по новой программе учебники, тетради,  цветные карандаши. Сейчас ей это ставят в вину, мол, зря потратила деньги, надо было настоять, потребовать, чтобы, если уж отняли сирот, то и обеспечили всем необходимым, как «государственных» детей. Но она не пошла, не потребовала, не настояла. Потому что не умеет ждать чего-то от других. Потому что привыкла надеяться лишь на себя.

Материнское судилище

Читать о судебных процессах по поводу незаконного изъятия детей у родителей и опекунов, ничем не провинившихся перед ними, не нарушивших их, так «тщательно»  оберегаемые органами опеки, права  — тяжело. Присутствовать на них — тяжело вдвойне.

Первое заседание длилось с 9 утра до половины шестого, второе — до часу дня, и все это время меня — да и не только меня одну — не покидало ощущение полной абсурдности и невозможности происходящего. Вот сидят одиннадцать матерей, думала я, и смотрят, как на их глазах распинают мать, бабушку, отдавшую детям 4 года жизни, и сами участвуют в этом аморальном действе. Ее подробно пытают, что она готовила им на завтраки, обеды, ужины, какие читала книги, в какие  играла с ними игры, и во всем этом сквозит желание поймать на лжи, уличить в том, что ее любовь была — ненастоящая, ее доброта — поддельная, ее забота — лишь напоказ. Самопожертвование еще не старой женщины, отдавшей себя внучкам, в полном смысле слова поставившей на ноги Ульяну, родившуюся с дисплазией тазобедренных суставов, взвешивается на весах слепой Фемиды, и на вторую чашу кладется... частота мытья посуды и подметания пола. Ставится в укор отсутствие в холодильнике «химических» соков и йогуртов — и не берется в расчет запас трехлитровых банок с компотом из собственных яблок, почти ежедневная покупка парного молока от соседской коровы. Делается акцент на не вовремя пройденных медицинских обследованиях — и совершенно игнорируется тот факт, что не так-то просто пройти их даже живя в городе, а уж приехать из далекой деревни одной, с двумя маленькими  детьми на руках — проблема еще та.

Но угнетает даже не это нарочитое невнимание к существующим жизненным реалиям, хорошо известным каждой из присутствующих здесь матери или бабушке. Страшно другое: по словам Татьяны Алексеевны Качан, практикующего психолога, любое изменение в судьбе малышек самым катастрофическим образом скажется на их психике: не «может быть», а фактически 100-процентно, учитывая их анамнез, стресс, пережитый Фатимой и Ульяной в случае передачи их в другие семьи (с большой долей вероятности сестер разлучат) или детдом приведет к тому, что они НАВСЕГДА останутся психически неполноценными.

Этот приговор девочкам прозвучал в самом начале первого дня заседания, и, если бы представители органов опеки Искитимского района ДЕЙСТВИТЕЛЬНО были озабочены охраной прав  детей, на этом бы все и закончилось. Потому что, по нормальной, человеческой, материнской логике, судьба ребенка, его жизнь и здоровье должны быть неизмеримо выше чиновничьих амбиций, задетых иском Елены Викторовны Борисевич о незаконности отмены ее опекунства и изъятия внучек. Но сердце чужих матерей не сжалось болезненно, не забилось учащенно от тревоги. Они остались невозмутимы — как та женщина в притче Соломона, которая была готова даже на смерть младенца ради того, чтобы доказать свою правоту.

Природа против прав

Почему так происходит? Почему те, кто поставлен государством «опекать» и «попечительствовать», лишь надзирают и карают? Почему из наших двойственных законов, которые сегодня «вертят» по своему разумению все, кому не лень, зачастую выбирают только то, что работает не во благо детей, а против них? Почему повязка Фемиды сбилась сегодня настолько, что закрывает ей уже не только глаза, но и уши, не пропуская ни звука из слов в защиту нормальных, любящих родителей и опекунов?

После перечисленных риторических вопросов я могла бы затем присоединить свой голос к хору родителей-общественных деятелей, обвиняющих нашу власть, создавшую «фашистскую» систему не социальной защиты, а «социального наказания».  Могла бы, но не стану этого делать. Не потому, что люблю сегодняшнюю российскую власть и полностью ее поддерживаю. А потому, что проблема не только в ней. Также потому, что в «деле морозовской бабушки-опекуна» участвуют не две стороны — истица (Елена Викторовна Борисевич) и ответчики (сотрудницы Искитимского районного отдела опеки и попечительства во главе со своим начальником Натальей Пшеничниковой), а три — министерство социального развития Новосибирской области в лице его представителей: начальника Правового управления Елены Анатольевны Бабушкиной и начальника Управления опеки и попечительства, защиты прав детей Ольги Аркадьевны Квятковской, выступающих в защиту Елены Борисевич. Это было принципиальное решение министра социального развития НСО С.И.Пыхтина — защищать третьей стороной семью. (Кстати, интересен тот факт, что Н.В. Аникеева — уполномоченный по правам ребенка в области — никак не реагирует на эту ситуацию.)

И вот это и придает уникальность процессу, а также добавляет необходимые объем и цвет в двухмерную черно-белую картину «Современные Общество и Власть».

Деревенские жители в массе своей консервативны и не склонны к скоропалительным суждениям в вопросах «политической моды». Расшевелить их, заставить думать «креативно» — почти непосильная задача. Именно на таких сельских «тугодумах» и держится фундамент российского менталитета, еще не расшатанный до конца порывами европейского «ветра свободы».

Елена Борисевич — типичный представитель народной культуры семейного воспитания. Ей неведомы понятия «приоритет прав детей», «мир, пригодный для жизни детей», «территория, дружественная детям» — все эти «евроизыски», превращающие нормальное, инстинктивное родительское чувство в нечто экстравагантное, якобы не свойственное людям изначально. Для нее Фатима и Ульяна  — это частицы ее самой, то, что невозможно отрезать, не причинив боли. Ее любовь к ним незатейлива, абсолютна и естественна, как жизненная правда. 4 года тому назад для нее не стоял вопрос: «забирать или не забирать» из больницы недоношенную малютку, 900-граммовый комочек живой плоти. Не было мысли, столь свойственной сегодня стареющим городским женщинам, подошедшим к 50-летнему рубежу: «Я еще могу устроить свою жизнь, зачем мне эта обуза?» Она просто приняла на себя ответственность за сирот, потому что и не могла поступить по-другому. Потому что это — естественный, природный женский инстинкт, так и должно быть, и за это даже не стоит хвалить. Поступить иначе — вот это уже было бы отклонением от нормы — в нравственном и природном смысле.

Я смотрела на нее во время суда: она выглядела туповатой и заторможенной, до тех пор, пока речь не заходила о детях. Вот тогда она как будто расцветала, и ее слова, интонации были полны такой нежности, такой неподдельной доброты, какую сегодня редко встретишь. И становилось понятно, что для нее сейчас ничего в этом мире не существует, кроме двух маленьких девочек, ожидающих ее прихода у казенных окон детского приюта.

Ее оппонентши — словно из другого мира. Из другой культуры, другой страны. Не удивительно, что Борисевич и сотрудницы опеки не могли друг друга понять — ценности и приоритеты у них разные.

Страницы: 1 2 3

2

Коментарі