о дружбе(c)

Дружба — это видение себя глазами другого, но пред ли­цом третьего, и именно Третьего. Я, отражаясь в друге, в его Я признает свое другое Я. Тут естественно возникает образ зеркала, и он вот уже много веков стучится за порогом сознания.

Но друг — не только Я, но и другое Я, другой для Я. Одна­ко, Я — единственно, и все, что есть другое в отношении Я, то уж— и не-Я. Друг — это Я, которое не-Я: друг — contradictio, и в самом понятии о нем завита антиномия. Если тезис дружбы есть тождество и подобие, то ее антитезис — не-тождество и не-подобие.Я не могу любить то что не есть Я, ибо тогда допус­тил бы в себя нечто чуждое себе. Но, вместе с тем, любя я хочу не того, что сам я есмь: в самом деле, на что же мне то, что у меня уже есть. Эта само-противоречивость дружбы раскрыта юным Платоном в «Лизисе»; а заново ее открывает Шиллер. «Любовь, — говорит он относительно дружбы, в противо­положность приведенному выше, — любовь возникает не меж­ду двумя однозвучными душами, а между гармонически зву­чащими»; и еще: «С удовольствием, — пишет Юлий, обраща­ясь к своему другу Рафаэлю, — с удовольствием вижу я свои чувства в своем зеркале, но с пламенным наслаждением пожи­раю я твои высшие, которых мне недостает»

В любви происходить размен существ, взаимное воспол­нение, «Когда я ненавижу, — заверяет Шиллер рукою своего Юлия, — я нечто отнимаю от себя; когда я люблю, я обогаща­юсь тем, что я люблю». Любовь обогащает; Бог, — имеющий совершенную любовь, — Он — Богатый: Он богат Сыном Своим, Которого любит; Он — Полнота. Жизнь — сплошной ряд диссонансов; но чрез дружбу они разрешаются, и в дружбе общественная жизнь получает свою осмысленность и примиренность. Но, как строгий унисон не дает ничего ново­го, а тоны близкие, по не равно-высокие, сочетаются в невыно­симые для уха перебои, — так же и в дружбе: чрезмерная бли­зость в строении душ, но при отсутствии тождества, ведет к ежеминутным толчкам, к перебоям, невыносимым по своей неожиданности и непредвидимости, — раздражающим словно мигающий свет. Верность раз завязавшейся дружбе, неразрывность друж­бы, строгая, как неразрывность брака, твердость до конца, до «кровей мученических» — таков основной завет дружбы, и в соблюдении его — вся сила ее. Много соблазнов отступиться от Друга, много искушений остаться одному или завязать но­вые отношения. Но кто порвал одни, тот порвет и другие, и третьи, потому что путь подвига подменен у него стремлением к душевному комфорту; а последний не будет достигнут, не может и не должен быть достигнутым ни при какой дружбе. Напротив, каждый пройденный подвиг придает крепость друж­бе. Как при кладке стен, чем больше льют воды на кирпич, тем крепче стена, так и от слез, пролитых из-за дружбы,она делает­ся лишь прочнее. Слезы — это цемент дружбы, но не всякие, а те, которые струятся от не могущей выразить себя любви и от огорчений, причиненных другом. И, чем больше дружба,— тем больше слез, а чем больше слез, — тем больше дружбы. Слезы в дружбе — это то же, что вода при пожаре спирто­вого завода: больше льют воды — больше вздымается и пламя.