Основа текста - Кун Н.А. "Легенды и мифы Древней Греции"
Источник сюжета - Овидий, "Метаморфозы"
Когда светлый бог Аполлон, гордый своей победой над Пифоном,
стоял над сраженным его стрелами чудовищем, он увидел около себя юного
бога любви Эрота, натягивающего свой золотой лук. Смеясь, сказал ему
Аполлон:
- На что тебе, дитя, такое грозное оружие? Предоставь-ка
лучше мне посылать разящие золотые стрелы, которыми я сейчас убил
Пифона. Тебе ль равняться славой со мной, стреловержцем? Уж не хочешь ли
ты достигнуть большей славы, чем я?
Обиженный Эрот гордо ответил Аполлону:
-
Стрелы твои, Феб-Аполлон, не знают промаха, всех разят они, но моя
стрела поразит и тебя.Эрот взмахнул своими золотыми крыльями и в
мгновение ока взлетел на высокий Парнас. Там вынул он из колчана две
стрелы: одну - ранящую сердце и вызывающую любовь, ею пронзил он сердце
Аполлона, другую - убивающую любовь, пустил он в сердце нимфы Дафны,
дочери речного бога Пенея и богини земли Геи.
Встретил как-то прекрасную Дафну Аполлон и полюбил ее. Но лишь только
Дафна увидела златокудрого Аполлона, как с быстротою ветра пустилась
бежать, ведь стрела Эрота, убивающая любовь, пронзила ее сердце.
Поспешил ей вслед сребролукий бог.
- Стой, прекрасная нимфа, - взывал
он, - зачем бежишь ты от меня, словно овечка, преследуемая волком,
словно голубка, спасающаяся от орла, несешься ты! Ведь я же не враг
твой! Смотри, ты поранила ноги об острые шипы терновника. О, погоди,
остановись! Ведь я Аполлон, сын громовержца Зевса, а не простой смертный
пастух.
Но все быстрее бежит прекрасная Дафна. Как на крыльях,
мчится за ней Аполлон. Все ближе он. Вот сейчас настигнет! Дафна
чувствует его дыхание, но силы оставляют ее. Взмолилась Дафна к отцу
своему Пенею:
- Отец Пеней, помоги мне! Расступись скорее,
мать-земля, и поглоти меня! О, отнимите у меня этот образ, он причиняет
мне одно страдание!
Лишь только сказала она это, как тотчас онемели ее члены. Кора
покрыла ее нежное тело, волосы обратились в листву, а руки, поднятые к
небу, превратились в ветви. Долго стоял печальный Аполлон перед лавром
и, наконец, промолвил:
- Пусть же венок лишь из твоей зелени украшает
мою голову, пусть отныне украшаешь ты своими листьями и мою кифару, и
мой колчан. Пусть никогда не вянет, о лавр, твоя зелень Стой же вечно
зеленым!
Лавр тихо зашелестел в ответ Аполлону своими густыми ветвями и, как бы в знак согласия, склонил свою зеленую вершину.
Любитель Роберт Грейвс пишет такое:
5. Преследование Аполлоном Дафны, горной нимфы, которая была дочерью
царя реки Пенея и жрицей матери-земли, вероятно, соотносится с
завоеванием эллинами Темпейской долины, где богине Дафойне (Daphne —
лавр) служили оргиастические, жующие лавр менады (см. 46.2 и 51.2).
После искоренения этого культа — по свидетельству Плутарха, жрицы бежали
на остров Крит, где богиней луны была Пасифая (см. 88. e ), —
лавр переходит к Аполлону, и с тех пор его имеет право жевать только
пифия. Как и в Фигалии, в Темпейской долине Дафойна, вероятно, имела
голову кобылы (см. 16.5); Левкипп («белая лошадь») был царем-жрецом
местного культа лошади, которого ежегодно разрывали на куски разъяренные
женщины, устраивавшие очистительные купания после убийства, а не перед
ним (см. 22.1 и 150. 1).А вот юнгист Джозеф К
эмпбелл
таинственный голос слышен в зове греческого бога Аполлонна,
обращенном к убегающей от него девушке Дафне, дочери речного бога Пенея,
за которой он бежит по полю. «Нимфа, молю, Пенеида, постой, — кричит ей
вслед бог, как в сказке юный король лягушек взывает к принцессе. — Не
враг за тобою. Беги, умоляю, тише, свой бег задержи, и тише преследовать
буду! Все ж полюбилась кому ты, спроси».
«Больше хотел он сказать, — гласит далее легенда, — но полная
страха, Пенейя мчится бегом от него и его неоконченной речи. Снова была
хороша! Обнажил ее прелести ветер, сзади одежды ее дуновением встречным
трепались. Воздух игривый назад, разметав, откидывал кудри. Бег удвоял
красоту. И юноше — богу несносно нежные речи терять: любовью движим
самою, шагу прибавил и вот по пятам преследует деву. Так на пустынных
полях собака галльская зайца видит: ей ноги — залог добычи, ему ж —
спасенья. Вот уж почти нагнала, вот — вот уж надеется в зубы взять и в
заячий след впилась протянутой мордой. Он же в сомнении сам, не схвачен
ли, но из — под самых песьих укусов бежит, от едва не коснувшейся пасти.
Так же дева и бог, — тот страстью, та страхом гонимы. Все же
преследователь, крылами любви подвигаем, в беге быстрей; отдохнуть не
хочет, он к шее беглянки чуть не приник и уже в разметанные волосы
дышит. Силы лишившись, она побледнела, ее победило быстрое бегство; и
так, посмотрев на воды Пенея, молвит: ‘Отец, помоги! Коль могущество
есть у потоков, лик мой, молю, измени, уничтожь мой погибельный образ!’
Только скончала мольбу, — цепенеют тягостно члены, нежная девичья грудь
корой окружается тонкой, волосы — в зелень листвы превращаются, руки
же — в ветви; резвая раньше нога становится медленным корнем, скрыто
листвою лицо, — красота лишь одна остается»[15].
Это действительно печальный и бесславный конец. Аполлон, солнце,
властелин времени и бог созреванья, уже больше не взывал к испуганной
нимфе, он просто назвал лавр своим любимым деревом и не без иронии
рекомендовал плести из его листьев венки для победителей. Девушка
отступила к образу своего родителя и там нашла защиту — подобно
неудачливому мужу, грезы о материнской любви которого не позволяют ему
вернуться к своей жене[16].
Литература по психоанализу изобилует примерами таких закоренелых
фиксаций. Они представляют собой неспособность отмежеваться от детского
эго, с его сферой эмоциональных отношений и идеалов. Человек
оказывается заточенным в стенах детства; отец и мать выступают стражами
порога, и робкая душа, боясь какого—нибудь наказания[17], не в силах
пройти через дверь и родиться на свет, во внешний мир.
Доктор Юнг описывает сновидение, очень близко напоминающее
картину мифа о Дафне. Это сон того же молодого человека, что увидел себя
(выше, с.66) в стране овец — то есть, в стране несамостоятельности. Его
внутренний голос говорит: «Сначала я должен удрать от Отца»; затем,
несколькими ночами позднее, «Змея описывает круг вокруг сновидца,
который стоит, вросши в землю как дерево»[18]. Это образ магического
круга, образуемого вокруг личности дьявольской силой удерживающего
родителя[19]. Так же была защищена и девственность Брюнхильды, которая
многие годы оставалась в положении дочери, охраняемая кругом огня
Всеотца Вотана. Она спала в безвременьи до прихода Зигфрида.
Маленькую Спящую Красавицу усыпила завистливая ведьма
(бессознательный образ злой матери). И заснула не только Спящая
Красавица, но и весь ее мир; однако в конце концов, «после долгих и
долгих лет» пришел принц, чтобы разбудить ее. «Король с королевой
[сознательные образы хороших родителей], которые только что вернулись
домой и входили в зал, стали засыпать, а вместе с ними и все
королевство. Спали лошади в своих стойлах, собаки во дворе, голуби на
крыше, мухи на стенах, да и огонь, который мерцал в очаге, застыл и
погрузился в сон, а жаркое перестало кипеть. И повар, который собирался
оттягать за волосы поваренка за то, что тот что — то забыл, оставил его в
покое и уснул. И ветер утих, и ни один листочек не шевелился на
деревьях. Затем вокруг замка начала расти колючая живая изгородь,
которая с каждым годом становилась все выше, пока не закрыла все
королевство. Она выросла выше замка и уже ничего нельзя было увидеть,
даже флюгер на крыше»[20].
Однажды целый персидский город «превратился в камень» — царь с
царицей, его жители и все остальное — потому что они не вняли зову
Аллаха[21]. Жена Лота превратилась в соляной столп за то, что оглянулась
назад, когда Господь велел ей покинуть свой город[22]. Есть также
сказание о Вечном Жиде, который был проклят оставаться на земле до
Страшного Суда за то, что, когда Христос проходил мимо него, неся свой
крест, этот человек, находивший среди людей, стоящих вдоль дороги,
крикнул — «Пошевеливайся!». Непризнанный, оскорбленный Спаситель
обернулся и сказал ему: «Я пойду, но ты останешься ждать до тех пор,
пока я не вернусь»[23].
Некоторые из жертв остаются заколдованными навсегда (по крайней
мере, насколько нам известно), другим суждено быть спасенными.
Брюнхильда оберегалась для настоящего героя, а маленькую Спящую
Красавицу спас принц. Молодому человеку, превратившемуся в дерево, также
впоследствии приснилась незнакомая женщина и, как таинственный
проводник в неизведанное, указала ему путь[24]. Не все из тех, кто
колеблется, потеряны. Психика имеет в запасе множество секретов. И они
не раскрываются до тех пор, пока этого не потребуют обстоятельства.
Поэтому любое затруднительное положение, — следствие упрямого отказа
зову, — может оказаться удобным случаем для чудесного откровения какого —
нибудь неожиданного принципа освобождения.
В действительности добровольная интроверсия является одним из
классических атрибутов творческого гения и может быть использована
намеренно. Она загоняет психические энергии вглубь и пробуждает
затерянный континент бессознательных детских и архетипных образов.
Результатом этого, конечно же, может быть более или менее полное
расстройство сознания (невроз, психоз — плачевная участь зачарованной
Дафны); но с другой стороны, если личность способна впитать и
интегрировать в себя эти новые силы, то появляется ощущение
самоосознания почти сверхъестественной степени и полного контроля. Это
основной принцип индийских учений йоги. По этому пути прошли также
многие творческие личности Запада[25]. Это нельзя назвать ответом на
некий особый зов. Скорее, это намеренный, категоричный отказ отзываться
на что — либо, кроме пока еще смутных требований какой — то ожидающей
внутри пустоты, и готовность ответить им глубочайшим, высочайшим и
полнейшим образом — что — то вроде общей забастовки, — неприятие ,
предлагаемых условий жизни, — в результате чего некая сила
преобразования переносит эту проблему на уровень новых измерений, где
она внезапно и окончательно разрешается.
